ОТРАВА С ПРИВКУСОМ ДЗЕН

Это простое перемещение вызывает одышку. У меня, в высшей степени тренированного человека!.. Трогаю пульс; лучше бы этого не делал. Я пытаюсь хоть немного успокоиться. Где оно, мое собственное Равновесие, кто вернет меня в исходную точку?

– Рэм, – бесцветным голосом откликается хозяин квартиры. – Дворняжка с первого этажа, местный дурачок.

Пегий бездельник по имени Рэм, в дальних предках которого, несомненно, обнаружилась бы лайка, забрался на садовую скамейку возле нашего подъезда; задравши пасть к небу, он охаивал всякое движение в окружающем его пространстве, виляя при этом свернутым набок хвостом.

Я вспомнил классический коан, дословно звучащий так: «Имеет ли собака природу Будды?» Этот странный на первый взгляд вопрос требовал месяцев, а то и годов размышлений, чтобы в результате либо достичь желаемого просветления, либо попросту спятить. Нескончаемый собачий лай, несущийся со двора, помогал мне спятить и без всяких утомительных размышлений.

– А машина чья? – интересуюсь я, чтобы отвлечься. – Твоя?

На газоне – джип марки УАЗ. Новенький, чистенький. Классический атрибут любителей рыбачить и нанизывать пивные пробки на поликарбоновый шнур. На заднем стекле намалеван не предусмотренный правилами знак: «№1» в красном треугольнике. Знак, предупреждающий всех участников дорожного движения: мол, разуйте глаза, козлы, первый номер на трассе. Кто понимает – оценит этот вызов.

– Моя.

– Первый парень на деревне, – усмехаюсь я, – Ты пижон, Барский, и дети твои будут пижонами… были…

Смотрим на мальчишку, скорчившегося под бельевым баком. Оттуда исходят шмыганье и прерывистые всхлипывания. Он шумно дышит через нос: ему хватает воздуха, как и его подлому папаше. Один я в этом доме разучился контролировать свои вдохи и выдохи.

– Отпусти ребенка, – с отчаянием просит Щюрик. – Что он тебе сделал?

– Для него урок еще не закончен, – терпеливо объясняю я ему. – А для тебя еще не начат.

– Ты же мне пришел мстить. МНЕ. Отпусти его.

– Ничего ты не понял.

– Чего я не понял?

– Ты, в качестве виновника моей смерти, только орудие. Я не держу на тебя зла.

– Зачем тогда нас мучить? – он хрипло смеется, рискуя затянуть удавку навсегда. Неужели надеется, что я брошусь его вытаскивать? Почему-то он перестал бояться, трусоватый, суеверный Щюрик. Наверное, из-за усталости, из-за недосыпа, из-за бесконечных тягучих минут…

– Вот послушай, что пишет Во Го, – я открываю записную книжку в нужном месте. – Как раз для нашего случая…

...

«Карма есть воздаяние за реализованную причину. Мир причинно-следственных отношений устроен так, что причины всегда тоньше по сути, чем следствия. То, что находится в нашем прошлом – не причина, а всего лишь комплекс следствий. Первопричина всего находится в нашем будущем…»

Изнуренно прикрыв веки, Щюрик покорно внимает. Когда я кончаю, задыхаясь, он равнодушно спрашивает:

– И что дальше?

Я бережно прячу драгоценные записи.

– Цепи Кармы если и возможно порвать, – продолжаю втолковывать этому заблудшему, – то не местью, разумеется. Только познанием себя. Научить другого человека – значит познать себя, значит сделать очередной шаг на Пути. Цель жизни – это и есть шаги. Жизнь – это мучительная череда перерождений, Реальность за Реальностью. От звена к звену – до конца цепи. А процесс познания, Барский, увы, мучителен по определению.

– Короче, мстить ты пока не собираешься?

Ей-богу, его тупость выглядит просто вызывающей.

– У тебя что, тоже вместо ушей улитки? – говорю, уже не надеясь на понимание. – Мне нужна первопричина. Я пришел к вам за своим будущим.

– Ну ты, в белых одеждах! – язвит он. – Снизойди до нашего уровня. Что за таракан занес в твою гениальную башку, будто я тебя отравил?

Моя реакция быстра и эффективна:

– Есть другое предложение. Давай-ка ты признаешься сам – во всем и сразу.

