Отстегните ремни

С такими «радужными» мыслями мы въехали, наконец, в освещенную ранним, розовым еще светом Москву. Вдоль окон поплыли сначала спальные районы, а потом дома стали ниже, солиднее, и мы въехали в центр города.

Я скосила глаза на жидкокристаллические циферки на приборной панели. В Москве была половина седьмого утра.

— Были инструкции про мешок на голову? — спросил Колян своего напарника.

— Не-а, — протянул тот.

Колян обернулся и выразительно на меня посмотрел. Мне показалось или в его глазах проскочило что-то типа жалости? Насмотревшись американских блокбастеров, я безошибочно поняла его взгляд. Равнодушно пожав плечами, я опять отвернулась к окну.

— А может, все-таки наденем ей?

— У тебя что, есть мешок?

— Не-а…

— Ну и расслабься.

Обогнув желтый четырехэтажный особняк на все равно неизвестной мне маленькой улочке, машина зарулила во двор и остановилась.

Колян повернулся ко мне и приказал:

— Давай! Вышла быстро и без приключений. Впереди вон товарищ пойдет, — кивнул на партнера, — затем ты, а я замыкаю. Быстрым шагом и без фокусов, прямо к тому подвальчику. Все понятно?

Я согласно кивнула.

Вышли. Рустам первый, за ним я, Колян замыкающим шествие, быстро и, как и просили, без приключений дошли до железной двери в полуподвальный этаж, потыкали кнопочки кода и вошли в темноватый после яркого уличного света коридор.

Навстречу нам поднялся человек в милицейской форме.

— Александр Аркадьевич еще не приехал? — спросил Рустам.

— Звонил, сказал запустить вас в бильярдную. Щас сам подтянется.

Рустам кивнул, и мы пошли по длинному и виляющему коридору, мимо многочисленных закрытых дверей куда-то в глубь здания. В конце пути нас действительно ждала комната, служившая чем-то вроде комнаты отдыха. В дальнем углу стояли барная стойка и пара столиков, у стены с закрашенными краской и расположенными под самым потолком узкими окнами — бильярдный стол. Русский. Огромный. С маленькими лузами и большими шарами. Так я в него и не научилась играть, подумалось почему-то с грустью, словно это было хоть сколько-то важно.

Указав мне на кожаный диван, Колян закурил и пошел к барной стойке.

— Капуччино будешь? — спросил он, не оглядываясь.

Я замычала сквозь заклеенные губы.

Колян удивленно обернулся:

— Ты-то чего мычишь? Не тебя спрашиваю! Тебе его и пить-то нечем. Или разлепим ее? — последние слова предназначались его напарнику.

Тот только пожал плечами.

— Посмотри, пожрать там ничего нету? Я если ночью не посплю, с утра всегда жуть голодный.

Я вдруг поняла, что тоже со вчерашнего дня ничего не ела. Желудок предательски заурчал на всю комнату.

— Жди главного, — прокомментировал звук Колян. — Приедет, сам разберется, что с тобой делать.

Капуччино мне не достался, и я коротала время, наблюдая за, надо отметить, довольно хорошей игрой моих тюремщиков. Огромные шары невероятно ловко проскакивали в лузы, и, хотя правил я не знала, партия отвлекала меня от мучительного ожидания.

Саша приехал только через час. Быстрым шагом вошел в комнату, кинул строгий костюмный пиджак в тонкую полоску на барный табурет, пригладил уложенные гелем волосы и внимательно расправил манжеты рубашки, скрепленные золотыми запонками.

— Нормально? Время восемь, а уже отстоял свое в пробке! А еще говорят, у народа денег нет, а?! На каждую семью по две машины, наверное, уже приходится, — бросил он на ходу и повел носом. — Мужики, сделайте нам с иностранной дамой тоже кофе, и по-быстрому.

Подошел ко мне и без всяких предисловий резко дернул за клейкую ленту на моем лице.

— Fuck! — вырвалось у меня от резкой боли.

