Отравленные морем
Шрифт:
— Конечно! Но как? Разве есть такая возможность?
Инес снова смерила её пристальным взглядом, словно не решаясь посвятить в какую-то тайну, потом вздохнула:
— Поклянись, что никому не расскажешь!
Бьянка истово перекрестилась.
— Ладно. Тогда идём.
В городе много шептались про потайные ходы Дворца дожей. Прожив в этом замке полгода, Инес успела выведать некоторые из них. В частности, ей был знаком один тёмный закуток под самой крышей, ничем не примечательный, кроме потайного окна, выходившего в зал Сената.
***
Венетта, тюрьма Карчери
Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем тени в камере уплотнились, посерели, и в окно проник розовато-оранжевый свет зари. Пульчино никуда не делся с рассветом, он остался
«Смотри! Кто-то здорово раскурочил потолок в углу!»
«Это грифон», — ответила я равнодушно.
«Я слыхал о грифонах с Пьяцетты. Значит, один из них прилетал сюда? А чего он хотел?»
Мне было всё равно. Пульчино тем временем обследовал новоявленную дыру в потолке. Я заволновалась, как бы он не застрял там. Если вдруг появятся судейские, они, недолго думая, свернут ему шею!
«Лучше вылезай оттуда!»
Наконец, мой друг соизволил вернуться.
«Грифон это или нет, он оказал тебе неплохую услугу! Это надо же — оторвать свинцовые плиты толщиной в полдюйма! Если разобрать обломки досок и штукатурки, то ты точно сможешь пролезть!
Я скептически пожала плечами: «И что? Допустим, я выберусь на крышу, а что дальше? Предлагаешь спрыгнуть в канал и покормить собой моррен? Они будут рады!»
Это была бы скорая, хоть и мучительная смерть. Тоже вариант, если подумать.
«Никого не нужно кормить, — нетерпеливо перебил Пульчино. — Я сейчас найду Скарпу, а он добудет верёвку и лодку. Слышишь?»
Он опустился на пол прямо передо мной:
«Франческа… Я понимаю, как тебе плохо, но это реальный шанс! Горевать будешь потом, на воле!»
Ничего он не понимал. Я молча закрыла глаза. Неумеренный энтузиазм Пульчино вызывал только раздражение. Свобода, бегство… вся эта суета теперь была ни к чему!
«Мне ничего не нужно, и, пожалуйста, оставь ты Скарпу в покое! Он, бедняга, и так настрадался. На его месте я бы спряталась в самый дальний угол лагуны и даже носа не показывала в Венетту!»
Пульчино некоторое время укоризненно смотрел на меня, потом молча нахохлился и улетел, протиснувшись сквозь решётку окна. Мне стало стыдно. Он столько хлопотал ради меня, столько рисковал, появляясь в Карчери, совершенно не заботясь о собственной безопасности… Чтобы успокоить свою совесть, я взобралась на кровать и внимательнее осмотрела потолок. Скажу Пульчино, что пыталась расширить дыру, но у меня ничего не вышло. Поневоле я поразилась, какой огромный объём работы грифон проделал всего за две ночи! Нормальному узнику здесь хватило бы дел на месяц! Деревянная обрешётка была вся измочалена в хлам, куски штукатурки отваливались, хоть вынимай их руками. Чтобы не шуметь и скрыть следы преступной деятельности, я аккуратно складывала выломанные куски на свой плащ, а потом прятала их под кровать. Вскоре дыра в потолке достигла таких размеров, что, привстав повыше, я смогла бы просунуть голову на чердак. «Ну и зачем всё это?» — спросила я себя. Безнадёжность и чувство потери нахлынули с новой силой.
Может быть, над крышей повеяло ветром с лагуны, так как в лицо вдруг дохнуло морем. Я задумчиво села на постель, поджав ноги. Это уже было со мной однажды. Чувство покинутости, боль от потери — и запах моря. Давно. В детстве. В монастыре.