Зеркальная гладь прошлого:

…Собираясь из дому, я зачем-то взял с собой все наличные деньги. А ведь шел я, как мне тогда казалось, всего лишь на прогулку. Вечер пятницы благополучно превратился в ночь. Странное недомогание, столь внезапно скрутившее меня, столь же внезапно отступило, и я решил подышать воздухом, чтобы закрепить эту маленькую победу собственного организма. Ни о чем страшном я тогда не думал, Господь свидетель, никаких выводов еще не сделал… И все-таки прихватил с собой все свои денежные запасы.

Покидая квартиру, я услышал, как где-то наверху хлопнула дверь. И голоса… были голоса, которые разом смолкли, едва я оказался на лестничной площадке. Я постоял несколько минут, глядя вверх и прислушиваясь. Заставив себя не валять дурака, я вышел в ночь…

Приятной прогулки не получилось. Глухая тревога ворочалась в душе, не позволяла расслабиться, поворачивала мысли в совершенно ненужные стороны. Ноги сами понесли меня к дому родителей. Что мною двигало? Нормальная потребность повидаться? Необходимость удостовериться, что с родными людьми все в порядке? Или, может, детское желание спрятаться за чьей-то спиной?

Еще издали я заметил, что возле знакомого подъезда маячат две темные фигуры. Я будто на стену наткнулся. Я понял вдруг, что это ловушка!

Меня ждали.

Самое безопасное на планете место прекратило свое существование. Возможно, меня поджидали и внутри родительской квартиры… Сзади за мной почему-то никто не следовал. Тылы я начал контролировать, едва ноги мои ступили на проспект – привычка, рефлекс. Однако вперед идти было решительно невозможно. Каждая дырка, каждая тропка в этих декорациях была за долгие годы мною освоена, и тогда я нырнул в ближайший подъезд, взлетел на бельэтаж, открыл окно во двор, спрыгнул на жестяной козырек, прикрывавший спуск в подвал, оттуда – на асфальт, – и пошел прочь отсюда, минуя арки, огибая дома, топча скверики и детские площадки, пока не почувствовал, что задыхаюсь…

Мне не хватало дыхания! Это было немыслимо. Меня, спортсмена и философа, мастера во всех возможных смыслах, умеющего контролировать свое тело и разум, остановила вульгарная одышка. Это был шок.

А потом меня начало рвать. А потом меня понесло – прямо в беседке, где я нашел временное убежище, – ураган, катастрофа, нокдаун…

«Кто они? – в панике думал я. – Что они со мной сделали? За что они меня преследуют?»

В муках вывернувшись наизнанку (раз, другой, третий), я опорожнил заодно и душу – от позорной растерянности. Похоже, за мной никто больше не гнался. Потеряли след, хищники. Преодолевая чудовищную слабость, я выбрался из пострадавшей беседки, разыскал уличный телефон и позвонил родителям. Никто не ответил! Вновь и вновь набирал я наш домашний номер – пустота, пустота, пустота… Их не могло не быть дома. Нонсенс, ошибка. Или – не ошибка?.. Ярость затуманила рассудок. Не преувеличу, если скажу, что до сих пор не испытывал я этого чувства. Ну, разве что в детстве – в позабытые, выброшенные на помойку времена. Однако слабость была сильнее ярости. Чем я смогу помочь маме, если сначала не помогу себе?

Очень кстати мимо ехала «Скорая помощь». Я проголосовал, и машина притормозила. Двух минут объяснения и пятисотенной бумажки хватило врачу, чтобы решить: «Берем». Куда везете, поинтересовался я. Куда? В дежурную больницу, в «Волошинскую»…

Очередной удар! Черт, говорю, сдается мне, эта больница пользуется дурной репутацией. Есть такие больницы, в которые лучше не ложиться, даже если выбора у вас нет. Что вы на этот счет думаете, спросил я у командира белых халатов. «Этика врача, – поморщился он, – не позволяет обсуждать с пациентами подобные вещи…» Лучше бы он помочился на меня, сортир на курьих ножках, не так противно было бы. Ох уж эта их «этика врача»! Своих близких, небось, не спровадит в гнилой барак, где заправляют грубые и ко всему безразличные мясники. А мы для таких чистюль кто? «Пациенты», никто… Может, лучше в одну из больниц скорой помощи, подаю я голос. На Костюшко, на Вавилова? Или, например, в Институт скорой помощи на Бухарестской? Да что вы так волнуетесь, зевнул врач, дезинтоксикационные мероприятия везде одинаковы… и капельницы везде одинаковы… вот что, друг, кричу я водителю, тормозни-ка ты здесь, возле Консерватории!