Отражение

Лорд Уайт пришел в ярость. Как я посмел, спросил он, выпрямившись во весь рост, как я посмел принести ему такую мерзость?

«Знали бы вы, чего мне это стоило!» — подумал я, но вряд ли лорд Уайт смог бы воздать мне должное. Я вынул из конверта еще две фотографии и положил их на подлокотник изображением вниз.

— Взгляните на эти, — сказал я хрипло. — Они еще уже, если это возможно.

Он, должно быть, собрал все свое мужество, чтобы оставить себя взять фотографии. С отчаянной решимостью взглянул на них и медленно опустился в кресло. Он не проронил ни слова.

Лицо исказилось мукой. И ужасом. Лорд Уайт не верил своим глазам: в объятиях Даны лежал ее отец, Айвор ден Релган.

Говорят, можно сфабриковать любой снимок, — Наконец произнес лорд Уайт. — фотографии часто лгут. На сей раз они говорят правду, — сказал я с сожалением. Этого не может быть.

Я достал из конверта фотографию письма Джорджа Миллейса и протянул ее лорду Уайту. Сломленный горем, он, казалось, совсем лишился сил и с большим трудом заставил себя сосредоточиться на бледно-серых строчках, каждую из которых я знал наизусть:

«Уважаемый Айвор ден Релган!

Уверен, что вас заинтересуют фотографии, которые я прилагаю к настоящему письму, — я сделал их несколько дней назад в Сен-Тропе.

На фотографиях мне удалось запечатлеть в песьма недвусмысленных позах вас и молодую леди, которую считают вашей дочерью. (Довольно легкомысленно заниматься этим на балконе гостинцы, где вас наверняка могут щелкнуть телеобъективом).

Возможны два варианта.

Первый: Дана ден Релган — ваша дочь, и вы I остоите в кровосмесительной связи.

Второй: Дана ден Релган вам не дочь, но

почему, в таком случае, вы выдаете ее за дочь? Не хотите ли вы, любезнейший, заполучить в сети некоего члена „Жокей-клуба“? А может, надеетесь и в клуб проникнуть, а там и еще что-нибудь перепадет?

Я мог бы, конечно, послать фотографии лорду Уайту, но с этим можно подождать, если вы согласитесь на мое предложение.

Ждите звонка.

Искренне ваш,

Джордж Миллейс».

Лорд Уайт кончил читать и поднял на меня глаза. Передо мной был старик. Румянец влюбленности погас, на посеревших, ввалившихся щеках обозначились глубокие морщины. Я отвернулся, разглядывая свои руки, ноги, нелепые розовые кусты за окном. Я готов был смотреть куда угодно, лишь бы не видеть этого раздавленного человека.

Откуда у вас эти фотографии? — спросил он после долгого молчания. После смерти Джорджа Миллейса его сын передал мне ящик с некоторыми работами отца. Там я нашел эти снимки.

Последовала еще одна мучительная пауза, потом, собравшись с силами, он снова спросил:

Вы пришли ко мне… Хотите, чтобы я вам… заплатил?

Проглотив застрявший в горле комок, я ответил, стараясь скрыть волнение:

Сэр, вы, возможно, не обращали внимания, но люди обеспокоены тем, сколько власти забрал в последнее время Айвор ден Релган.

Услышав это имя, лорд Уайт вздрогнул, потом уставился на меня и долго не отводил недружелюбного взгляда голубых глаз.

И вы решили положить этому конец. Да, сэр.

Он помрачнел и, словно пытаясь освободиться от душившего его гнева, злобно бросил мне в лицо:

Это не ваше дело, Нор.

Я ответил не сразу. Мне было нелегко прийти сюда. Я потратил много сил и нервов, прежде чем убедил себя, что это все-таки мое дело.

Сэр, — неуверенно начал я, — если вы искренне верите, что неожиданный взлет Айвора ден Релгана не имеет никакого отношения к чувствам, которые вы питаете к Дане ден Релган, то я покорнейше прошу меня извинить.

Лорд Уайт промолчал. Тогда я заговорил снова:

Неужели вы искренне верите, что конный спорт выиграет от платных распорядителей? Если да, простите меня. Подите прочь, — сказал он хрипло. До свидания, сэр.

Я встал и направился к двери, но на пороге лорд Уайт окликнул меня:

Подождите, Нор… Мне надо подумать.

Я растерянно обернулся.

Сэр, — вновь обратился я к нему, — все так уважают и любят вас… Никто не мог равнодушно идеть, что с вами происходит. Не уходите, Нор. Присядьте, прошу вас.

Нет, его голос не смягчился. В нем по-прежнему слышался упрек, осуждение и… готовность защищаться.

Я снова сел в кресло. Лорд Уайт подошел к окну и, повернувшись ко мне спиной, долго стоял, погруженный в свои невеселые мысли, и смотрел в

сад на голые замерзшие кусты роз.

Не помню, сколько времени прошло. Окажись я

на месте лорда Уайта, мне тоже было бы над чем

поразмыслить. Когда он, не оборачиваясь, заговорил ¹ вновь, голос его был спокоен и тверд.

Скажите, — спросил он, — сколько людей видели эти фотографии? Не знаю, кому показывал их Джордж Миллейс, ответил я. — Ну а я… их видел один мой приятель он был со мной, когда я обнаружил фотографии. Но он не знает ден Релганов. Он очень редко бывает на скачках. Так вы, стало быть, ни с кем не советовались, прежде чем прийти ко мне? ₍ Нет, сэр.

Он снова надолго замолчал. В доме было тихо. Казалось, замок, как и я, затаив дыхание, ждал, что будет дальше.

Вы, наверное, собираетесь рассказать эту забавную историю приятелям? — тихо спросил лорд Уайт. Что вы, сэр, — возразил я, ужаснувшись. — Ничего подобного. Ну и как прикажете благодарить вас? — Он вновь замолчал, но, сделав над собой усилие, продолжал:

Деньгами? Или чем-нибудь еще?.. Что вы хотите за свое молчание?

Он не обернулся. Нас разделяло расстояние в шесть шагов. Но я физически ощутил ожег пощечины.

Вы ошибаетесь, — сказал я. — Я не Джордж Миллейс. Я… пожалуй, пойду.

И быстро вышел — прочь из этой комнаты, прочь из этого дома, подальше от этого человека и его заросшего сорняками поместья. Давно уже никто не оскорблял меня так ужасно.

В среду ничего особенного не произошло. День оказался еще беднее событиями, чем ожидалось. С утра я собирался в Кемптон, но тут позвонил Гарольд и сообщил мне, что Коралловый Риф сегодня не сможет участвовать в скачках — он не в форме.

Эта проклятая тварь всю ночь металась в стойле, пожаловался Гарольд. — Представляешь, просыпаюсь, слышу, как он бьется, бросился туда, принялся успокаивать, но сколько он там прокуролесил — одному богу известно. Почти выдохся, чертов сын, когда я прибежал. Виктор будет недоволен.

Плакали мои денежки! Не стоило тратить бензин, чтобы просто поглазеть на скачки, так что я предпочел остаться дома и отпечатал фотографии для Ланса Киншипа.

В четверг я все же отправился в Кемптон. Мне предстояло сделать всего один заезд, и дорогой я не мог не сокрушаться о скудости заработка на этой неделе. Но не успел я шагнуть в ворота, как ко мне подскочил свирепого вида коротышка и закричал, брызгая слюной, что его хозяин ищет меня и чтоб я не зевал, если хочу скакать на свободных лошадях из их конюшни.