— Не фак, а бесплатная эпиляция, — заржал Саша, пребывающий, казалось, в отличном расположении духа. — Ну, здравствуй еще раз. Помнишь меня? Мы уже виделись как-то, но ты тогда носом что-то крутила и держалась необщительно. Надеюсь, сейчас уже обрусела тут у нас немножко и стала разговорчивей?

Разговаривать нам, на мой взгляд, было не о чем. Все и так понятно. Поэтому я промолчала. Колян поставил на низкий столик у моего дивана две дымящиеся и источающие аппетитнейший запах чашки с кофе.

— Молоко, сахар? — вежливо осведомился Саша.

Я кивнула.

— Коляныч, молоко в холодильнике есть? Принеси даме. И руки-то ей развяжи, что ж так мучить слабый пол? — И, обращаясь уже ко мне, пояснил: — Я черный всегда пью, у меня аллергия на лактозу. Ну, рассказывай.

Облокотившись на спинку стоящего напротив моего дивана кресла, он шумно втянул в себя обжигающий губы кофе и закурил, наблюдая, как Колян освобождает мои руки от стянувшей их повязки. Потерев полупарализованные кисти друг о друга, я скосила жадный взгляд на сигарету. Моя пачка вывалилась из кармана и осталась лежать на сиденье в джипе.

Саша понял мой взгляд и небрежно кинул на столик свою пачку с сильно облегченными сигаретами. Я сделала пару затяжек и не обнаружила в дыме ни грамма никотина. Обалдеть! Он, оказывается, бережет свое здоровье!

— Ну, рассказывай, — повторил он.

Вложив в голос все возможное бесстрашие, я попыталась бросить ему что-нибудь героическое и отчаянное, но вместо этого (я надеялась, что просто от долгого молчания) у меня изо рта вырвался тоненький и писклявый звук:

— Что рассказывать?

Саша гоготнул опять и даже подавился своим кофе.

— «Что рассказывать…» — пропищал он, издевательски пародируя мой голос, и продолжил уже нормальным тоном: — Куда малышку дела, рассказывай! Что ж еще-то я про тебя не знаю? Документы твои смотрел, да и все шаги твои абсолютно предсказуемы. Даже то, что попрешься туда, где мы тебя рано или поздно и словили, тоже было заранее понятно.

Я искренне удивилась. Я и сама до последнего момента не представляла, что решусь опять поехать в Максов дом в Веледниково. И если бы не коньяк… Но Саша не дал мне додумать и сам пояснил свою мысль:

— Я боялся, что ты еще русская в башке. А ты оказалась иностранкой. А они легко просчитываются. У них на нас всего две реакции: или впадают в транс и ступор и, поджавши хвост, бегут быстрее к себе обратно, в спокойненькую вашу западную житуху, где все всегда по правилам и можно сидеть до конца жизни в обеспеченной государством спячке, или теряют последние мозги от общей непуганности и неопытности и начинают здесь, вконец ополоумев, кидаться в истерике на амбразуры. Вот после твоего звонка с «Белорусской» и стало понятно, к какой группе ты относишься. «Не-на-ви-жу! Макса найду!» — опять передразнил он меня тонким фальцетом. — Нам оставалось лишь аккуратненько выставить везде посты и ждать, пока ты сама объявишься бороться за справедливость, демократию и гласность… Так оно и вышло. Ну, так где ребенок-то все-таки?

Я молчала.

— Ну и молчи. Тоже мне, партизанка… Я сейчас пойду поднимусь в офис, поработаю малек, деловой я человек, недосуг мне тут с тобой кофейничать часами. А ты скажи ребятам, когда тебе молчать надоест. Лады?

Саша начал подниматься с кресла:

— Мужики! А вы девушке помогите быстро вспомнить, где она ребеночка-то оставила, договорились? Только без особенного изуверства. Она нам пока еще пригодится.

И, весело мне подмигнув, спортивный, подтянутый, в отличном настроении вышел из комнаты, оставив за собой шлейф из одеколона.