Отражение во мгле

Они зашли за угол и остановились шагов через тридцать, у глухой стены из обвалившихся бетона и породы.

— А ты знаешь, что тут находиться опасно? — ухмыльнулся Жуковский, посветив вверх крохотным однодиодным фонариком.

— Не заговаривай мне зубы, Андрей. — Василий недобро смотрел на друга. — Объясни-ка, что тут, черт возьми, происходит.

— Тут происходит побег Ломаки. — Жуковский снисходительно улыбнулся Селиверстову. — А тебе что-то другое показалось?

— Да не валяй ты Ваньку! Пешеходный туннель внизу, про который ты вдруг вспомнил. «Массандра» для патруля. Ключи теперь откуда ни возьмись. Как понимать прикажешь? Ты что, загодя готовился ко всему этому?

— Я отвечу. Только позволь и мне вопрос задать. Почему ты сам ввязался в эту авантюру? Ты же пошел против закона, потворствуя побегу Кости. Ты это понимаешь?

— К чему этот вопрос? Мы же вместе ему изначально сочувствовали и помочь хотели.

— А я тебя не об очевидных вещах спрашиваю. Ты сам для себя не искал ответа, почему и зачем тебе это надо?

— Чего бы стоила моя совесть, если бы я задумывался о том, надо ли помогать парню и его жене, которые для меня не чужие?

— Твой ответ ответом не является, Василий. У тебя же иммунитет. Жетон. Чего тебе лезть в бутылку?

— Вообще-то я свой жетон недавно сдал. Я ведь больше не искатель. Не гожусь по здоровью.

— Так тебя это толкнуло? То, что ты стал таким, как все? И только теперь о совести вспомнил? А ведь уже много лет охотники забирают наших людей.

— У тебя тоже жетон! — разозлился Василий.

— Конечно, — кивнул Андрей. — Никто лучше меня не разбирается в насекомых. Только я намеревался для людей растить этих жучков, а не для нашего старосты, чтобы он торговал ими в целях личного обогащения. И не для того, чтобы откармливать людей, которых потом скормят твари. Понимаешь?

— А сам-то ты почему только сейчас об этом заговорил?

— Я всегда говорил об этом…

— Брось. Сам же сказал, что много лет идет охота на наших людей. Так чего ты раньше ждал?

— Я ждал реакции этих самых людей. Ждал, что хоть кто-то среди стада жертвенных овец окажется настоящим человеком. Даже всякую надежду потерял. Столько лет, а все одно и то же. Кого-нибудь выкрали, близкие погоревали, остальные вздохнули с облегчением. Ты же помнишь, сразу после каждого похищения резко взлетал спрос на мой самогон. Помнишь?

— Ну помню, — пожал плечами Селиверстов. — А к чему это вообще?

— А с чего вдруг так резко становилась необходимой бормотуха моя? Может, праздновали начало спокойного времени? А может, просто заливали свою совесть пойлом, чтоб эта совесть захлебнулась? Сколько раз ты сам ронял фразу, по пьяному делу, про того старика, который у тебя все перед глазами стоит, одинокий в туннеле? Толпа отдала его тварелюбам, выгнав из общины. А ты ничего не сделал, чтобы спасти его.

Селиверстов сплюнул и, повернувшись, молча пошел прочь. Однако Жуковский тут же загородил товарищу дорогу.

— Постой, Вася. И послушай. Да. Я готовился. И ждал. Однако я не буду ничего делать для овцы, мирящейся со своей участью и боящейся ее одновременно. Но для человека… Впервые кто-то бросил вызов такому положению вещей. Именно этого я и ждал. Сегодня Костя пошатнул устои. А завтра посыплются с престола староста и его подельники. Понимаешь?

Селиверстов схватил Андрея за ворот куртки и притянул к себе.

— Так это все ради власти?! — рыкнул он.

