Отрезок пути
Шрифт:
– Это так, – соглашаюсь я. – Но я вижу совсем другое. Я вижу измученных студентов, которых пытают в стенах школы и не пускают в больничное крыло. Я вижу людей, которые еще вчера были обычными подростками и переживали из-за вскочившего на носу прыща, а сегодня покрыты шрамами с головы до ног. Я вижу школу, в которой раньше нас готовили к жизни, а сейчас медленно убивают. И я вижу эту пещеру посреди Запретного Леса – оазис в пустыне, где мы можем передохнуть, набраться сил и спланировать дальнейшие действия, – я перевожу дыхание и, заметив, что говорю слишком громко, чуть сбавляю обороты: – Я бы не посмел просить вас о помощи, Магориан.
– О чем? – почти не размыкая губ, спрашивает он.
– Отпустить их и судить только меня. Это я привел их сюда, и только я должен нести ответственность, если вы считаете, что мы действительно виноваты.
– Ты очень складно говоришь, Невилл Лонгботтом, – задумчиво произносит Магориан. – Слишком складно.
– По правде говоря, у меня всегда были проблемы с публичными выступлениями, – признаюсь я. – Наверное, это я сейчас с перепугу.
На его тонких губах на мгновение мелькает едва заметная улыбка, но тут же пропадает, и смуглое лицо снова становится надменным.
– Мы не обрываем листья с деревьев, никого не убиваем и всегда ходим одной и той же дорогой, – продолжаю я. – Мы уважаем и вас, и ваш Лес, и не причиняем вреда вашим детям. Я понимаю, что наше присутствие раздражает вас не меньше, чем нас – присутствие в школе Пожирателей смерти, поэтому решать только вам. Это все, что я хотел сказать, Магориан, – я снова кланяюсь. – Благодарю за то, что уделили мне время и выслушали. О большем я просить не смею.
– Ты и вправду похож на вожака, – задумчиво произносит Магориан, пристально меня разглядывая. – Что ж, полагаю, нашу беседу можно считать законченной.
С этими словами он протягивает мне руку. Секунду я тупо смотрю на нее, затем, поборов удивление, все-таки пожимаю. Магориан разворачивается и, гордо размахивая хвостом, направляется к выходу.
– Ты будешь говорить с Бейном? – тихо спрашивает Ронан.
– Я не исключаю такой возможности, – холодно отвечает Магориан, не оборачиваясь, и степенно удаляется, стуча копытами.
У меня подкашиваются ноги, и я бессильно падаю на каменный пол. Закрываю лицо руками, чтобы никого не видеть, и трясу головой, пытаясь прийти в себя. Руки трясутся, а сердце трепыхается где-то в районе пяток.
– Я сильно ухудшил наше положение? – несчастным голосом спрашиваю я.
– О чем ты говоришь? – удивляется Ронан.
– Ну, он ведь скажет все Бейну…
– Не беспокойся об этом, – Ронан усмехается. – Уж поверь мне, я достаточно хорошо его знаю.
– Но он сказал…
– Неважно, что он сказал. Его слова нередко расходятся с делами. Я знаю, о чем говорю. Мы выросли вместе и вместе пришли в этот Лес после того, как потеряли свои семьи. Он ничего никому не скажет, можешь быть уверен.
– Но почему вы сами даже не пытались убедить его, раз так хорошо с ним знакомы? – сердито спрашиваю я.
– Потому и не пытались, – не смутившись, объясняет Ронан. – И меня, и Фиренце связывает с Магорианом много личного. К тебе же у него нет никаких претензий
– То есть вы специально молчали? – догадываюсь
я. – Ну, знаете… А если бы ничего не вышло?– Так ведь вышло же, – замечает Фиренце.
– Круто вышло, надо сказать, – слабым голосом произносит Симус за моей спиной.
Все еще сидя на полу, я разворачиваюсь. Ребята, похоже, начинают понемногу приходить в себя. Некоторые тянутся к пиву и бутербродам – нервы.
– Да что ты так испугался? – пожимает плечами Ронан. – Будто это не кентавр был, а Сам-Знаешь-Кто.
– Ну, я же говорил, что Магориана больше боюсь, – напоминаю я, поежившись.
– Нашел, кого бояться! – фыркает Фиренце. – Он же ишак!
– Фиренце! – укоризненно произносит Ронан и снова обращается ко мне: – Как бы то ни было, мы не ошиблись, и ты все сделал правильно. Магориан больше не будет чинить вам препятствий – этим он только унизит себя – поэтому вы можете приходить сюда так же, как и раньше.
– Хорошо, если так, – со вздохом говорю я, перебираясь с холодных камней на шкуры, к ребятам. – Только надеюсь, что не придется слишком часто с ним общаться – у меня, кажется, на него аллергия, – я потираю руку, которая начала жутко чесаться еще во время разговора.
Эти слова вызывают у Фиренце приступ безудержного веселья.
– В точности, как у меня! – с довольным видом сообщает он. – Я в детстве тоже чесаться начинал в его присутствии. А Ронан утверждал, что я все выдумываю.
– Вам двоим следовало быть братьями, – Ронан закатывает глаза. – Просто феноменальное сходство!
Эти шуточки помогают мне немного успокоиться. Как бы то ни было, я действительно здорово перенервничал. Не думаю, что они могли бы нас убить, раз даже Амбридж не убили, но лишние проблемы нам совершенно ни к чему. Еще хорошо, что сюда не Бейн пришел. Я видел его на первом курсе, и у меня сложилось впечатление, что такого дикаря еще поискать. Уверен, с ним бы точно не вышло договориться.
Приближаются пасхальные каникулы. Я рассчитывал, что получится провернуть то же самое, что и во время рождественских, но, кажется, ничего не выйдет. Тогда в школе вообще никого не осталось, а сейчас домой не все собираются. Парвати и Падма говорят, что точно останутся. Не потому, что им так уж хочется, – просто боятся, что родители их назад не отпустят. И не только у них такая проблема.
Дело в том, что о нас иногда рассказывают по «Поттеровскому дозору». Конечно, Джинни – человек здравомыслящий, в душещипательные подробности не вдается, поэтому по радио сообщают, так сказать, облегченные версии событий. Но даже этого достаточно, чтобы заставить нервничать некоторых родителей.
В общем, придется мне остаться в школе на законных основаниях. Кэрроу, конечно, по пятам ходить будут, но здесь ничего не поделаешь. Если хоть кто-то остается, я тем более не имею права делать вид, что меня здесь нет.
За прошедшее время Тори уже несколько раз передавала мне зелья. Эта девочка – настоящий мастер конспирации! Пройдет мимо, слегка задев плечом, а в следующее мгновение я уже чувствую в кармане приятную тяжесть очередного флакона. И вид у нее при этом такой, словно она была бы только рада, если бы я скончался прямо у нее на глазах. Ребята считают, что она ужасно надменная. А когда я напоминаю, что она на нас не нападает и даже не особенно хамит, заявляют, что она не делает этого только потому, что не желает пачкать свои чистокровные аристократичные руки.