Отражение

— А может, и есть в этом доля правды, — пробурчал сквозь шум мотора Урала маленький мужичок с обветренным, совершенно безволосым лицом. На вопросительный взгляд Егора он сказал: — Мужики там рыбачили намедни. Недель шесть тому, или семь, сразу, как потеплело, они на плотву вышли. Браконьерничали, но ты никому, и я тебе не говорил. Говорят, вновь светится маяк, да таким светом, что дрожь берёт. Как будто на тот свет кто-то окно прорубил. Им тогда никто и не поверил. Дело понятное, напились, да и словили белочку, но я лично не знаю, что и думать. Мужики то крепкие, простое пойло их не берёт.

— Как же, слышали, — сказала женщина в сторожке, неведомо как оказавшейся у лесной тропы. Егора она встретила с ружьём наперевес, а потом, прислонив оружие к перилам, долго хохотала над его небесно-голубыми кедами, покрывшимися толстым слоем грязи. Она посерьёзнела, как только подросток спросил про маяк, да ещё как посерьёзнела. Посерела лицом — вот так будет ближе к правде. — Но наши туда не ходят. И браконьеры не ходят, и всякие приблуды, что занимают брошенные дома, больше не суются. Поселилось там что-то… тревожное. Не сильна я в эпитетах, вот вы, городские, образованные, лучше сочините. Знаешь, мальчик, я давно уже живу в лесу, муж взял меня ещё молоденькой, вот как ты, и с тех пор мы вдали от городов и сёл. Вот что я тебе скажу — там, где нет электричества и каждодневного уюта, может быть всякое. Оно сторонится больших дорог, но тёмной ночью, когда едва-едва видна луна меж деревьев, может вылезти и запросто поскрестись в твою дверь. Оно даже может лепетать по-человечески, но человеческого в нём мало. Не знаю, чего больше, бесовского или божественного. Спроси — не отвечу. Наверное, и того и другого.

— В городах тоже есть, — засмеялся Егор. Он попросил воды и теперь довольно утирал с губ влагу. — Просто никто не замечает.

Дородная женщина, прищурившись, долго на него смотрела. Ей лет пятьдесят или чуть больше. Меховой жилет, длинная юбка, фартук будто бы из натуральной кожи. На шее единственный ключ и простое деревянное распятие.

— Тебе лет-то сколько? — спросила она.

— Восемнадцать, — соврал Егор.

— Может, мне отвести тебя до ближайшего городка, да сдать властям с рук на руки?

— Далеко вести придётся, — сказал Егор. — Ближайшее село отсюда километрах в трёх-четырёх. Это если напрямик, через лес.

— Вижу, ты подготовился и здесь не просто так, — вздохнула женщина. — Ладно. Посёлок, который тебе нужен, назывался «Каменная коса». Его уже лет десять, как нет. А коса есть, куда же она денется. Идёшь вот по этой дороге. Потом дорога превратится в тропу. Потом будет ручей, он не глубокий…

Она ещё раз посмотрела на обувь Егора, потом исчезла и вернулась с парой высоких сапог.

— Старая обувь моего мужа. Они ему уже жмут, а тебе будут как раз. Ну-ка, скидывай эти свои балетки. Вот так. За ручьём снова тропа, иди по ней. К вечеру будешь на месте.

Она спросила, не голоден ли он, и Егор сказал, что у него полный рюкзак сухарей. Он попрощался и зашагал дальше, наполнив флягу водой из колодца за домом. Женщина ещё долго стояла на крыльце, провожая его глазами и думая, что так может выглядеть только человек, который точно знает куда идёт.

Несмотря на то, что на словах всё казалось просто, Егор заплутал, не найдя тропу по другую сторону ручья, и пошёл вдоль него по направлению течения. Он не прогадал и вышел к морю. По обе стороны от ручья тянулся каменистый морской берег, образующий многочисленные бухты, а в одном месте превратившийся в широкую каменистую косу. Среди камней бурлила, будто рукоплещущая чему-то толпа лилипутов, вода. Далеко над полосой, что оставляло над водой закатное солнце, кружили чайки. Зелень вокруг приземистая и кудрявая, представленная в основном колючим кустарником да скрюченными низкорослыми деревьями, и поверх неё Егор увидел маяк.

Это зрелище настолько поразило его, что у мальчика подкосились ноги. Он уселся на ближайший камень, похожий на остриё древнего орудия, которым покрытые волосами гиганты могли ковырять землю, и долго-долго смотрел на тающую в чуть тёплом воздухе башню. В груди росло необъятное тёплое чувство, подсказывающее, что он не ошибся.

