Отстегните ремни

У вас тут девочки пугливые, наверное? Или просто не голодные? Или, может, у них, в отличие от меня, есть билеты на самолет?

Улица тоже шаталась, а вместе с ней — и столбы фонарей, и стоящие по сторонам старинные особняки.

А ведь Москва — красивый город, в общем-то…

Если вот так вот, после коньячка-то…

На московских изогнутых улицах,

Умереть, знать, судил мне Бог…

Господи, вот привяжется же песня иногда, а?!

Пошатываясь и продолжая истерично хохотать, пытаясь представить, как я выгляжу со стороны: пьяная, шатающаяся и сгибающаяся пополам от смеха девушка в грязных кедах, посреди ночной улицы, прижимающая к груди когда-то белого огромного зайца — я дошла до Светланиного дома. Позвонила в дверь.

Светлана выглядела как свеже разбуженный немолодой человек: щека примята, маленькие ненакрашенные глаза испуганно моргают, рука придерживает на груди расстегнутый халатик. Не синий.

— Эт-то мы, — сказала я бодро и качнула головой зайца, чтобы он тоже поздоровался. — Из-звините, что поздновато зашли и без звонка. Мне звонить-то вам, в общем-то, неоткуда. Можно вас еще раз, после-е-дний разик совсем, напрячь по моим делам?

Светланина вдруг оказавшаяся могучей рука втащила меня в квартиру.

— Вы с ума сошли? Что вы делаете? Да вы же совершенно пьяная!

Я кивнула:

— Ну, есть немного. Это так… Для смелости. Не обращайте внимания, короче. Или, как это говорить по-русски?.. — специально исковеркала я на иностранный лад слова. — Дэло житэйский?

И неожиданно получила оч-чень отрезвляющую пощечину.

— Ого! Зачем ви драться? Что я вам сделать?

И тотчас получила вторую пощечину. Обе щеки запылали, а Светлана уже втащила меня за руку на кухню и протягивала мне стакан с ледяной водой из-под крана.

— Я из-под крана не пью, — пыталась я слабо возражать. — Там сплошная инфекция. Не очищается вода в Москве нормально.

— Зато мозги от нее нормально очищаются! Пейте!

Я послушно выпила полный стакан воды и присела на краешек табуретки.

— Лучше? — спросила хозяйка дома.

— Ну, так…

— Значит, еще стакан, и нашатыря сейчас дам понюхать. Сидите тут.

— Ой, нашатыря не надо!

— НАДО!

Я вопросительно посмотрела на Васю. Вася кивнул.

— Ну, если вы все настаиваете…

Под нос мне уже совали ватку с невероятным запахом.

— У-у-у-уфф!

— Лучше?

Я потрясла головой, сгоняя опьянение. Мир неожиданно выстроился ровнее, и стены перестало качать.

— Лучше. Только не надо больше этого вашего нашатыря, о’кей? Я вас просто попросить хотела. Посидеть пару часов с Дашей. У меня дома. А то она уже спит, будить жалко. Ребенок все-таки…

Я умоляюще сложила руки на груди и подняла, как мне казалось, несчастный взгляд на женщину.

— Посидеть — нет проблем. Но не раньше, чем вы объясните мне, куда вы решили посреди ночи и в таком состоянии отправиться.

Я отрицательно покачала головой:

— Вам же лучше ничего не знать. Без объяснений — не посидите? Я должна, просто обязана, попытаться сделать кое-что хорошее. Понимаете? ХО-РО-ШЕЕ! И можно у вас одолжить ножницы, иголку и нитки?

* * *

Удивительные все-таки люди живут в этой, на первый взгляд, дикой стране, думала я, шагая обратно в нашу с Дашей квартиру. Переодевшаяся в кофту и полосатую юбку и накинувшая на плечи очень русскую шаль Светлана молча стучала каблучками по мостовой спящего города.

— Хотя бы утра подождите, — попросила она.

