Отрави меня вечностью
Шрифт:
Замок встретил её тишиной, молчанием. И каким-то до боли знакомым запахом.
Нет, тут явно давно не было людей и человеческой еды — в первую ночь Герти осмотрела замок полностью с верхушек башен до подземных терм, которые местами разрушились.
«Должно быть, уровень воды не раз поднимался. И эти двое даже кое-что починили. Зачем?.. Не уж-то для меня?» — в груди защемило.
«Для меня,» — поняла она, когда вошла в одну открытую комнату, расположенную на равных расстояниях от спальни Кая и кабинета Ларса.
Внутри
Плакать без слёз было тяжело.
Герти рыдала, а тоска не проливалась слезами, оставаясь в ней огромным тяжёлым комом.
Тогда она завыла…
Эхо подхватило громкий звук и разнесло по всему замку.
Шли дни.
Она уже привыкла не надеяться. Не ждать. Не всматриваться с башен в склоны гор, покрытых плотным ковром изумрудной листвы.
Она решила остаться здесь навсегда.
Ночи она проводила в кабинете Ларса.
Эта комната была первой, в которую она вошла, оказавшись под сводами замка…
«Ничего не изменилось,» — Герти провела пальцами по переплётам, которые ещё не успели запылиться. Открыла последний журнал с экспериментами, и прочла незнакомое слово на романском.
Образец крови, налитый в пробирку с добавлением этого нового вещества, явно стоял несколько дней. И при этом лишь слегка потемнел, а по запаху и консистенции остался похожим на свежую кровь.
— У него почти получилось…
А вот спать Герти отправлялась в комнату Кая. Всегда долго ворочалась, вдыхая смесь запахов жасмина и хвойного леса, с подушек и одеял обоих вампиров.
— Такая вот я сумасшедшая… — Герти сама не помнила, когда начала разговаривать вслух.
К исходу десятого дня она вынуждена была покинуть ставшие уже родными стены, чтобы поохотиться.
Возвращаясь домой, через сад, она взглянула на вход и увидела, что дверь приоткрыта.
— А ведь я её закрывала. Точно помню. Незваные гости?..
Герти мгновенно оказалась у входа. Кто бы ни вошёл в этот дом, от него остро пахло горелым.
Сердце зашлось. И пустилось вскачь, когда она увидела в коридоре силуэт мужчины, несущего на руках другого мужчину.
Герти вскрикнула.
В следующее мгновение она обнимала спину грязного, лысого Ларса, одетого, как простолюдин. Сквозь слои сажи, земли и налипшего лесного мусора просматривалась белая кожа со следами ожогов по всему телу.
— Нет… — сердце снова обмерло от страшной догадки.
Герти бросилась вперёд и положила руку на грудь такого же лысого обожжённого Кая. Он лежал на руках Ларса с закрытыми глазами и не дышал… Ладонь дрожала на рубашке. Время медленно текло в ожидании характерного удара под грудиной.
«Слишком медленно… Ларс!»
— Ах! — Герти всхлипнула, когда почувствовала слабый парный стук, и осела на пол.
— Кровь… в подсобке.
Там ледник.Герти подняла голову на голос Ларса и встретилась с его глазами белыми-белыми. Их радужки почти сравнялись по цвету с белками…
«Он и шёл-то медленно, еле переставляя ноги».
— Я сейчас… — Герти влетела в кабинет, отперла дверь в подсобку, куда раньше не заглядывала, и не поверила глазам.
Полки и стеллажи подвинули. В углу пристроили нечто большое из кирпича с плотной дверцей. Внутри маленькой камеры ледника ровными рядками стояли стеклянные сосуды с красной свежей кровью.
Она взяла сразу два и принесла вампирам. Ларс сидел на том же месте, не в силах пошевелиться, слабыми руками он обхватывал Кая.
Герти приставила горлышко сосуда к его сухим губам. Пил он долго, еле проглатывая. Наконец, холодная красная жидкость была выпита. В радужках древнего начали проявляться и утолщаться розовые нити.
Он донёс Кая до кровати кабинета — ближайшего спального места — уложил и рухнул рядом.
Герти взяла с лабораторного стола ложку и села на край кровати. Нужно было отпаивать потерявшего много крови, обожжённого и не до конца восстановившегося Кая.
Она еле открыла его рот. Но руки тряслись, и кровь почти полностью пролилась на белую кожу, исполосованную следами ожогов. Внутрь попали сущие капли.
Герти заплакала. Без слёз. Плечи тряслись. И руки.
— Ну-ну, малышка. Всё хорошо, — тихо произнёс Ларс и сухо кашлянул. — Теперь уж точно… всё будет хорошо…
Эпилог
Герти надела самое красивое и удобное платье, из тех, что у неё были, и крутилась у огромного зеркала.
— Определённо, ампир тебе идёт, — Ларс отразился чуть выше и правее её высокой причёски и взволнованного лица.
Его руки сомкнулись на талии. Белая рубашка с жабо подчёркивала юный румянец и розовинку губ. В свете канделябров — однажды Герти снова полюбила свечи — блестели его вишнёвые глаза, такие же тёмные, как и длинные блестящие волосы.
— Спасибо, любимый, — Герти обвила его шею руками и прижалась к синему сукну простого камзола, короткого спереди и длинного сзади. — Тебе тоже идёт эта франкская мода.
Ларс провел рукой по плоскому животу Герти:
— Знаешь… всегда хотел спросить…
— Не жалею ли я, что никогда не смогу родить ребёнка?
— Угу…
— Ты сказал об этом Латгард, и она передумала становиться вампиром.
— Да. Иногда я желаю, что позволяю рыться в своей голове. Слишком много ты знаешь.
— А в чьей мне ещё рыться? — Герти хихикнула. — Кай так любит удивлять, что не хочется его расстраивать. Помнишь тот сюрприз с фокусами? Я знала наперёд все его уловки.
— Угу. Он расстроился, как мальчишка.
— А ты не жалеешь, что отговорил Латгард? У них с Эберхардом всё равно не получилось.
— Нет. Я не любил Латгард. И у них с Эббом всё получилось, кроме ребёнка.
— Знаю… А я, пока была человеком, не успела по-настоящему захотеть дитя. Это случилось потом.
— Но было уже поздно.