Отрезок пути

Может ли Дамблдор не знать, кто он такой? Во время инспекции Снейп говорил, что преподает уже четырнадцать лет, то есть… Стоп! Это ведь получается как раз год, когда Волдеморт исчез. Ох, сомневаюсь я, что Дамблдор не в курсе. И сомневаюсь, что метка у Снейпа недавно. Волдеморт ведь не дурак, чтобы вот так запросто принимать человека, который так давно и так тесно общается с директором Хогвартса. Свой человек в стане врага, конечно, нужен, но в данном случае риск был бы неоправданно велик. А вот если предположить, что Снейп был Пожирателем смерти во время прошлой войны….

Бабушка говорила, что тогда сметали всех подряд: и правых, и виноватых, только потом разбирались, кто есть кто, да и то не всегда. О Снейпе она не упоминала, но, учитывая тот факт, что он мой преподаватель, это не удивительно. Но не думаю, что его могли тогда пропустить. Сложно поверить, что никто из «коллег» его не сдал. И в год падения Волдеморта Дамблдор взял его на работу. Жаль, я не знаю, когда конкретно это произошло, но вывод все равно напрашивается только один: прикрыл. Вопрос: зачем? По доброте душевной? Ну, Дамблдор, конечно, помогает тем, от кого остальные отворачиваются. Как Хагриду, например. Но сын великанши и слуга Волдеморта – это, мягко говоря, разные вещи. Несопоставимые, я бы сказал. Значит, возможны два варианта: либо Снейп искренне раскаялся, и Дамблдор это понял, либо он перешел на светлую сторону еще до окончания войны, и Дамблдор об этом знал. В принципе, одно другому не мешает. Есть, конечно, еще Империус, но я сильно сомневаюсь, что кто-то способен держать этого человека под подчиняющим заклятием дольше пары часов. И потом, это было бы хоть немного заметно.

Что же мы имеем сейчас? Снейп по-прежнему преподает в школе, Волдеморт его вызывает. Если бы на вызовы он не откликался, на него бы уже устроили охоту. Кровавую, причем. Насколько я понимаю, Волдеморт предателей не прощает. Да и кто их прощает?

В общем-то, из всего этого можно сделать один-единственный вывод. И если он верен (в чем я почти не сомневаюсь), то злиться на Снейпа у меня нет никакого морального права.

Я смотрю на часы. Половина восьмого. Кажется, пора на дополнительные зелья.

По дороге в подземелья я стараюсь не обращать внимания на взгляды и перешептывания, и мне это даже почти удается. Снейп, помнится, говорил, что надо абстрагироваться, и что никому до меня дела нет. Даже сейчас – таращатся только потому, что фамилию в «Пророке» прочитали. Ну что ж, вот он я. Дальше что? Ничего? Ну и гуляйте.

Все-таки я опаздываю на семь минут. Плохо. Ни разу еще не опаздывал. Надеясь, что он не очень разозлится, я стучу.

– Лонгботтом? – Снейп, кажется, удивлен. Не ожидал, видимо, что я приду. – Проходите.

В лаборатории я сразу сажусь в кресло. То самое, второе – оно по-прежнему на месте. Хороший знак. Но Снейп не садится. Он стоит напротив меня, скрестив руки на груди, и смотрит так пристально, словно собирается взглядом прожечь меня насквозь.

– Если вы ждете каких-то объяснений, вынужден вас разочаровать, – холодно предупреждает он.

– Не жду, профессор, – возражаю я, стараясь говорить спокойно. – Я вообще ничего не видел и не слышал. Я все понимаю, сэр.

– И что же вы понимаете? – настороженно спрашивает он, сдвинув брови.

– Ну, я же говорю, сэр, что ничего не…

– Я не глухой, Лонгботтом, – перебивает Снейп. – Меня интересует, что вы там себе нафантазировали.

– Ну… – скажу, если ему так хочется. Заодно проверю правильность своих умозаключений. – Вы ведь шпион, да, сэр?

Его выражение лица почти не меняется. Только брови сдвигаются еще сильней, и на лбу четко обозначаются вертикальные морщины.

– И что же позволило вам прийти к подобному выводу? – сухо спрашивает он.

Я пересказываю ему свои рассуждения, стараясь говорить максимально кратко. О раскаянии не упоминаю совсем, подозревая, что Снейпа оскорбит само предположение о наличии у него подобных эмоций.

– Вы разговаривали с директором, Лонгботтом? – интересуется он, когда я заканчиваю.

– Зачем, сэр? – удивляюсь я.

– Чтобы убедиться в правильности собственных выводов, – нетерпеливо объясняет он.

– Нет, сэр, – я качаю головой. А следовало бы. Более того, с этого нужно было начинать, а не с рассуждений. Кажется, я опять краснею.

– Поразительное сочетание умных мыслей и идиотских поступков, – язвительно изрекает он и садится, наконец, в кресло.

Ну, хоть мысли умные, и на том спасибо. Буду считать это комплиментом. Некоторое время я исподтишка поглядываю на него, а потом все-таки решаюсь:

– Профессор, можно задать вам один вопрос?

Он кивает, несколько секунд наблюдает, как я кусаю губы, пытаясь подобрать слова, а потом неожиданно спокойно сообщает:

– Жива, не слишком здорова, выглядит непрезентабельно и еще более невменяемая, чем до Азкабана.

Я смотрю на него, раскрыв рот от изумления. Ну вот и пусть мне кто-нибудь попробует доказать, что он мысли не читает! Как еще он мог догадаться, что я хочу спросить о Беллатрикс Лестрейндж? Или по моей физиономии все настолько очевидно?

– А она… вы хорошо ее знаете, сэр?

– Это уже второй вопрос, Лонгботтом, – замечает Снейп.

– Так первый же я так и не задал, – резонно возражаю я, прикусывая губу, чтобы не улыбнуться.

– Не пытайтесь изображать из себя слизеринца, вам это не идет, – Снейп говорит строго, но видно, что он не сердится. – Да, я знаю ее довольно неплохо. И, нет, я не получаю ни малейшего удовольствия от общения с этой особой.

Некоторое время мы молчим. Молчание это не враждебное, но и мирным его назвать трудно.

– Я хочу ее убить, сэр, – неожиданно для себя выпаливаю я. – Это нормально?

– Вполне, – невозмутимо отвечает Снейп. – Вот если бы вы хотели ее обнять, я бы, пожалуй, насторожился.

Это не слишком смешно, но я почему-то с трудом сдерживаю улыбку.

– Возможно, я даже это сделаю! Убью ее! – сообщаю я, глядя ему прямо в глаза.

– Лонгботтом, вы так на меня смотрите, словно ждете, что я начну вас отговаривать, – усмехается он, водя тонким пальцем по нижней губе. – С чего бы вдруг? Это ваше дело и ваше право. Единственно, не рекомендую делать это прямо сейчас. Врукопашную вы бы, пожалуй, с ней справились, но…

– Конечно! – я сжимаю подлокотники кресла так, что белеют пальцы. – Как волшебник я ни на что не годен.

– А вот этого я не говорил, – замечает он.

– Зато намекнули, – бормочу я, отводя глаза.

– И не намекал, – возражает Снейп. – Я лишь хотел сказать, что вам пятнадцать лет, вы еще школьник и, в силу возраста и отсутствия увлечения Темными искусствами, не знаете и десятой доли того, что знает она.

– Предлагаете мне изучить их, сэр? Темные искусства?

– Напротив, – сухо говорит он, – если я замечу, что вы тянете свои руки к подобной литературе, я вам их отрублю.