Отсюда и в вечность

— Перемену в себе, — продолжал скалиться Калпеппер. — Вы же прошли через таинство посвящения. Как монахиня.

— А золотые крылышки у меня не отрастут? Вместе с прямоугольниками на погонах?

Они все, будто сговорившись, начали пожимать руку Уордену. Даже Розенберри. И недавно прибывший в полк второй лейтенант Криббидж, который только что вошел в фургончик, вернувшись с позиций у Макануу, тоже пожелал пожать Уордену руку.

— Когда же вы будете угощать нас сигарами? — полюбопытствовал Криббидж.

— Сержант Уорден и не подумает никого угощать сигарами, — ухмыльнулся Калпеппер, — по такому пустяковому поводу, как присвоение офицерского звания. Вы не знаете своих людей, Криббидж.

— А что, если, — настаивал Криббидж, — я хочу заработать на этом деле сигару?

— Вы, сержант, понимаете, конечно, — сказал с ухмылкой лейтенант Росс, — что речь идет о временном звании офицера. Так что не вздумайте возомнить о себе. Вы по-прежнему остаетесь у меня старшиной, пока вас не пошлют в Штаты для прохождения действительной службы… Боже мой! — вдруг воскликнул лейтенант. Он только что вскрыл другое письмо.

— В чем дело, Росс? — спросил Калпеппер.

— Полюбуйся ка, Калпеппер. — Росс протянул ему письмо.

Наблюдая за ними, Уорден подумал, как все это похоже на некий клуб, клуб золотой молодежи, где действуют свои, удобные для каждого законы, создающие обстановку теплоты и какой-то семейственности. Письмо пошло по кругу в порядке старшинства: от Росса к Калпепперу, затем к Криббиджу. На иерархической лестнице Уорден оказался четвертым. Последним был Розенберрн.

Когда письмо дошло до Уордена и он понял, о чем в нем речь, у него даже под ложечкой заныло. В конверте было циркулярное письмо военного министерства о том, что все срочнослужащие сержантского и рядового состава, достигшие определенного возраста, имеющие звание ниже старшины и состоящие на должностях, связанных с обеспечением боевых действий войск, подлежат немедленному увольнению. Поименный список таких военнослужащих должен быть представлен в вышестоящий штаб для включения в команды эвакуируемых с островов. Одновременно должна быть подана заявка на пополнение для замещения образующихся вакансий. А это означает, что с Питом все покончено.

Как бы для того, чтобы подчеркнуть, что решение это окончательное, к циркулярному письму была подколота отпечатанная стеклографическим способом выписка из распоряжения по полку, в котором перечислялись имена человек сорока, подлежащих увольнению, а два имени:

старший сержант Питер Карелсен, 7-я рота;

рядовой Айк Гэлович, 7-я рота,—

были подчеркнуты красным карандашом.

— Прямо хоть караул кричи, — сказал Криббидж. — Если я потеряю сержанта Карелсена, у меня, можно сказать, от взвода вообще ничего не останется.

— Да, дело твое дрянь, — согласился Калпеппер.

О Гэловиче ни тот, ни другой не сказали ни слова.

— Я думаю махнуть на передовую и посмотреть, как дела в районе шестнадцатой позиции, — неожиданно сказал Калпеппер. — И кстати, вечером туда можно будет уж не заглядывать.

— Я тоже, наверное, могу возвращаться в Макапуу, — сказал лейтенант Криббидж. — Все равно, мне почты нет.

— А что, если я подам рапорт? — сказал Росс, когда те ушли.

Теперь приказ читал Розенберрн.

— Думаю, что здесь рапорт не поможет, — ответил Уорден.

— Боюсь, вы правы, — уныло согласился Росс. — Черт бы их подрал, сержант! — взорвался он вдруг. — И что только они со мной делают! Я не могу позволить себе остаться без сержанта Карелсена! Не могу, и все тут!

И лейтенант Росс ни словом не обмолвился о Гэловиче. Росс не раз пытался найти способ перевести Гэловича куда-нибудь в другое подразделение. Уорден тоже пытался сделать что-то в этом роде. Но их усилия оказались тщетными, поскольку во всем гарнизоне не нашлось ни одного командира, который согласился бы взять к себе Гэловича. За любое вознаграждение.