Я отрицательно мотнула головой:

— Не могу. Утром ничего уже не получится. Надо ехать сейчас.

Вот возможен ли был весь этот бред в Голландии? И где, скажите на милость, нашла бы я там такую женщину?! А веселого клоуна Олега, спасшего мне жизнь? А трогающих душу водителей «девяток» или цирковых грузовиков, готовых забесплатно отвезти совершенного чужого человека на другой конец города, просто потому, что, судя по его виду, он попал в беду?

Пришедший мне в голову план был предельно прост. Поскольку в доме в Веледниково засели бандиты, то дождаться, пока туда приедет Макс, решительно невозможно. По той же причине не могла я и подбросить в дом записку с нашим адресом. Но! Разве я не могу дать знать Максу о том, что мы с Дашей не украдены, а благополучно находимся на свободе, проникнув незаметно и оставив в доме какой-то намек, непонятный для бандитов?! И, кажется, я знала, какой намек для него будет очевиден. Раз Макс настолько привязан к своей дочери, что, несмотря на дикую занятость, регулярно брал ее к себе и говорил о ней часто, много и с удовольствием, то он, скорее всего, помнит: девочка никогда не расстается со своим зайцем, а ночами обнимает его железной хваткой, которую я недавно сама испытала. Я надеялась, что, вернувшись в ту роковую ночь домой, Макс обнаружил пустую детскую кроватку и заметил, что зайца в ней нет тоже, то есть ребенок похищен в обнимку с любимой игрушкой. Соответственно, решила я, если теперь Макс где-то вдруг наткнется на Дашиного ушастого друга, то поймет, что это послание от дочки. А в игрушечное брюхо этого «троянского коня» вполне можно зашить записку с нашим адресом на Староконюшенном. Бандиты же, как я надеялась, не заметят подброшенного ночью зайца и спишут все на то, что раз у Макса периодически ночует дочь, то игрушка, скорее всего, находилась тут всегда.

План был прост и имел только одно слабое место: что, если Макс совсем перестал появляться в Веледниково? И не значит ли дежурство там бандитов, что Макса полностью изолировали? Хотя интуиция мне подсказывала, что для того, чтобы полностью изолировать энергичного и свободолюбивого Макса, его пришлось бы убить. А раз в планы заказчика входило украсть ребенка и тем самым заткнуть Максу рот, значит, убивать его не собирались. Да и одно дело — грохнуть для острастки никого не интересующую старушку, и совсем другое — крупного бизнесмена.

Как бы там ни было, никакого другого плана у меня все равно не было, и за неимением лучшего, я просто запретила себе думать в непозитивном ключе «А что, если?..»

Дальше дело пошло как по маслу. Главным было — отключить ненужную и только мешающую теперь голову, но с помощью коньяка цель эта была уже достигнута.

Высунувшись из открытого окна пойманной мной машины, я подставила горящее лицо прохладным потокам ночного воздуха и попыталась поймать радость жизни. Радость моментально словилась (кажется, если я уцелею после этих приключений, то алкоголизм до конца жизни мне гарантирован), и я наслаждалась простым фактом: в данную минуту Я ЕСТЬ… I AM… IK BEN… В руках я сжимала большой полиэтиленовый пакет с плюшевым «троянским конем».

Мимо разогнавшейся на пустой трассе машины пролетали сначала огни ночного города (прав Макс, и Москва и правда может быть смертельно красива, если захочет), а затем, после пересечения МКАДа, замелькали черные сосны. Фонарей на дороге больше не было, а свежесть загородного воздуха достигла апогея, и я казалась себе птицей, несущейся в ночи навстречу своей судьбе.

Страха не было. Меня больше ничего не смущало, и я чувствовала, что делаю единственно правильное из всего возможного. Отсутствие выбора придавало сил. И зачем все так всегда боролись за выбор, который не порождает ничего, кроме ненужной рефлексии?