Отродье. Охота на Смерть
Шрифт:
— Да, уж… — криво ухмыльнулась Гита.
Арина хотела кое-что спросить, но не решилась — её и так слишком часто стали называть дурой. Только выслушав с дюжину пошлых намёков и ненужных наставлений от Капитана, с силой хлопнув за собой дверью и оказавшись на свежем воздухе вдвоём с Гитой, она задала вопрос:
— А где мы будем искать медиума?
— Конечно, в людном месте! Чем больше народу, тем выше шанс найти нужного человека. Я предлагаю пойти в Сокольники. Мне там всегда нравилось и людей вечером прилично собирается.
— А я там никогда не бывала…
— Тогда без вариантов! Бежим, а то, что-то я засиделась.
И они побежали. Быстро. Так быстро как могли представить. Как же ей нравилась эта невероятная скорость! Окружающий пейзаж терял контуры,
Прибыли.
Парк.
ОСТАЛОСЬ 23 часа 30 минут.
Арина по привычке нагнулась, чтобы отдышаться, поздно спохватившись, что делать этого не нужно. Гита стояла к ней спиной, перед большим круглым фонтаном, заключённым в зелёное кольцо цветов. Пока что зацвели лишь тюльпаны. Их красные и жёлтые бутоны смотрелись в лучах медленно заходящего солнца как миниатюрные фонарики.
— Знаешь, я обожаю это место… Это и ещё одно, но оно далеко — в Тибете. Мне здесь нереально хорошо, — тихо сказала подруга.
— А мне как-то не очень, — взвизгнула Арина, уворачиваясь от стайки карапузов, затеявших игру прям внутри её тела.
По всем правилам Гита должна была рассмеяться, но не рассмеялась — посмотрела печально, сказала одними губами: "пойдём" и скрылась за стеной подстриженного кустарника. Они шли по ухоженным дорожкам молча. Арина была хорошим слушателем и умела, когда необходимо, вместе помолчать — это очень важно в дружбе: уметь не только вместе веселиться, но и вместе молчать.
С Гитой было что-то не то, она вдруг присела на пустую лавочку:
— Чёрт, так хочется курить!
— Разве ты куришь?
— Нет. То есть раньше курила, но знаешь, в Тибете табак особенный, злой, он продирает горло до самых лёгких, кашляешь потом полдня — вот и бросила, а сейчас вдруг захотелось, — задумалась. — У моего учителя в горах был разбит крошечный садик за домом. Маленький, как кухонька в хрущёвках, но самый красивый в мире. В нём всего-то и было: ручеёк с заводью, вот такой, — она показала руками небольшой квадрат, — сад камней, пара кустов карликовой секвойи и горные цветочки, которые облепляют безжизненные камни фиолетовой шапкой.
Арина догадалась, что попала на исповедь — подруге нужно выговориться и мешать ей не стоит. Гита не смотрела в её сторону, вряд ли она вообще была здесь, скорее прибывала где-то далеко в горах, в другом мире:
— Моих родителей убили, когда я ещё даже голову не держала. Меня воспитал Эрнест — странный вечно хмурый одинокий мужчина, всё свободное время проводивший в своём кабинете. У него была огромная библиотека. Перед отходом ко сну, вместо поцелуя в щёку он приносил в детскую новую книгу, а утром за традиционным чаем мы разговаривали с ним цитатами из прочитанного мной или не разговаривали. Я была умной, начитанной девочкой, но в четырнадцать лет взбунтовалась, пыталась ему доказать, что книги не могут заменить реальной жизни. Он ничего не сказал, не вышел провожать, когда я собрала вещи. Год спустя, мы встретились на улице, он меня не узнал, да и никто бы, пожалуй, не узнал… За этот год я наверстывала упущенное: наркотики, алкоголь, клубы, парни, подозрительные компании, стриптиз… Ну ты понимаешь. Мне самой иногда становилось противно смотреть в зеркало. В кого я превратилась? Я решила узнать, кто и за что убил родителей. Цель помогла мне окончательно не опуститься, но ненадолго. Я ничего не нашла. Ни единого конца, ни единой зацепки. В Тибет я приехала тенью себя самой. Потерявшая смысл жизни, с кучей комплексов и зависимостей я ехала туда умирать. Мечтала вечером на закате покончить с собой на вершине какой-нибудь горы. Мне казалось это таким поэтичным:
в последний раз смыкаются веки в тот миг, когда умирает последний луч солнца. А потом этот садик и учитель Ананда. Он полностью изменил меня, излечил, вернул, а сам… Я была его последней ученицей. Когда я вернулась в Москву, то сразу же поехала сюда. Стояла поздняя ночь, я стояла совершенно одна здесь, но рядом был он — незримый. Он теперь всегда здесь. Всегда со мной. Учитель Ананда. Я развеяла его прах здесь в Сокольниках и теперь всегда прихожу сюда за советом. Но, заешь, в последнее время мне почему-то не становится легче. Древняя мудрость больше не кажется мудрой. Учитель хранит молчание. Не понимаю… Я опять запуталась, заблудилась, но больше некому указать правильный путь, опять одна, совершенно одна…Сердце Арины переполнило сочувствие, она обняла подругу:
— Дорогая, что же ты такое говоришь? Ты вовсе не одна! Это просто такая полоса в жизни, я сама подчас не понимаю, что происходит вокруг! Какое-то безумие! Представь сама: я детский врач и вдруг борьба с нечестью! Но нужно верить, что всё нормализуется, а всё обязательно изменится — я не сомневаюсь! Вот у меня одну подругу недавно бросил муж, уволили с работы, затопили соседи — испортили свежий ремонт, а потом ещё и мама серьёзно заболела, но прошло совсем немного времени и она нашла на улице, представляешь, прям на дороге бриллиантовые серёжки! И мама потом тоже поправилась… — Арина наглым образом врала. Не было у неё никакой подруги, но как ещё поддержать Гиту? Ничего умнее в голову не пришло.
Гита благодарно улыбнулась, конечно, она всё поняла, разгадала эту нелепую ложь, но как полагается, вида не подала:
— Спасибо тебе, дорогая, — смахнула навернувшиеся слёзы, глубоко вздохнула и снова показалась легкомысленной, слегка сдвинутой Гитой, которой была при их первой встрече. — Что-то мы совсем засиделись, пойдём, найдём медиума!
Они ещё какое-то время шагали молча, когда Арина убедилась, что минутная слабость подруги прошла, спросила:
— Слушай, я всё ещё не понимаю, а как нам его искать, ну, медиума?
— Нам не нужно его искать! Медиум сам нас найдёт. Ведь на то он и медиум, чтобы видеть призраков! Смотри внимательно — если кто-то из живых проводит тебя взглядом, бери пока тёпленький — это и есть наш клиент!
ОСТАЛОСЬ 23 часа 10 минут.
Мамаши постепенно загоняли своих непоседливых детей по домам, среди прохожих всё чаще попадались подвыпившие отцы, возвращавшиеся домой, смешливые подростки, патрульные с немецкими овчарками. Встречались и совсем яркие персонажи: гомосексуалисты, нагло бравирующие своей альтернативной ориентированностью, откровенные фрики в непонятных одеждах с бешенными причёсками и такими же взглядами и, конечно, Эмо. Мода на эмо-движение в этом сезоне процветала. Мальчики и девочки не отличимые друг от друга, держась за руки, шумно распевали странные песни звонкими, детскими голосами. Буйство розового и чёрного в одежде и макияже. Что ж, каждый имеет право самовыражаться как хочет.
Внимание Арины и Гиты привлекла одиноко сидящая девушка с традиционной чёрной чёлкой, игольчатыми прядями на голове и нарисованными подтёками туши под глазами, как от слёз. Девушка ничем не отличалась от десятков других эмо, кроме одного — она их увидела. В этом не было сомнения. Девушка проводила их долгим недобрым взглядом.
— Гита, я думаю она медиум! — первой заговорила Арина, когда они отошли на достаточное расстояние.
— Я тоже так думаю, — Гита обернулась, оценивающе посмотрев на девочку, — но она совсем ещё ребёнок.
— Но она единственная нас заметила.
— Хм, даже не знаю… Давай-ка поищем кого-нибудь постарше.
— Пожалуй ты права. Не хватало ещё детей втягивать в наши потусторонние делишки…
Они обошли не меньше половины парка, но так и не смогли привлечь внимание ни одного живого человека. Подруги кривлялись, проходили сквозь деревья и даже сквозь толпы гуляющих — бестолку, их никто не видел.
— Эй, медиумы, где вы все? — вконец отчаявшись, крикнула Арина.
— Бесполезно. Неужели придётся брать ту девочку?