Отрок. Женское оружие
Шрифт:
– Кхе! Ишь, разбежалась курочка… Не ждала такого? Познать она меня собралась, едрена-матрена… – Корней неожиданно перешел на крик. – Дура!!! Девчонка безмозглая!!! Меня еще сопляком в глаза умирающим глядеть заставляли!!! Ну? Понравилось?!!
Мог бы и не рвать горло, по сравнению с увиденным (или почувствованным?) никакие слова страшными быть не могли.
– Гляди, стоит, – Корней снова заговорил нормальным голосом. – Аристаш, ты только глянь: себя не помнит, а не сомлела!
– Хм… А на меня? На меня глянь, вдовица Арина!
Не подчиниться было невозможно. Казалось бы, страшнее быть уже не может, но это только казалось. Из
И вдруг отпустило ее. И оказалось, что на месте той жути, от которой тянуло холодом и хищной пустотой ловчей ямы, сидит обычный немолодой муж и весело (ВЕСЕЛО!) подталкивает сотника Корнея локтем в бок.
– Поляница [2] ! Слышь, Кирюха: поляница!
– Кто? Она?
– Да не сама она, конечно, но в роду поляницы точно были! Давно, но были.
– Ну?.. Кхе! Вот оно, как, значит… То-то я гляжу… Слушай, а знак Лады?
– Да я тоже поначалу засомневался, а как ты сказал, что ее хороший наставник учил, так и дошло, наконец. Учил ее кто-то от Лады. Как уж так получилось, сказать не возьмусь, но думаю, что жрицу Лады из нее делать и не собирались, нет в ней ведовства – даже не начинали учить. Другое тут. Понимаешь, Кирюша, это ж редкость по нынешним временам – наследственный дар поляницы. Пусть и слабый, не полный, но ведь от рождения же, в крови растворенный! Видать, узрела какая-то жрица цветок редкостный, да и решила не дать ему дичком вырасти – взлелеяла, хоть и не на ее стезе тот цветок проклюнулся.
2
Поляница – богатырша (древнеславянск.).
– Кхе… значит, не ворожея. А Андрюха-то? Неужто сподобился наконец?
– Повезло, видать… поляница-то в ней не все время видна.
– Да-а… повезло – узрел Андрюха в ней богатырское начало. Был там случай один, Аристаша… потом расскажу.
Корней на краткое время замолк, словно что-то обдумывая, потом заговорил снова:
– Вот что, Арина. Какими мы можем быть, ты поняла… Вижу, что поняла. А потому стращать тебя не стану, но помни: за Андрея с тебя спрошу, как за родного сына. Молчи, не отвечай! М-да… Кхе! Ну, а ежели сладится у вас… одним словом, если… в общем, хорошо пойдет…
– Одним словом, – перебил Корнея Аристарх, – если осчастливишь нам парня…
– Да, верно! Так вот: дочерью родной для меня станешь! Ни в чем тебе отказа не будет! И опять молчи! Не надо ни отвечать, ни обещать ничего. Не порти нам с Аристашей… Кхе! Трепалом бабьим… Короче, ступай и помни. Ступай, я сказал!
На негнущихся ногах, забыв поклониться на прощанье, Арина вышла из горницы, но соображения не притворять до конца за собой дверь у нее все же хватило. Остановилась и замерла, прислушиваясь.
– Кхе! Ну и на хрена тебе весь этот циркус понадобился? А, Аристаш?
– Так скучно же, Кирюха, в кои-то веки лицо новое увидишь, а тут такая жемчужина, едрена-матрена!
– Эй-эй! А ну, не трожь чужого!
– Едрена, Кирюха, матрена! И никак иначе! Нет, ты понял? В самый раз баба для Андрюхи! Я уж
и надеяться перестал…– Кхе! Я тоже… По этому бы случаю… А?
– А что? Можно! Даже нужно!
Дальше слушать стало уже неинтересно, да и ледяной холод в груди, оставшийся после «разговора», оттаять можно было только возле НЕГО.
И только тут до Аринки дошло, что она услышала.
«Господи! Что это они сказали-то? Что я Андрею подхожу… Корней Агеич вроде даже и обрадовался… Зря я на него так-то – ведь он за Андрея, похоже, переживает, потому и со мной возился – разбирался; иначе, пожалуй, просто бы все решил… Дочкой, говорит, будешь, коли сладится… Да я и сама для того, чтобы сладилось, что угодно сделать готова… А Андрей? Он-то там как? Да он же тоже извелся, поди! Корней Агеич ему на дворе велел ждать».
Хотя сердце все еще колотилось от пережитого и ноги передвигались, словно чужие, но Аринка собрала все оставшиеся силы и взяла себя в руки, перед тем как выйти на крыльцо хозяйской избы. Негоже Андрею даже намек дать на то, что ей довелось пережить в горнице наедине с двумя этими мужами – не надо ему того знать.
Андрей, как и было велено, стоял во дворе возле самого крыльца. Увидел Аринку – к ней подался. И в глазах тревога такая, что ей жутко на миг стало: ко всему он готов. Но это напряжение почти мгновенно сменилось облегчением.
«Видно, и он понимал – если что, мне оттуда не выйти живой… Господи, что бы он тогда сделал? Похоже, и сам не знает. Ой, слава богу, что Аристарх понял все правильно».
И опять не за себя – за него испугалась, хоть уже и задним числом. И ей бы не помог, и сам бы пропал.
Шагнула к нему навстречу, улыбнулась, отвечая на вопрос в его глазах:
– Хозяин-то ваш… строгий, но добрый. Расспрашивал меня самолично… Ну, так и понятно, мы-то люди чужие, незнакомые, да с Гринькой он, наверное, уже побеседовал. Спасибо тебе, и впрямь как родных нас здесь принимают! – увидела, что Андрей от ее слов совсем успокоился, и перевела разговор на другое:
– А как девчонки?
Андрей коротко глаза прикрыл.
– Спят уже? – догадалась Аринка. – Поладили они с Елюшкой?
Андрей кивнул, и в глазах словно солнце отразилось – такими яркими они стали.
«Господи, и они из-за этого решили, что ворожба на нем? Аристарх сказал – томный… Думают – из-за меня… ой, если бы и из-за меня тоже…ну хоть чуточку…»
Ноги все еще еле держали Аринку – после пережитого в горнице и не удивительно, но рядом с ним это тяжелое и страшное воспоминание отступало, отпускало, и приходило ему на смену осознание того, что приняли ее. Приняли!!!
«Корней Агеич и Аристарх этот… а ведь не попа позвали разбираться – сами. И Аристарх… кто он? Ну, что староста – понятно, Илья про него поминал, а все же? Ой, мамочка… ведь не просто друга и соратника позвал сотник Корней, а того, кто действительно МОГ понять про меня и про Ладу… И ведь он в самом деле УВИДЕЛ, что нет во мне ведовской силы… Вот оно – то, чего так испугался тогда Илья. Ну, про это и спрашивать не надо, и упаси, Господи, кому-то дать понять, что догадалась о чем-то. Ладно, хватит об этом, не важно оно уже. Главное – Андрей… вот он, тут, рядышком. Здесь его мир, а значит, и я его приму таким, как есть, со всеми его законами и обычаями».