Отважная лягушка. Часть 2
Шрифт:
Натянув сухие шерстяные носки, Олкад с жадностью набросился на еду. Быстро покончив с жалким ужином, он не позабыл оставить рабу кусок лепёшки и немного разбавленного вина. Если хозяин не может позволить себе нормально питаться, невольнику сами небожители велели голодать.
Выпроводив скорбно вздыхавшего Жирдяя в прихожую, молодой человек забрался на кровать. Завтра ему предстоит сделать много важных и срочных дел.
Самое неприятное то, что, несмотря на праздник, придётся побеспокоить уважаемого Клеара. Важным и влиятельным людям очень не нравится, когда к ним пристают со всякими расспросами, особенно в столь знаменательные дни. Но верховный жрец храма Дрина просто обязан войти и в положение Ротана.
А Олкад чувствовал, что это ему просто необходимо. И не только из-за желания заработать какие-то деньги, прославиться в городе и, как знать, возможно, заиметь новых, влиятельных знакомых.
Молодому человеку ужасно хотелось выручить девушку, и чтобы она именно его считала своим спасителем.
Кроме храма Дрина надо заскочить к Асте Бронии и передать Риате распоряжение госпожи, а вечером сходить в тюрьму и самому навестить Нику Юлису Террину. В глубине души Олкад рассчитывал не только на денежную благодарность с её стороны...
Писец мечтательно вздохнул, полуприкрыв глаза... Но потом огорчённо крякнул, вспомнив о своём статусе. Вряд ли аристократка снизойдёт до проштрафившегося коскида. Хотя как знать... Ну в крайнем случае вдруг она сможет помочь выбраться из этой дыры?
Но первым делом ещё до рассвета надо попасть на рудник. А значит, придётся платить стражникам у ворот, чтобы те выпустили его из города пораньше.
Поскольку жизнь рудокопа зависит от благорасположения владыки недр, на "Щедром кусте" тоже отмечали дриниары. Это были единственные дни в году, когда работа в забоях замирала, и невольники могли отдохнуть.
Управляющий уже приобрёл трёх старых волов, мяско которых послужит праздничным ужином, а вместо вина рабы будут хлестать разведённую брагу. Чтобы они быстрее угомонились и не доставляли хлопот охране, которой тоже нужно отдать дань уважения царю подземного мира, в неё добавляли грибной порошок, вызывавший тяжкий сон и мрачные видения.
Но Олкада мало интересовало, как будут праздновать невольники и надсмотрщики опостылевшего "Щедрого куста".
Ему во что бы то ни стало необходимо перехватить гонца, который должен завтра заехать на рудник по пути в Радл.
Пользуясь своими связями при дворе Императора, сенатор Касс Юлис Митрорр сумел договориться о том, чтобы военные гонцы, которые каждые десять-двенадцать дней отправлялись из крепости Ен-Гадди в столицу, по пути заезжали на рудник и забирали предназначенную для отправки в Радл корреспонденцию.
Ещё днем, высчитывая очерёдность, Олкад понял, что по воле богов это должно случиться как раз завтра. Значит, письмо надо подготовить уже сегодня. Неизвестно, посчитает ли покровитель важной новость о появившейся из-за океана родственнице, но молодой человек знал, что обязан ему об этом сообщить. Однако адресовать послание напрямую сенатору - он всё же не решился, предпочтя написать отцу, а уж тот, как личный секретарь Касса Юлиса Митрора, пусть думает: сообщать о Нике Юлисе Террине или нет?
С сожалением подумав о дороговизне масла для светильника, писец пододвинул к себе навощённые дощечки и стал торопливо царапать на них буквы медной палочкой.
Вкратце описав своё знакомство с внучкой сенатора Госпула Юлиса Лура, он из природной скромности умолчал об Асте Бронии, зато подробно изложил рассказ девушки о спасении своих родителей и её собственных приключениях. Не забыл молодой человек перечислить имена тех, кому Лаций Юлис Агилис адресовал письма в Радал, а так же упомянул
о фамильном перстне младших лотийских Юлисов.В заключение Олкад поведал о отцу, что откликнувшись на горячую просьбу Ники Юлисы Террины, он дал согласие представлять её интересы на судебном процессе, поскольку девушка со свойственной всем представителям этого древнего и уважаемого рода здравомыслием предпочла столичного адвоката.
Глава II
Вновь открывшиеся обстоятельства.
Прямых, конечно, нет улик,
Но в подозренье вы великом.
Лопе Де Вега
Собака на сене
Хотя Ника время от времени просыпалась, вслушиваясь в зловонную тишину, ночь прошла спокойно. На противоположном конце каменной лежанки, заграбастав под себя всю солому, до которой смогли дотянуться, свернувшись в клубок, спали проститутки, то и дело вскрикивая во сне. Тихонько похрапывала в своём углу Калям.
Опасаясь простудиться, новая узница даже не пыталась спать лёжа, так и просидела скорчившись в углу. Иногда она с наслаждением вытягивала затёкшие ноги, но царивший в камере холод, заставлял вновь прятать их под плащ.
Никто из старожилов камеры больше не пытался приструнить новенькую, тем самым автоматически признав за ней право верховодить в их крошечном коллективе.
За ночь переполнявший низкое помещение смрад стал, кажется, ещё нестерпимее. Из соседних клетушек часто доносился чей-то хриплый, рвущий грудь кашель, громкое бормотание, тяжёлый, с присвистом и бульканьем храп.
"Если здесь так холодно и воняет, - сквозь дрёму думала девушка, плотнее закутываясь в плащ.
– То каково в подвале? Бр-р-р!!!"
Поёжившись, она прикрыла глаза, надеясь ещё немного подремать.
Утро в тюрьме начиналось рано. Первые недовольные голоса стали раздаваться ещё тогда, когда звёздную черноту за крошечными зарешеченными окнами сменила серая предрассветная хмарь.
В их камере первыми проснулись проститутки. Шёпотом ругаясь и стуча зубами от холода, они поочерёдно воспользовались лоханью, после чего, прижавшись друг к другу, принялись шушукаться, то и дело поглядывая на мирно посапывавшую Нику.
Следующей, кряхтя и охая, встала Калям.
Громко прочистив нос, она спросила, вытирая пальцы о подол:
– Госпожа ещё не проснулась?
– Вроде бы нет, - равнодушно прошепелявила Кирса.
– Уже да, - проворчала девушка, с наслаждением вытягивая ноги.
Чувствуя себя голодной, злой и не выспавшейся, она проделала несколько гимнастических упражнений, разминая застывшие от неудобной позы мышцы, стараясь при этом, чтобы с изумлением наблюдавшие за ней сокамерницы не заметили ни пояса с деньгами, ни ножа на голени.