Отпуск на всю жизнь

– Но к этой блузке не подвесишь, слишком пышный перед.

Делаю отстраняющий жест. Не моё. На лице мачехи разочарование.

– Если тебе нравится, возьми себе, – предлагаю я. Нет, не соглашается.

Мне кажется, это жадность особого рода срабатывает. Эльвира тоже знает, что ей не нужно. Что-то подобное у неё есть. Но очень жалко бросать красивую тряпку, может, удастся навялить её падчерице? Тогда красивая тряпка не уйдёт, душа спокойна. Но все красивые шмотки не унесёшь, захлебнёшься.

– А как ты решаешь, что покупать, что нет? – успокоившись, спрашивает Эльвира.

– Очень просто. Изнутри что-то толкает и говорит, что это моё.

Переходим к чулочно-носочным. Эльвира опять что-то подсовывает.

– Возьми, красивые колготочки, твой размер.

– Можно, – такой-то ерунды много никогда не бывает, вещь почти одноразовая, как спички, – Я предпочитаю чулки вообще-то. Они практичнее. Они рвутся-то по одному, тогда берёшь из второго набора. Получается, – быстро подсчитываю в уме, перевожу в абстрактную формулу, – когда берёшь эн пар, фактически носишь два эн минус одну пару. Почти в два раза больше, понимаешь?

Моя гуманитарная мачеха растерянно хлопает ресницами. Кстати, мы почти всё время трещим на английском. Продавщицы очень забавно теряются, они не понимают, как иностранки могут так чисто по-русски говорить. Когда до них доходит, что мы – свои, не понимают, почему мы предпочитаем английский.

Выбираю умеренно телесный цвет, кое-что подсчитываю. Мне носить их, не переносить, но я ещё расту, и мне не улыбается ходить в маломерках.

– Дайте пять… нет, пять много. Три… нет, надо чётное. Дайте четыре пары. И по две пары этих и этих. И ещё этих, – не удерживаюсь, несмотря на все усилия, обогащаюсь кроме телесных, белых и чёрных ещё и жемчужным оттенком.

– Эти тоже возьми, – Эльвира запихивает в мою корзину ворох колготок. Строптиво их перебираю, почти все отбраковываю. Улыбающаяся продавщица разносит их обратно по стеллажам. Нас облизывают, мы много копаемся, но и берём много.

– Мне нужна толщина не меньше сорока единиц, – объясняю Эльвире, – От сорока до бесконечности. Для холодной погоды. В тёплую чулки буду носить. Или гольфы. О! Шорты надо купить!

Эдьвира мгновенно возбуждается, я кусаю губы. Надо же было брякнуть! Кое-как смогла уговорить всё-таки съездить домой.

– Тогда сама всё таскай! – этот аргумент действует.

Через полчаса мы дома, мы целенаправленно выбрали время, когда дороги относительно пусты. До часа пик далеко. Быстренько обедаем и бежим обратно. Приключений было ещё много, всегосразу не упомнишь. Особо смешной был момент, когда я залипла на тёмный костюмчик, жакет и юбку, к нему подошла блузка, – не та, про которую был спор, – что мы видели раньше, но пропустили. Пришлось вернуться. Чуть позже вернулись туда, где мне показывали шейный платок к той спорной блузе. За этим самым платком. Хохочу до сих пор. Врываемся, – нас, кстати, узнают, – требуем тот платок и уносимся.

Если бы не я, мы бы попали. Успели до момента, когда народ начинает валом валить с работы. Может у меня не получилось бы взять Эльвиру под уздцы, но наличка кончилась. Без четверти пять мы дома. Счастливые обе. То есть, Эльвира и Дана, я-то так, умеренно довольна. Отдыхаем и перебираем покупки до прихода папахена. Ужин Эльвира не готовит, вчера на два дня всё зарядила.

Когда папа заканчивает с ужином, я тычу пальцем в Эльвиру.

– Пап, тебе досталась мотовка. Если бы не я, она бы все твои деньги спустила.

– Ах, ты! – мачеха намахивается на меня.

– Знаю-знаю, – ухмыляюсь я, – мерзавка рыжая.

– Я ж на тебя ещё больше истратила! – продолжает бушевать Эльвира.

– На меня понятно, – нагло отвечаю я, – Мне вообще надеть нечего. А у тебя уже шкаф лопается.

И удираю. Эльвира с криками, руганью и полотенцем гоняется за мной. Сойдёт за занятия аэробикой. Папа азартно делает на нас ставки. Я выигрываю, Эльвира раньше устаёт. Чтобы спасти реноме супруги, папа хватает её в охапку, та дежурно изображает сопротивление.

Мне приходит в голову идея, тут же её выкладываю. Уверена, будет весело.

– Эльвира, мы сильно облегчили папин кошелёк…

– Дочь, мне не жалко, – возражает папахен.

– Мы просто обязаны поделиться с ним своим счастьем. Как ты на это смотришь, мамочка?

– Хорошо смотрю. А что ты предлагаешь, доченька?

– Устроим папе показ мод, похвастаемся обновками… – не успеваю закончить фразу, как Эльвира взрывается восторгом и слетает с папиных колен.

Мы исчезаем с папиных глаз в моей комнате. Не сразу. Сначала Эльвира притащила ко мне целый ворох из своей комнаты. Не удерживается от соблазна вцепиться мне в волосы и слегка оттаскать.

– Ай!

– Мне просто нужно это сделать, – почти извиняется она.

– Ты нарушаешь примерочное перемирие! – возмущаюсь я.

Устроить показ мод не так просто. Служебного персонала у нас нет, так что неизбежны паузы. На организацию уходить полчаса. Эльвира задумчиво теребит полупрозрачный пеньюар, очень легкомысленный.

– А это откуда? Совсем про него забыла.

– Только не при мне! – негодую я, – Не хватало мне тут свального греха в моём несовершеннолетнем присутствии.

Эльвира хихикает.

– Мне иногда кажется, что ты больше меня в этом деле понимаешь.

В принципе, она права, но мой опыт всё-таки не такой. Не человеческий. На заметку взять надо, где-то я себя выдаю.

– Я девственница, вообще-то, – замечаю я, – Просто современная молодёжь по-другому к этому относится.

Говорим мы опять по-английски. Как-то незаметно для самой себя я начинаю трещать на этом языке очень бойко.

– Девочки, вы там скоро?! – доносится папин голос.

– Нау! – орём одновременно.

И началось! Первой выходит Эльвира, покачивая обтянутыми парчой бёдрами. А там есть чем покачивать! Средних размеров декольте не демонстрирует откровенно бюст, но привлекает горячее внимание. Папахен издаёт стон восхищения.

– Обратите внимание, дорогие зрители, – комментирую я, высунув мордочку в дверь, – Наряд идеален для званого вечера, полуофициального приёма и хорошо сочетается с драгоценностями.

Мачеха изящно и горделиво медленно отставляет в сторону ножку, которая заманчиво выбирается из длинного разреза. Папахен в восторге. Я продолжаю комментарий: