Отродье. Охота на Смерть

Он подошёл к девочке со спины: "посмотрим, кого вы привели" — резко нажал пальцем в центр её шеи. Медиум ахнула, будто испытала укол боли. Её мышцы резко напряглись, глаза закатились за веки, так что остались видны лишь белки; она вытянулась в струнку, издавая неприятные икающие звуки, затряслась как в приступе судорог — пальцы рук изогнулись, как у больных полиомиелитом.

Арина определённо не могла на это смотреть:

— Прад, пожалуйста, не надо её мучить!

Капитан не ответил.

— Я, понимаю, что ни я сама, ни мои слова не значат для вас ровным счётом ничего, но, прошу, прекратите! Эту девочку сюда привела я. Я же за неё в ответе!

Он отпустил медиума, которая бессмысленно уставилась в пустоту, стал серьёзным:

— Дам тебе один совет: нельзя принимать людей слишком близко к сердцу. Люди имеют свойство умирать, а это причиняет боль.

Прад снова прикоснулся к шее медиума, которая больше не тряслась, а стала вполне обычной, нахмурилась, быстро вышла в подсобное помещение, а Арина, широко раскрыв глаза, смотрела им вслед. Она точно знала, только что Капитан сказал, что-то неимоверно важное — это была ни одна из его шуточек — это было откровение, которое имело важное значение. Прад только что произнёс то ли пророчество, то ли напутствие — эх, почему же ей не хватило мудрости правильно его истолковать.

Из подсобки послышался ровный механический звук — медиум открыла вход в подземную часть базы. Что дальше? А ведь Прад ничего не говорил о том, что будет дальше ни с девочкой, ни с ними. У него, безусловно, есть план, но зная Капитана — это настораживало ещё больше чем неизвестность. Арина поспешила за остальными. Ступив в темноту подземелья, она замерла, зачарованно глядя на стены. Раньше кроме застарелой пыли, редкой паутины, ржавчины и конденсата на них не было ничего примечательного, но теперь… Видно зрение призраков устроено иначе. Стены пестрели древними знаками. Не обязательно было быть экспертом, чтобы понять — знаки имели оккультное происхождение. Неизвестные символы в вычерченных, словно по линейке пиктограммах, горели огнём, они не принадлежали ни одному из известных ей языков, такое чувство, что они вообще принадлежали нашему миру. В отличие от символов, горящих огнём, стороны пиктограмм отсвечивали холодным неоновым светом. При взгляде на них, мороз шёл по коже. Хоть рисунки вплотную покрывали стены, светлее от их могильного сияния, в подземелье не становилось — ещё одна странность. Арина поддалась искушению и прикоснулась к шестигранной пиктограмме, отдалённо напоминавшей звезду Давида. Рука меньше чем на долю секунды коснулась угла непонятного символа, но и этого оказалось достаточно, чтобы перед глазами вспыхнули звёзды, и её как тряпичную куклу отшвырнуло от стены на лестницу. Удар был такой силы, что потребовалось время прийти в себя. Теперь понятно, зачем им потребовалась помощь медиума, миновать такую защиту и просто пройти сквозь стену не получилось бы ни у одного призрака.

Преодолев головокружение и приступ слабости, Арина поспешила за коллегами, чьи шаги давно смолкли в глубине. За время проведённое в изучении различных аномалий, она неплохо разобралась в структуре подземелья, но всё же несколько раз ошиблась и, свернув не туда, упираясь в закрытые двери. Честно говоря, она не знала в какую из комнат пошли Прад и все остальные, но в очередной раз прислушавшись, уловила отдалённые голоса. Бывать раньше в этой части базы ей не доводилось, хотя закрытые двери, слабые лампы в стальных клетках, тысячу лет назад побеленные стены здесь ничем не отличались от прочих закоулков. За поворотом показался косой луч света. Догнала!

Арина вошла в комнату. На полу в центре флуоресцировала самая крупная из всех виденных ею по пути пиктограмм — пятиконечная звезда. В каждом луче по символу и два, напоминавших изображение мужского и женского начала (Инь и Янь) в центре. А ещё в центре стояла растерянная медиум, испуганно озираясь по сторонам. "Бедняга" — подумала Арина, и тот час одновременно произошло сразу несколько событий.

Гита, стоящая справа у большого стола задула спичку, которой зажигала свечи в старом канделябре. Капитан Прад, был слева — он шептал заклинание, причудливо скрестив пальцы на груди. Медиум, похоже, полностью пришла в себя, удивлённо оглянулась на звук шагов. Арина обернулась на скрип створки шкафа. Капитан поднял серебристый револьвер, вполне реальный — созданный в мире живых. Арина проследила траекторию, всё поняла, закричала: "НЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ!!!!!".

Время замедлило бег.

Хлопок от выстрела ушёл гулять по коридорам подземелья. Его эхо вновь и вновь взрывалось в голове — оглушало, сливаясь с её же криком. Пока она кричала, всё началось, случилось и закончилось. Глаза верно передали картинку в мозг, но сознание отказывалось верить в увиденное. Белый дым от выстрела змеёй обвил руку Капитна, спустился по его предплечью, подполз по воздуху к ней, дыхнув в ноздри запахом пороха. Гита словно предвидела, чем всё кончится — смотрела с грустью, но без удивления. Юная девочка-медиум открыла рот, чтобы что-то сказать, но этим словам не суждено было сорваться с губ. Пуля летела слишком быстро, чтобы её заметили. Щелчок внутри револьвера, выстрел и тут же тёмное точка во лбу. Самое страшное, что пуля прошла навылет. Крошечные капли крови, как из пуливилизатора брызнули на стену позади девочки, на крышку стола, перед которым она стояла.

