Отступники

— Я хотел немного поэкспериментировать с мутациями. Это не запрещено.

— Не запрещено работать в специально отведенных помещениях, под наблюдением стражи. С отдельными экземплярами! А ты развел тараканье гнездо без намека на технику безопасности! Светозверь побери, Реверанс, представь всего на секунду, какую заразу они могли сюда занести!

— Я отбирал только здоровых, — без особой надежды уточнил Реверанс. — Послушайте, мои цели были благородны. Люди развиваются. Они становятся доминирующим видом в Одиноком мире. Сколько их сейчас? Почти миллиард! А нас? Тысяч сорок, если считать зункулов и их хвосты. Ясно, что рано или поздно наша идея с Авторитетом себя изживет. Мы не сможем их контролировать, и нам придется защищаться. Я пытался создать что-нибудь, что разрушит их культуру изнутри. Затормозит развитие.

Это была правда. Однако Реверанс решил не упоминать, что через некоторое время сильно привязался к хаотичной культуре людей. Так сильно, что перестал отличать свой хвост от человечьего копчика. Сначала людей было всего десять. Реверанс экспериментировал с их здоровьем, невольно наблюдал за взаимоотношениями подопытных и так увлекся, что решил добавить еще десяток. Дал им полянку и немного свободы. Он думал, что это будет большим, на что он сможет решиться.

Нет, не совсем. Совсем нет. Абсолютно.

Больше сотни. Сначала Реверанс предполагал, что человечьи самки в неволе будут съедать своих детенышей. Когда эта гипотеза не подтвердилась, он решил не раздувать из мухи слона и некоторое время занимался только тем, что возился с детьми, показывая им фокусы.

Эх, если бы Первенцы, если б он сам, с самого начала относился к людям как к равным, как к достойным уважения существам, все было бы иначе. Но надменное невежество Реверанса оказалось ахиллесовой пятой там, среди смелых и воинственных, смекалистых и благородных. Да, их были единицы, с ядром в скорлупе, и даже просто добрых и отзывчивых. Но их хватило. Хватило проведенного с ними времени и чувства удивительного открытия человеческой разумности, чтобы понять — люди достойны сами вершить свою историю. Сами искать пути объединению или независимости.

А то, что создали Первенцы — Авторитет — искусственный мир. Чуждая людям империя, в которой есть тень свободы и выбора. Полупрозрачная фикция, над которой нависла громада истинной безнадежности — закон которой: «относительная свобода дается каждому, но не всем». Как единая раса — человечество было обречено идти по дороге, проложенной для них чужаками.

Фальшивое настоящее и чужое будущее.

Разумеется, тогда Реверанс еще не до конца понимал все это. В нем не было ненависти к своему народу. Но он ощущал смутное противоречие в мыслях. Первые намеки на справедливую мысль — Первенцы, возможно сами того не понимая, зашли слишком далеко, стремясь защитить себя. Даже Пенная чума была светлее того, что они сделали на этот раз, чтобы защитить свое бесполезное существование.

Реверанс встрепенулся.

Снова послышались невыносимо-бесполые стенания. Первенцы зарычали.

По правое плечо смотрителя спланировал Гастин и принялся жаловаться хозяину, размазывая слезы по щекам.

— Это еще что? — с отвращением спросил Колос.

— Один из лучших моих мутантов, — сказал Реверанс, дав Гастину глазурный шарик. — Поет. Делает это настолько безвкусно и неизобретательно, что пение трансформируется в высокочастотное излучение, которое угнетает человеческий разум. Людям, тем не менее, это излучение нравиться. Особенно молодым особям. Последующая деградация заметна уже после двух сеансов облучения.

— Интересно, — нехотя признал Колос. — Письменные протоколы исследований у тебя есть?

— Конечно… Э-э-э… Возможно. Я точно помню, что что-то записывал, но что и когда.

— Понятно, — прервал его Колос. — Что еще?

