Отравленные клятвы

Все будет еще хуже.

Это происходит слишком быстро. Не успеваю я опомниться, как появляется очередь, чтобы попрощаться с нами, когда Николай ведет меня к двери, из ресторана, к другой ожидающей машине. На этот раз, когда его рука опускается на мое бедро, это более собственнически, чем раньше. Предвкушение. В его прикосновениях чувствуется жажда, и я вижу, как его серо-голубые глаза сияют в темноте, когда он указывает водителю дорогу.

Я действительно в ловушке.

ЛИЛЛИАНА

Комната, в которую он меня приводит, так же прекрасна, как и все остальное, великолепный номер для новобрачных. Он позволяет мне войти первой, всегда притворяясь джентльменом, а затем закрывает за нами дверь.

На балкон ведут две двойные двери, и я подхожу к ним, глядя на город за ними. Я слышу Николая позади себя, шорох, когда он снимает пиджак и ослабляет галстук, звяканье льда в стакане, когда он наливает себе выпить.

— Хочешь чего-нибудь выпить? — Его голос такой небрежный, как будто это ничего не значит. Как будто ему нравится растягивать это.

Я стискиваю зубы, с трудом сглатывая.

— Нет, — выдавливаю я. — Я в порядке. — За ужином я выпила достаточно вина, чтобы снять напряжение, все остальное только усложнит сохранение самообладания.

— Как тебе будет угодно. — Раздается звон жидкости в стакане, и я борюсь с желанием повернуться и удовлетворить свое любопытство относительно того, водка это или виски. Я узнаю достаточно скоро, когда он поцелует меня.

От этой мысли по моему позвоночнику пробегает очередная волна страшного предвкушения, и я стискиваю зубы, сдерживаясь. Я не хочу этого. Я не хочу ничего из этого. В тот момент, когда его пальцы скользнули мне под юбку, и я была скользкой от желания к нему, когда он поцеловал меня перед камином, и я захотела большего, это была не я. Это было не потому, что я хотела его. Это то, что я говорю себе. Но когда я слышу его шаги по ковру, чувствую его присутствие позади меня, учащенное биение моего сердца в груди угрожает выдать это.

Его руки ложатся на мою талию, пока что это единственная часть его тела, прикасающаяся ко мне.

— Сейчас только мы, зайчонок — бормочет он. — Я могу сделать это безболезненным для тебя, если ты мне позволишь.

Кислота срывается с моего языка, прежде чем я могу это остановить, гнев в словах направлен как на меня, так и на него.

— Я не хочу, чтобы ты был хорошим, — шиплю я, все еще отворачиваясь от него. — Я не хочу тебя. Я не хочу ничего из этого.

— Посмотрим. — Его пальцы гладят мою талию сквозь шелк, медленно и терпеливо, и мое сердце замирает.

Я надеялась, что он будет слишком ненасытен, чтобы действовать медленно, что две недели наших метаний туда-сюда, когда он ждал чего-то, чего так явно хотел, приведут к тому, что он сорвет с меня платье и изнасилует меня, как похититель в старом романе об Арлекине. Что он трахнет меня жестко и быстро, и это, вероятно, будет больно, но все закончится так же быстро. Что у него не будет времени заставить мое тело предать меня. Что он не сможет заставить меня захотеть этого из-за своей собственной жадности.

Но мне ясно, что Николай контролирует себя, возможно, ему даже нравится заставлять себя ждать еще немного. Его пальцы еще мгновение гладят мою талию, прежде чем он протягивает одну руку, легким движением пальцев отводя мои волосы с затылка.

— Теперь ты моя, зайчонок — бормочет он. — Я могу брать тебя столько раз, сколько захочу. Если тебе не понравится в первый раз, всегда есть второй или третий. У меня никогда раньше не было девственницы, но я слышал, что требуется некоторое время, чтобы привыкнуть к этому.

— Тебе придется ждать, пока ад не замерзнет, — огрызаюсь я, не отрывая взгляда от городских огней за окном. — Я уже говорила тебе. Я знаю, что ты собираешься меня трахнуть. Ты не можешь заставить меня хотеть этого.

Он хихикает, проводя кончиками пальцев по моей шее сзади. Моя кожа покрывается мурашками от его прикосновения, и он снова смеется, низко и мрачно.

— О? Разве я не могу?

— Здесь холодно.

— Конечно. — Его пальцы скользят ниже, играя с верхней пуговицей моего платья. — Чем скорее ты покончишь с этим и ляжешь в постель, тем скорее мы сможем все разогреть.

Первая кнопка расстегивается. Еще одна, и еще. Его пальцы скользят по моему позвоночнику с каждым разом, все ниже и ниже, и я чувствую, как мою кожу покалывает, а дыхание перехватывает. Я лгу, мне совсем не холодно. Моя кожа горит от жара, незнакомые ощущения покалывают мою плоть, когда она обнажается понемногу. Внезапно я очень боюсь, что проиграю битву даже раньше, чем я изначально опасалась.

Я ненавижу Николая Васильева всем своим существом. Я ненавижу. Но каким-то образом он заставляет меня так легко реагировать на него.

Когда платье расстегнуто до поясницы, он протягивает руку вверх, осторожно снимая бретельки с моих плеч, его пальцы обводят мои ключицы, верхнюю часть плеч, когда он отодвигает шелк. Драпированный вырез опускается, задевая мои напрягшиеся соски, когда оно соскальзывает, и я слышу его низкий стон удовольствия, когда платье опускается на мои бедра.

— Под ним так мало. И все для меня.

— Линии под платьем все испортили бы, — съязвила я, отчаянно желая испортить момент, не дать ему увлечь меня своим хриплым голосом, звук которого обволакивает меня и заставляет хотеть раствориться в нем.

— Это было бы позором. — Его руки проникают под шелк к моим бедрам, пальцы скользят к пояснице. Я впиваюсь зубами в нижнюю губу, достаточно сильно, чтобы почувствовать вкус крови, отказываясь делать что-либо, что могло бы заставить его подумать, что мне это нравится. Я отказываюсь ахать, отказываюсь стонать. И затем я чувствую, как его пальцы обхватывают открытые бока платья. Его губы касаются раковины моего уха, костяшки пальцев вдавливаются в кожу моих боков.

— Я все равно собирался испортить платье, зайчонок.

А затем он срывает его.

Оно легко расстегивается на спине, пуговицы разлетаются по ковру, когда остальная часть платья разваливается, падая к моим ногам. Я остаюсь стоять в одних кружевных стрингах, с моих губ невольно срывается вздох, сердце колотится в груди. Николай хватает меня за талию и поворачивает лицом к себе.

Его взгляд темный и бурный, наполненный похотью, которая пугает меня и одновременно разгорячает мою кровь. Я не хочу, чтобы это возбуждало, но в нем есть какой-то магнетизм, прекрасная жестокость, которая угрожает утащить меня вниз, как подводное течение, и я изо всех сил пытаюсь удержать голову над водой, когда он притягивает меня к себе.