Потом он вскочил и пошёл по берегу, иногда по щиколотку в воде. Стремительно темнело. Вечер нагнал его и перегнал, спутав все направления, но море не скроешь никакой вуалью, и Егор шёл по его грани, ориентируясь на шорох набегающих волн. Когда приходилось карабкаться по скалистым отлогам, он карабкался, стирая пальцы и ежесекундно рискуя сорваться. Он перебрался через перевёрнутую лодчонку, поросшую с боков водорослями. Жесть её гребня покрылась рыжими пятнами и напоминала спину старого динозавра. С возмущённым щёлканьем разбегались раки-отшельники, таща на себе разнообразные раковины, будто беженцы, покидающие родные дома. На кромке леса один за другим выползали и неслышно отрывались от земли светляки — будто где-то далеко запускают небесные фонарики.

Маяк напоминал оплавленную свечу. С северной стороны груда камней, обвалившихся откуда-то сверху. Егору хотелось зажмуриться — так сильно сиял маяк, — однако он быстро понял, что можно не щуриться и не закрывать козырьком глаза. Стоило отвести глаза и посмотреть на тёмную воду, где не было и следа бликов, а только угадывались, будто глаза утопленников, звёзды. Сияние имело место быть в каком-то особенном спектре, видимом только Егору.

Нащупывая ногами ступеньки, он стал подниматься по витой лестнице. Деревянные перекрытия гудели, словно кто-то приложил эту импровизированную трубу к губам и дул в неё что есть сил. На промежуточной площадке валялся мусор и остатки каких-то механизмов. Перевёрнутый стол начинал беспомощно дрыгать ножками, стоило отвернуться. Здесь, видимо, и управляли частотой и периодичностью сигналов, а смотритель пил кофе, глядя из окна на море, и читал книги.

— У-уу-у! — вдруг донеслось сверху. Это не было похоже ни на ветер, ни на акустический сигнал маяка, голос машины. Егор замер. Кровь в его венах, казалось, ускорила ток.

Он одолел оставшиеся ступени в несколько прыжков, больно ударившись коленкой о перила и едва не сорвавшись там, где зиял большой овальный провал. На балкончике, опоясывающем верхушку и напоминающем юбку гриба, не было никого, зато на застеклённой площадке, где когда-то была лампа, а теперь остался лишь стальной каркас, Егор увидел скорчившуюся тень.

— Эй, я тебя вижу, — сказал он. — У тебя руки торчат. Белые, как снег.

— Уу-у! — завыла тень, и вдруг закашлялась. — Ты что, не боишься?

— Для меня ты совсем не страшная.

— Могу напугать и покачественнее, — сказала тень, смутившись. — Я так и делала, пока один турист чуть не свалился вниз. Обычно бывает достаточно показаться на глаза людям. А потом хватало и просто повыть. Слухи расходятся быстро. Обычно непрошенные гости улепётывают так, что пыль столбом стоит. Ты что, не слышал о призраке маяка?

— Слышал, — сказал Егор. Он сел, скрестив ноги, возле бортика и похлопал рядом с собой. — Иди сюда, поболтаем.

— Кто ты? — в полотне, которое вышивала своим голосом девушка, проскользнула ниточка нервозности. — Я тебя знаю?

— Знала… когда-то и кого-то. Может, это даже был не я.

Егор пытался разглядеть горизонт, но было уже очень темно. Он мог лишь предполагать, проводя условную линию между едва колышущимся покрывалом моря с вышитыми на нём блёстками и статью небес, где через мельчайшие проколы добрый доктор впрыскивал лекарство для больных душ и мечтателей. Погода была образцовой, стихии будто договорились о перемирии и сошлись прямо здесь, пожать друг другу руки.

Прошёл ещё десяток секунд, прежде чем она решилась принять его приглашение. Тихие, робкие шаги раздались за спиной.

— Гримальди?

— К вашим услугам, собственной персоной.

— Нет, это действительно ты? — Егор почувствовал на своей щеке робкое прикосновение и с трудом удержался от того, чтобы не поёжиться. — Как ты меня нашёл?

Пока он пытался сформулировать ответ, Настя сказала:

— Не отвечай, всё и так понятно. Что-то где-то слышал, да? О светящемся призраке на маяке, о месте, откуда приехали мои родители. Сопоставил факты. Ты всегда был умницей, пусть и несколько… застенчив. Ну, рассказывай, как дела? У тебя, и у всех остальных? Всё нормально? Город стоит, как стоял, да? Ничегошеньки не поменялось. Я исчезла, а все как ни в чём не бывало пошли в понедельник на работу. Школы работали, в столовой готовили гречневую кашу со шкварками. Скажи мне только — ты один? Или там, внизу, ещё кто-то есть?