— Есть еще мутант-писатель Дариал, который сочиняет невероятную чушь, тысячами генерируя однотипные сюжеты. Эти тексты уничтожают в людях понимание прекрасного и любовь к хорошей литературе. Я хирургическим путем удалил Дариалу совесть и маггически лишил его воображения. Но усилил стремление к написательству и гипертрофировал чувство собственной значимости. Теперь Дариал может совмещать противостоящие жанры и не боится использовать Первые Литературные Клише.

Услышав это, Первенцы изумленно зашептались. Реверанс снова почувствовал удар сырой маггии, но в этот раз ее швырнули с одобрением.

— Это воистину серьезное достижение, — произнес Колос почти уважительно. — Еще что-нибудь?

— Был еще один гомункул, но тот погиб от собственной подлости. Не выдержал. Даже с удаленной совестью.

— Что же за мерзость он творил?

— Рекламировал первых двоих. Всячески продвигал их и загонял народ на слушания и чтения. Да еще и требовал за это бартерную плату. По моим наблюдениям, именно он не давал коммуне развиваться. Он забирал у людей все: инструменты, еду, одежду. Все что мог. Любые ресурсы. Сам не мог использовать и сотой доли из этого и, в конце концов, умер у себя в самой большой халупе посреди гниющих припасов.

— Светозверь сохрани, — скривился Колос. — Это хуже благородных семей Авторитета. Сотня таких тварей объединенная в какой-нибудь формальный эшелон власти задушит весь Континент! Это гениально Реверанс! Стоит только поработать над стойкостью этих выродков…

Воодушевившись, Колос почти сразу помрачнел.

— Но нарушению законов Торкена нет оправданий, какими бы благородными не были твои цели, — отрезал он непреклонно.

— Вы их убили? — стеклянным голосом спросил Реверанс.

Колос тяжело вздохнул. Собственно, каждый его вздох был не плевой задачей. Но этот получился таким, словно воздух сопротивлялся до последнего.

— Не понимаю, на что ты рассчитывал, — ответил он хмуро. — Да, сейчас зункулы уничтожают их. Не беспокойся, твоих мутантов не тронут. Они нам пригодятся. Вне всякого сомнения.

Реверанс покивал, накаляясь.

— Ну и, конечно, мы наложим на тебя более суровые санкции. Ты на нерест будешь отрезан от общего маггического канала.

Смотритель пожал плечами и непроизвольно сплюнул на стеклянную дорогу. Затер ногой. И вдруг догадался, что на него смотрят как на человека. С отвращением.

— Я хочу, чтобы ты понял, Реверанс, все эти чудовищные последствия — ничто, по сравнению с причиной. Ты приволок людей в святая святых Ранней расы. Ты позволил им плодиться и размножаться! Позволил осквернять все то, что нам так дорого…

— Дорого?! — неожиданно рявкнул Смотритель. — Фальшивые приключения в фальшивых мирах — вот, что вам сейчас дорого! Я уж и не помню, когда кто-нибудь в последний раз доказал поступком, что Торкен ему нужен! Посмотрите вокруг себя! Помните ли вы эти дороги, этот Сад так, как последнее свое бесполезное завоевание в иллюзорном мире?! Кто способен прямо сейчас процитировать те несчастные Скрижали Вечности?! Может быть ты, Логика? Или ты, Колос? Светозверя с два! Зато вы весите ровно столько, сколько нужно, чтобы тиранить как минимум четыре зункула одновременно! Я, единственный, кто еще помнит, как пишется слово умеренность, вы, толсто…

Никогда еще первенец не произносил того, что вырвалось тогда из-под клыков Реверанса. Это были человечьи ругательства, ругательства наполненные мудростью скандалов, накопленной за тысячи нерестов неправильного обращения с интересами соседей. Он кричал так искренне, что слова его высекали искры из защитного поля оригиналов. Гжастин грыз глазурный шарик, глядя на Первенцев бессмысленным взглядом.

— …сейчас даже люди нужнее этому миру, чем вы!

Это была самая жирная точка, которую мог поставить Реверанс. Превознесение Поздней расы, да еще такое очевидное. Упавший недалеко от дороги лист изрядно потревожил тишину, в которой дрожал от ненависти опальный смотритель.