Отпуск с прокурором
Шрифт:
Кексы получаются восхитительные, а клубничный пунш с мятой и кубиками льда здорово освежает. Мы с Катей погружаемся в воспоминания о студенческой жизни. Мне хорошо, как никогда. Невзгоды отходят на второй план, и даже прозвище, которое мне дали сослуживцы, не кажется таким обидным. В сердце закрадывается робкая мысль: может, подруга права, и мне не стоит прятаться от мира? Три года прошло. Вряд ли похитители вспомнят мое лицо.
В общежитие я возвращаюсь около десяти часов вечера в приподнятом настроении. Как же хорошо, что путёвки уплыли! Теперь я целых десять дней смогу валяться
— Ася, ты? — окликает меня комендант и для важности приспускает очки на переносицу. — Тебе тут кое-что оставили.
— Мне? — удивлённо оборачиваюсь.
— Тебе, тебе. — Она хитро улыбается и заговорщически шепчет: — Поклонник.
— Ха! — С губ срывается нервный смешок. Где я и где поклонники? О чем она, вообще?
Но Глафира Аркадьевна уверенно протягивает мне букет восхитительных белых флоксов. Я непонимающе хлопаю глазами.
— Ничего себе… Цветы?
— Угу. Искал тебя тут один симпатичный мужчина из прокуратуры. Сослуживец, что ли?
Сердце замирает, а потом обрывается и летит куда-то вниз.
— Из… прокуратуры? А имя назвал? — спрашиваю, растерянно прижимая нежный букет к груди.
— Нет. Но сказал, что ты поймешь, от кого, — многозначительно подмигивает мне она.
Я на несколько мгновений зависаю. В голове хаос, сердце колотится, как сумасшедшее. Сжав букет так, как будто у меня кто-то собирается его отнять, и тороплюсь к себе в комнату. В секции, кроме меня никого нет: жильцы двух соседних комнат уехали на лето домой. Все иногородние. Остались только самые стойкие, такие, как я.
Рассеянно сажусь на край постели и долго рассматриваю каждый лепесток, не веря, что это мне. Глаза обжигают слёзы. Я знаю, кто принес букет. В душе все бурлит, шипит, взрывается… и меня словно накрывает самая сильная магнитная буря из всех возможных. Как странно и нереально! Почему после такого долгого молчания вдруг оттепель? Ничего не пойму…
Достаю мобильник. От Ключникова пропущенные вызовы, что подтверждает мою догадку. Уже поздно, и перезвонить ему я не решаюсь: все же начальник. Поэтому просто пишу сообщение: «Спасибо за цветы».
Чувствую, как меня бросает в жар. Не знаю, что ещё написать. Перечитываю свое сообщение несколько раз, а глаза обжигают слёзы. Нет, он его не читает. Уже, наверное, поздно.
Вспоминаю, что надо идти на приём к неприятному Хвостову, и настроение стремительно падает. Все мое существо противится этому походу.
Так и не дождавшись ответа на свое сообщение, я кладу цветы на маленький комод и нахожу пыльную вазу, которая уже много лет стоит на стеллаже. Временами я подумываю ее выбросить за ненадобностью. Выхожу в холл, распахиваю дверь на общую кухню, чтобы набрать воду для цветов. Включаю кран, жду, когда наберётся вода, рассеянно поднимаю взгляд на видавшее виды зеркало и… с ужасом отшатываюсь.
«ТЫ — СЛЕДУЮЩАЯ!» — гласит крупная надпись красной губной помадой.
Из горла рвется вскрик, в глазах темнеет, я на ощупь бросаюсь вперед и натыкаюсь на соседку из секции напротив, которой, как и мне, некуда податься на лето.
Далеко не интеллектуалка тётя Люся в потертом халате, резиновых сланцах и с тюрбаном
из полотенца на голове отшатывается в сторону. У нее в руках большая кастрюля с фаршированными перцами. Крышка от кастрюли срывается и с грохотом катится по полу. Люся недовольно посматривает на меня.—Ася, что случилось? Ты мышь увидела?
— Кто-то… кто-то это написал… — всхлипываю истерично.
—Ёшкин кот! — Соседка нервно сглатывает. — Я такое в ужастиках видела. Джек-Потрошитель идет за своей жертвой. За такой надписью обычно следует убийство, — подливает масла в огонь своим зловещим предсказанием и тут же успокаивает: — Ты только не волнуйся, в кино и не такое придумают! Надо Глафиру позвать…
Водрузив кастрюлю на плиту, тётя Люся бежит в коридор.
— Глаша! — свесившись вниз, громко кричит она. — Сюда пойди, у нас тут форс-мажор!
Я не шевелюсь, просто стою и смотрю на надпись, а из горла рвутся всхлипы. Посттравматическое стрессовое расстройство дает о себе знать. Все мои боксерские навыки меркнут перед прямой угрозой от неведомого маньяка. Перед глазами мелькают воспоминания, одно за другим, снова и снова… Страшный подвал, кромешная тьма, шепот: «Ты — следующая», а потом — взрыв и обрушение. Несколько суток под завалами без малейшей надежды на спасение, и влажный нос собаки-спасателя, которая, как потом выяснилось, никак не хотела уходить. Ее упорство спасло мне жизнь.
Соседка возвращается на кухню. В руках у нее кочерга. За ее спиной — непобедимая Глафира Аркадьевна с деревянной шваброй наперевес. Вооружились тем, что нашли.
— Через турникет я пропустила только прокуратуру и электрика дядю Васю… А, нет, был ещё доставщик пиццы, странный такой. Может, полицию вызвать? — осмотрев зеркало, предлагает Глафира Аркадьевна.
Тётя Люся отчаянно кивает.
— Неплохо бы полицию.
Почему-то я не могу говорить. Хочу, и не могу. Просто стою в каком-то ступоре и хватаю ртом воздух, как рыбка, выброшенная на берег.
— Ась, у тебя мобильник звонит. — Тётя Люся многозначительно приподнимает ярко накрашенную бровь.
Вздрагиваю, выхватываю из кармана мобильник и не глядя всхлипываю в трубку:
— Да?
— Ася, привет. Это Лев… Ты… плачешь?
— Я? Нет… я…
— Это из-за букета? Я не хотел тебя расстроить, честное слово! Прости за мой порыв. Я понимаю, что слишком поздно для объяснений.
Я пытаюсь вдохнуть и не могу. Из горла рвутся сдавленные стоны, похожие на рыдания.
— Ася? — Такой близкий и в то же время далекий голос Ключникова никак не может вывести меня из ступора. Не могу говорить, и все!
Тётя Люся раздраженно выхватывает у меня телефон.
— Ее хотят убить! — нависая надо мной, орет в трубку она. — Тут такое! Как в фильмах ужасов! Приезжайте скорее, если хотите застать ее живой!
— Понял. Уже еду, — летит ответ, а следом слышатся короткие гудки.
Новый шок выводит меня из ступора. Только Ключникова в общаге не хватало посреди ночи!
—Что?! Нет! — Трясу телефон, но абонент вне зоны действия сети. — Зачем вы ему это сказали?!
Тётя Люся и Глафира переглядываются. Люся страшно округляет глаза.