Арина никогда не забудет этого.

Только что перед ней стоял живой человек, её мимические мышцы неуловимо меняли выражения лица, двигались ресницы, билось сердце. А теперь… Девочка захрипела… Не приведи бог никому никогда услышать этот протяжный нечеловеческий, бессмысленный предсмертный хрип! Её глаза остекленели. Этот взгляд похож на взгляд человека, которому только что сообщили, что его любимая жена Катерина и годовалый сынок Мишенька погибли в автокатастрофе. Непонимание. Протест. Мольба. Смирение. Слёзы. Вот только от остекленевших глаз не стоит ждать слёз.

Все звуки стихли, но опустившаяся тишина оглушала ничуть не хуже взрыва тротиловой бомбы. Ноги бесконечно долго держали уже мёртвого человека, но вдруг худенькие колени подогнулись. Девочка упала сначала на них, а затем на бок. Она вся вздрогнула от удара. Пошевелилась в последний раз. Арина не заметила, как заплакала. И тут произошло худшее. Девочка, имени которой они даже не удосужились узнать, ещё пару мгновения смотрела на её ноги, а потом зрачки медленно поползли вверх. Будто она ещё жива, просто обездвижена и взглядом просит помощи. Арина понимала — это просто рефлекс, но вся съёжилась под взглядом мертвеца, закрыла лицо руками, отвернулась, посмотрела под потолок, лишь бы не видеть его. Закусила пальцы. Завыла от безысходности и больше не видела ничего кроме этого взгляда. Безмолвный укор. Это нельзя забыть. Это клеймом выжигает место в памяти. Можно сойти с ума, заработать амнезию или старческий склероз, но никогда не забыть. Никогда.

НИКОГДА.

3

ОСТАЛОСЬ 18 часов 50 минут.

Арина могла бы многое сказать Праду, ей хотелось бросить ему в лицо самые жестокие, уничижительные слова, на которые была способна, чтобы растоптать его, стереть с лица самодовольную ухмылку, достучаться до чего-то человеческого, что должно быть скрывалось очень глубоко внутри. А есть ли в нём это человеческое? Но она не могла сейчас говорить. Арину душили слёзы. Начни она сейчас говорить, все доводы звучали бы не убедительно и всё скатилось бы до очередной издёвки, вроде: "Ара, ты сентиментальная дура!". Оставалось всхлипывать, уставившись на мёртвое тело девочки, в одиночку давиться собственным горем. А это было именно её персональное горе. Ведь не кто-то, а она привела сюда медиума, вырвала из повседневной жизни, увела от родителей и друзей, преподнесла Праду на тарелочке с голубой каёмочкой. А Прад — хорош. Ведь он с самого начала замысли это убийство. А она действительная редкая дура, ведь если бы пригляделась, проанализировала фаты, то наверняка заподозрила бы неладное, но не пригляделась, не проанализировала… Стало ещё горше. На душе не то, что скребли кошки, они рвали её на куски, а в голове пульсировала единственная мысль: "Это я виновата, только я!". Рядом на пол присела Гита, тоже прислонилась к стене, обняла подругу. Арина была на грани. Она знала, что сейчас есть лишь два варианта: разозлиться как следует и возможно наделать глупостей или разреветься от беспомощности.

— Прад! Прад, вы слышите меня?!! Вы ублюдок!!! Ублюдок и предатель! Ведь мы верили вам. Я верила. А эта девочка поверила мне! Как вы посмели? За, что за какие такие…

Капитан, стоявший к ней спиной, обернулся. В помещении было более чем прохладно, но на его лбу крупными каплями выступила испарина. Он выглядел максимально серьёзным: губы поджаты, на щеках играют желваки. Метнул в её сторону холодный взгляд, с силой сказал:

— Арина, заткнись!

Что-то было в этих словах, что пробрало её до печёнок. Она сама того не замечая перестала всхлипывать и громко икнула. Гита обняла покрепче. Внезапно, до Арины дошло, что ничего ещё не кончилось. Убийство девочки — лишь звено в цепочке непонятного процесса, запущенного Капитаном. Воцарилась давящая тишина. Стало слышно, как электричество бежит в старых проводах с истлевшей изоляцией, неведомый сквозняк шуршит пылью в бетонных лабиринтах, каждый шаг Капитана отдаётся эхом.

Прад вновь отошёл к старинному шкафу, дверцы которого скрипнули слишком громко. Достал с нижней самой глубокой полки жуткого вида серп, каким в старину срезали пшеницу. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять — это далеко не орудие крестьянского труда, а беспощадное оружие. Изогнутое лезвие лучилось внутренним светом, пышало желанием убить. Казалось, одного прикосновения к зазубренной синеватой стали достаточно, чтобы умереть. На лезвии были видны вытравленные знаки. Капитан пару раз для пробы рубанул воздух. Серп разрезал пустоту с глухим, глубоким звуком совсем не похожим на привычный свист. Капитан остался доволен, перекинул оружие из руки в руку, забыл о нём, посмотрел под ноги. Арина воспряла духом, надеялась, что он как-то объяснит убийство, а потом в голове пронеслась совсем уж бредовая мысль: а что если серп предназначен для расчленения? Её всю передёрнуло. Но Прад смотрел не на мёртвую девочку. Он проверял целостность пиктограммы. Убедившись, что всё в порядке, вернулся на место, взглянул на часы.