— Брось, Василий. Мы оба прекрасно понимаем, что уклад нашей общины никуда не годится. Это застой. А в нынешних условиях застой есть вымирание. Медленное, но верное. Но старосте и его клике ничего не надо. Они не смотрят в будущее, для них главное — нахапать побольше и прожить свой век безбедно, сидя на горбу у трудящихся. У отчаявшихся и приговоренных к жертвоприношению людей. Так не может продолжаться бесконечно.

Волков старался не смотреть на Костю. Не встречаться с ним взглядом. Недавняя ссора еще скребла сознание. Нет, вины своей Степан не чувствовал. Да и в чем он виноват перед парнем? Тут дело в другом. Глодало непонимание. Абсолютное непонимание двух людей, словно рожденных и воспитанных двумя непохожими мирами. Может, дело в большой разности возрастов и традиционном конфликте поколений? Да нет, все-таки дело в том, что он, Степан Волков, чужак здесь. Всегда им был и останется таковым навсегда. И сейчас, повинуясь какому-то непонятному внутреннему порыву либо поразительной способности Жуковского убеждать кого угодно в чем угодно, он пошел наперекор той системе и тому обществу, которое и так его едва терпело из-за столичного происхождения. И чего он добился? Просто стал персоной нон грата в этой крохотной норе, оставшейся от погибшей цивилизации. И никакого выбора. Никаких шансов. Это ли не повод еще больше сожалеть о том, что давным-давно он не ушел на поверхность и не отправился в Москву? Да пусть бы он даже сгинул в пути (самый вероятный результат такого поступка) — не пришлось бы мучиться столько лет. И он бы оказался хоть на сто шагов, но ближе к своим родным. А что теперь? Он дал парнишке единственный шанс, которого сам себя лишил когда-то. Но почему это не утешает? Потому что он теперь вне закона. Кандидат номер один в жертвы.

Волков вздохнул, втыкая факел в щель между трубками и кабелями туннеля. Извлек тряпичный кисет с сомнительного качества табаком и сделал самокрутку. Прикурил от факела, затянулся, жмурясь от единственного в этой паскудной жизни удовольствия.

— Я с тобой пойду, парень, — произнес он, выдыхая густой дым.

— Что? — Совершенно растерянный, не знающий, что делать дальше, Ломака поднял голову. — Что? — повторил он, уставившись на Волкова.

— Пойду с тобой. Туда. Наверх.

— Но почему?

Степан наконец повернулся и пристально посмотрел на Ломаку.

— А что мне еще остается, Костя?

— Значит, нас уже трое, — раздался голос Жуковского, сопровождаемый шорохом сапог по кускам бетона.

— Это как понимать? — хмыкнул Селиверстов. — Тебя-то куда понесло? А как же ферма?

— А как же эта ферма без Кости и Марины? Они у меня на хорошем счету. Незаменимые работники. Так что я, как никто другой, заинтересован в их возвращении. Ну а вместе всяко сподручнее.

— Да ты даже не искатель! — возразил Василий. — И не надо мне рассказывать, что ты лучший знаток дикой природы и специалист по выживанию в ней. Там другой мир. Не тот, что ты знал. Там бы даже мамонты передохли от холода!

— Вот именно. Я не искатель. И Костя не искатель, и Степа тоже.

— Так какого рожна…

— А ты подумай, — перебил Жуковский. — Подумай, что перед тобой три твоих товарища, которым сейчас как никогда нужен этот самый искатель.

Селиверстов на какое-то время замолк. Затем развел руками.

— Я же слепой, мужики.

— Да ну, брось. В сумраке ты видишь.

— Но там же поверхность. Облака, да. Но все гораздо ярче, чем под землей! Последнее в глазах выжжет.

— Очки тебя защитят. А ночью и они будут не нужны.

Бывший искатель отвернулся от факела и, сняв очки, принялся задумчиво вертеть их в руках.

— Они годятся для сумрачного метро. Но не для дневной поверхности.