— Будь они прокляты! — распалился лейтенант Росс. — Сидят там, в Вашингтоне, штаны протирают и приказы свои строчат, исходя из общей арифметики. А что они знают о фактическом положении вещей? Что им за дело до того, в каком положении окажется моя рота? Не они же, стервецы, отвечают за нее!.. А ну, сержант, придумайте что-нибудь.

Уорден и сам пытался придумать что-нибудь. Он думал об улице Пенсионеров, приютившейся на мысе Бриллиантовый в конце авеню Кахала. Именно там оказался Снаффи Картрайт, когда его уволили из седьмой роты, чтобы освободить место для Уордена. Уорден вдруг ощутил, что находится во власти смешанного чувства страха за Питера и нежелания мириться с тем, что ожидает его самого, и это было похоже на приступ невероятно острой и резкой боли.

— Пит в этой роте целых шесть лет, — произнес Уорден. — Может быть, на этом можно сыграть?

— Пожалуй, — утвердительно кивнув головой, сказал Росс. — А в общем-то это для него будет страшный удар.

Молча, даже и не пытаясь высказать своего суждения, Розенберри положил приказ обратно на стол.

— Розенберри! — раздраженно крикнул Росс. — Вы неважно выглядите. Изможденный какой-то вид у вас. Пожалуй, вам нужен свежий воздух. Идите где-нибудь погуляйте.

— Слушаюсь, сэр, — спокойно сказал Розенберри.

— Этот парень действует мне на нервы, — вздохнул лейтенант Росс, когда Розенберри вышел. — Он не в меру спокоен. Ну так что, что делать-то будем?

Говорят, старые солдаты никогда не умирают. Это верно. Они поселяются на улице Пенсионеров в конце авеню Кахала, на мысе Бриллиантовый. Покупают себе удочки и ловят рыбу. Или изредка охотятся, вооружившись старой армейской винтовкой. По крайней мере, так делают те, у кого есть деньги. Вот, к примеру, Снаффи Картрайт. Пит не сумел заработать на картежной игре столько, сколько удалось Снаффи Картрайту, во всяком случае, не сумел сберечь. А Снаффи сумел, вернее, его деньги сберегла ему жена. У Пита не было жены. У него не было денег, чтобы содержать даже не первой молодости экономку, которая грела бы ему постель, а о молодой жене уж и говорить нечего. И снова Уорден ощутил поразительно острый приступ страха за Питера. Одинокий, не способный к брачной жизни из-за перенесенного сифилиса, без всяких сбережений и средств к существованию. Ни жены ни детей. И надеяться не на что. Никому не нужный, старый, отставной солдат. И Уорден понял — сам еще точно не зная, откуда пришло это решение, — что он не должен допустить, чтобы такое случилось с Питом.

— Вам придется поехать вместе с Питом в Скофилд и лично переговорить с полковником Делбертом, — сказал он Россу.

Лейтенант Росс все это время сидел, подавшись вперед, к Уордену, как бы ожидая от него спасительного совета. Теперь он откинулся назад.

— Нет уж, помилуйте. Этого мне бы делать не хотелось.

— Вы же хотите его сохранить, так ведь? Его могут отправить в Штаты и назначить где-нибудь обучать новобранцев тому, как обращаться с пулеметом, — на годик, может быть, на два, а то и до конца войны. Для пожилого человека это будет отличная работа — тихая и легкая. Солдаты будут бесплатно поить пивом такого видавшего виды старослужащего. Он сможет напиваться хоть каждый вечер. И будет знать, что и он по-своему кует победу.

— Положим, что так, по почему бы не поехать вам, сержант? — сказал наконец лейтенант Росс. — Вы служите в полку намного дольше, чем я.

— Как эго так? Я не могу ехать, лейтенант. Вы же командир роты.

— Я, — безрадостно подтвердил Росс. — Мне бы не хотелось делать бестолковых вещей. Вы уверены, что в том, что вы предлагаете, есть толк?

— Это единственный выход.

— Вы в самом деле считаете, что из этой затеи может что-нибудь выйти?

— Должно выйти.

— А если все-таки не выйдет, то в полку на карандаш возьмут меня, — не сдавался Росс. — Меня, а не вас.