В первые дни на острове Мираколо я старалась вести себя тише воды, ниже травы, но иногда меня охватывала такая тоска по матери, что я убегала. Я пряталась в саду, под старым каштаном, а когда монахини привыкли находить меня там, однажды перелезла через ограду и оказалась на берегу. Тишина и одиночество окутали меня со всех сторон, словно кокон. Солнце высушивало слёзы на щеках, оставляя липкие следы. Пенные языки волн набегали на берег и с шорохом откатывались назад, грохоча галькой. Размеренное дыхание моря так завораживало, что я позабыла обо всём на свете, и чуть не подпрыгнула,
когда кто-то тронул меня за плечо. Это оказалась сестра Агата. От страха у меня язык присох к нёбу. Я ждала, что меня будут бранить или строго накажут, но пожилая женщина только понимающе улыбнулась.«Это пройдёт, — сказала она. — Представь себе волну в море. Ты можешь ощутить её силу, увидеть её синеву, когда её пронизывает солнечный свет. Она достигает берега — и разбивается, но вода никуда не исчезает. Волна — это просто способ жизни для воды на короткое время. Рано или поздно мы все вернёмся в море…»
Теперь, сидя в камере, я вспомнила эти слова, и внезапно план Пульчино предстал передо мной совсем в другом свете. Море находилось всего лишь в полулиге от меня, отделённое только стеной тюрьмы и недлинной сетью каналов! Одно небольшое усилие, чтобы выбраться на крышу, потом короткая поездка в лодке до лагуны — и я смогу стать его частью!
И тогда мы с Алессандро навсегда будем вместе…
***
Венетта, Золотой дворец
Вслед за Инес Бьянка торопливо поднималась по скудно освещённой лестнице, такой узкой, что подол её юбки иногда задевал по стене. Она понятия не имела, что в помпезном Дворце дожей имелись такие ходы, похожие на пыльную лисью нору! Инес взяла с неё обещание не рассказывать об этом, но Бьянка и без того была уверена, что в жизни не вспомнит, куда и сколько раз они сворачивали. Она надеялась, что если Инес завела их сюда, то сумеет потом и вывести отсюда!
Наконец, они остановились в полутёмном коридоре, который заканчивался запертой дверью, то есть тупиком. Свет падал в него из небольшого окна в стене. Инес, прижав палец к губам, поманила Бьянку к себе, и та осторожно заглянула в окно. Прямо перед ней предстал знакомый зал Сената, с его красочными фресками и богатыми драпировками. Окно находилось почти под потолком, так что сверху всё прекрасно было видно. На трибуне из тёмного дерева, отделанной красным бархатом, сидели судьи, главным из которых был синьор Дзени. Справа в высоком кресле под балдахином восседал дон Сакетти в драгоценной мантии, расшитой золотом и серебром, и в золотой шапке-корно. Присутствовал также граф Онейли и около двадцати сенаторов, среди которых был и Рикардо Граначчи. Бьянка подавила взволнованный вздох, увидев мужа. Он казался собранным и серьёзным, как перед дуэлью. Скамьи, предназначенные для зрителей, были пусты, так как никого из простой публики в зал не пустили.
Когда девушки добрались до окна, судейский чиновник уже зачитал обвинение, и теперь перед собранием выступал свидетель — трактирщик довольно плутоватого вида, как показалось Бьянке. Он подчеркнул, что лично изловил шпионку и доставил бы её в стражу, если бы она не сбежала.
— Вы сказали, что поймали шпионку в полдень, на рыбном рынке. А стражу позвали только на следующее утро! Почему? — спросил один въедливый сенатор с весёлыми глазами. — Целый день собирались с духом, или девчонка оказалась так хороша, что жаль было расстаться?
Послышались смешки. Рикардо тоже иронически поднял бровь.
— Я… у меня было много дел, вашмилость, — смутился трактирщик, господин Бонифачо. — Но как только смог, я сразу же…
«Свидетеля» быстро выпроводили вон. Бьянка подумала, что его показания не имели особого значения. Судя по непреклонному выражению на лице дожа, и по тому, как часто оглядывался на него синьор Дзени, участь Франчески была заранее решена.
Вдруг двери распахнулись, и в зал Сената, не обратив никакого внимания на всполошённых стражников, вошли ещё двое. Бьянка опешила, узнав Алессандро ди Горо. «О, — с интересом сказала Инес, — а я-то думала, что их плавание мне приснилось!» Алессандро был бледен и заметно похудел, но всё равно выглядел поразительно хорошо для человека, которого со всеми почестями отпели два дня назад в городском Соборе. Его сопровождал господин внушительного вида, рослый и широкоплечий, в строгом тёмно-синем дублете и с пышной рыжеватой бородой. По всему было видно, что оба только что сошли с корабля. Они были словно пропитаны морем, его яростью.