Отшельник
Шрифт:
— Продала.
— Кому он нужен?
— Ну не скажи, московский зоопарк с удовольствием купил единственный в мире экземпляр лошади Пржевальского.
Когла после осмотра подарков вернулись в шатёр и расселись на белой кошме, обложившись шёлковыми подушками, Касим пообещал:
— Разобью султана, аргамаков ещё больше станет!
— Не сомневаюсь, — кивнул Самарин. — Но давай уже закончим с нашим договором, а то государь устал и хочет спать.
— Не хочу! — обиженно насупился юный царь. — У меня ещё уроки грамматики, арифметики и географии.
— Что такое география? — тут же спросил
— Вот, примерно, так, — Андрей Михайлович достал из кожаного портфеля большую карту, скачанную в интернете и склеенную из восьми листов. — Наука о странах, государствах и прочем. Заодно сейчас и границы обговорим.
Договор и границы обсуждали долго. Неожиданный затык возник при именовании Казанского ханства, ведь в него кроме самой Казани собирались включить Крым и бывшее Дикое поле, Северный Кавказ, заволжские степи вплоть до Байкала, и всю Малую Азию. Европейская часть бывшей ромейской империи Касима не интересовала.
Самарин предложил назвать новое государство Великим Татарским Султанатом, на что Полина Дмитриевна справедливо возразила:
— Мелко мыслишь, Андрюша. Наш уважаемый союзник достоин большего! Шахиншах, например.
Тут уже запротестовал Андрей Михайлович:
— Царь царей, говоришь? Как-то уничижительно по отношению к нашему Тимофею, то есть, Ивану Васильевичу. Царь, скажут, не настоящий!
— Логично, — согласилась боярыня Морозова. — А если императором? Касим у нас единственный законный чингизид, вот пусть и будет Чингизская Империя.
— Неплохо, — кивнул Самарин. — Единственное «но»… Это как бы титул христианских государей.
— Древние римляне были язычниками.
— Да похрену кем они были раньше, я про сейчас говорю.
— Я мусульманин, — на всякий случай напомнил Касим.
— И что? — удивилась Полина Дмитриевна. — Будет за тобой сила, никто и не вспомнит о такой малости.
На том и порешили. Ещё в договор внесли проект совместной беспошлинной торговли через отходящий Москве Таджи-Тархан, и проект арго-промышленного комплекса в междуречье Волги и Дона. Задел на будущее, так сказать. Ничто так не способствует дружбе между государями, как правильно поделенные общие прибыли.
Карту безжалостно исчеркали предусмотрительно прихваченными цветными карандашами — Касим выбрал зелёный, а Самарин пользовался красным. Красный цвет уверенно брал верх, отодвигая границу к самому Чёрному морю. Так продолжалось, пока планы не разбились о вопрос Полины Дмитриевны:
— А теперь скажите, у вас двоих деньги и армия для войны есть?
— Пять тысяч моих багатуров… — вскинулся было татарский император, но под насмешливым взглядом стушевался и не стал продолжать.
— Так что послушайте старую мудрую бабушку и умерьте аппетиты, — боярыня небрежно подвинула карту в сторону. — Кто-нибудь слышал про речку Миасс?
— Это где такая?
— Важно, не где она, а что там есть.
— И что же там есть?
— Золото.
— Чьё? — сразу оживился Касим, подумывавший о способах отравления дерзкой и непочтительной женщины.
— Если первые найдём, то будет наше.
— Ты знаешь точное место? — усомнился Самарин.
— Интернет знает, — ответила Полина Дмитриевна. — Там, если не ошибаюсь, ещё и медные руды.
— Уважаемый Интернет захочет поделиться
знаниями? — спросил Касим. — Если что, у меня есть хорошие мастера допросов, даже покойника разговорят.Вечером после торжественного оглашения указов о новом государственном устройстве и молебна о ниспослании благодати двум великим державам, был намечен праздничный салют. Самарин дожидался темноты и поминутно проверял правильность установки фейерверков — много ли нужно для пожара в деревянном городе? Чуть не уследишь, криво поставишь, и запляшет красный петух по крытым дранкой и лемехом крышам.
— Шибко занят, княже? — князь Изборский тащил за собой связанного и сильно помятого толстяка. — Вражьего подсыла поймали! Представляешь, пробрался к царской лодье с молотом и зубилом. Утопить хотел, не иначе. Мы расспросили немного и вот…
— И что?
— Позволь представить тебе ростокского купчишку Альбрехтку Шмульку.
— Я Штитцер, — робко возразил толстяк.
— Не дерзи князю, смерд! — рявкнул Иван Евграфович и схватился за плеть. — Сказано Шмулька, значит, будешь Шмулькой!
— Как скажете, герр принц.
— С ними только так, — ухмыльнулся Изборский. — Подлейший народец, то город осадят, то пошлины поднимут.
Андрей Михайлович пригляделся к шпиону. Купец как купец, одет состоятельным бюргером с преобладанием тёмных тонов. В Нижнем Новгороде редкость великая, тут больше персиянцы в чалмах и халатах, но на Москве, по слухам, такие не в диковину.
— И зачем же ты, герр Шмульке, хотел царскую лодью потопить? — нахмурился Самарин. — Не знаю как в Ростоке, но у нас за это дело мигом на кол присядешь.
— Меня неправильно поняли, герр принц!
Речь, кстати, правильная, с редкими вкраплениями псковского цоканья. Знаете, такое… «дуроцка на пецке с цугунком картосецки»? У этого не так заметно, но проскакивает. Во Пскове по-русски говорить научился?
— Не поняли, значит?
— Ja,ja! То есть, да, мой господин, — немецкий купец поклонился, насколько позволила намотанная верёвка. — Я хотел поговорить о поставках великолепнейшего шведского железа, а инструмент захватил с единственным желанием предъявить высочайшее качество товара.
— Вот как?
— И никак иначе, мой господин.
— А что запрет?
— Запрет же касается исключительно Новгорода, составляющего комплот против законной власти Гроссе Кайзера, и ни коим образом не затрагивает интересы Москвы.
— Готов на кресте поклясться? — недоверчиво спросил Иван Евграфович.
— Готов!
Самарин засмеялся:
— Удивляюсь я твоей наивности, князь. Это же купец, ему за деньги клятвопреступление совершить — как два перста оросить. А за хорошие деньги и брата родного зарежет.
Герр Альбрехт покраснел и принялся уверять в обратном:
— Слово негоцианта нерушимо! И суд меня оправдал, потому что мой бедный брат страдал падучей болезнью и сам упал на нож.
— Так ты его раньше знал, Андрей Михайлович?
— Этого? Нет, этого не знал. Но ни все одним миром мазаны.
— Тогда в петлю? — Изборский махнул рукой, подзывая дружинников. — Это мы прям сейчас спроворим.
— Прямо здесь?
— Зачем? На площади повесим. Народ огненной забавы ждёт, а мы совместим. Верёвка, опять же, уже наготове.