Отвергнутая. Игрушка для Альф

— Рука вся в перстнях…

— Ага, все верно, — распахивает дверь и в ожидании смотрит на меня. — На выход, куколка.

— И тот… оборотень назвал вас белым бесом, — семеню на цыпочках мимо Вестар.

— Что-то в этот раз ласково, — Вестар печально вздыхает. — Видимо, они там хвосты прижали.

— А что будет, — разворачиваюсь к нему лицом и вглядываюсь в его холодные глаза, — с теми…

Вестар хватает меня за запястья, рывком увлекает за собой, вынырнув в коридор, и, захлопнув дверь, вжимает в стену.

— Еще одна моя слабость — любопытные женщины.

Наши носы почти соприкасаются, и я медленно выдыхаю. Главное — не дергаться.

— И как тебе идея отомстить двум бессовестным мерзавцам за их неблагодарность через страстный поцелуй с Советником?

— Что…

— Так как я их нянька, в мои обязанности входит и их воспитание. Кто оставляет такую сладкую булочку без присмотра, когда во замку рыскает третий голодный волк? — его глаза горят эфемерным серебром.

— Они вам доверяют? — едва слышно отзываюсь я, а у самой сердце подскакивает к глотке.

— Мне можно все что угодно доверить, кроме женщины, — жарко шепчет Вестар в губы. — И знаешь… Я думаю, один поцелуй их тоже взбодрит. А твоя задача держать их в тонусе. Верно?

— Я не хочу… — сглатываю, — третьего оборотня…

— Не хочешь, потому что я пока в раздумьях соблазнять тебя или нет, — касается пальцами право жемчужной подвески, — и чем может мне грозить такая шалость.

— Смертью, — шепчу я.

— Да ну? Ты еще и кровожадная, да?

— Отпустите меня, — всхлипываю я.

Вестар сжимает мой подбородок в стальных пальцах. Его веселость сменяется гневом.

— Не дави на жалость, — шипит он. — Это глупо и никогда не работает. Учись быть хитрой стервой, которая может крутить и вертеть мужиками в своих интересах, — замолкает, щурится и сердито продолжает, — и почему я должен тебя этому учить?

— Я не знаю.

— Ты можешь играть в милую наивность, Тина. Глазками там хлопать, краснеть, губки закусывать, но слезы, если они не от оргазма, чаще выглядят жалко.

Резко отстраняется и шагает прочь:

— Будь хищницей, Тина.

— Я пыталась! — топаю ногой и сжимаю кулаки.

— И? — оглядывается.

— Не получилось!

— Ну-ка покажи.

Неуверенно топчусь на месте, а затем с улыбкой приподнимаю подбородок, веду плечом и кокетливо говорю:

— Советник… У вас ноги не мерзнут? А то вы босой.

Замолкаю и понимаю, что сморозила дикую глупость, которую бы настоящая хищница никогда не сказала.

— Неожиданно, — Вестар медленно моргает. — Ну, допустим… Я поддержу этот разговор, — вздыхает, но через секунду хищно улыбается. — А ты хочешь ноги мои согреть?

— Это фиаско, — разочарованно шепчу я.

— Определенно, — Вестар смеется и продолжает путь к лестнице, — но ты не опускай лапки, Тина. Практика и еще раз практика.

— Это женская наука не для меня, — следую за ним на цыпочках.

— Твоя, — Вестар зевает. — ты очаровательно краснеешь и смущаешься. И ты опять забыла о пирожных. Расценю это как то, что ты мне симпатизируешь, — оборачивается и подмигивает, — так и до поцелуя недалеко.

Я торопливо кидаюсь прочь, подхватив юбки под тихий и надменный смех. Оглядываюсь.

— Ты и мне на пробу пару пирожных приготовь, — потягивается, поигрывая мышцами живота и груди. — Я тоже люблю сладенькое

Глава 29. Мерзавец!

Аккуратно кладу малинку на завиток крема и отхожу от стола на пару шагов, чтобы оценить свои новые шедевры. В стороне стоит полная кухарка Даза и две ее помощницы. Молчат.

Я тоже молчу.

Мои пирожные каким-то образом оказались разного размера, разной высоты. Слои крема неравномерные и завитки кривые. С одного пирожного сползает ягодка и падает на тарелку, будто она сдается.

У меня дергается левый глаз.

Вся кухня в муке, стол — в джеме и креме. Такое ощущение, что тут повеселился ребенок, который решил поиграть в кондитера.

Перевожу взгляд на Дазу, которая медленно моргает, закусив губы. Я думаю, что будь я ее помощницей, то она бы меня сейчас сковородой огрела. Я потратила столько времени, а в итоге опять вылепила каких-то уродцев.

— Вы же видели, — шепчу я, — я очень старалась.

Помощницы Дазы переглядываются, и я замечаю в их глазах смешинки.

— Да что уж, — падаю на стул, — смейтесь. Насмехайтесь.

Одна из помощниц прыскает смехом и получает полотенцем по спине от Дазы. Опускает взгляд и обиженно вздыхает.

— Ну…. милочка, — тихо говорит Даза, — не твое это.

— На мне проклятье, — шепчу я, разглядывая пирожные. — Точно. Мне ведь казалось, что у меня все получается идеально.

Развязываю фартук на спине, и драматично откидываю его в сторону, чтобы затем опять вздохнуть в ожидании поддержки.

Но никто не торопится сказать, что у меня не все так плохо.

— Булочка моя ненаглядная, — с черного входа в глубине кухни за шкафом с посудой появляется Верховный Жрец, — как ты смотришь на то, чтобы прогуляться… — замолкает на секунду, заметив меня такую печальную на стуле, и расплывается в улыбке, — и ты тут.

— Вот не надо, а, — подпираю лицо кулаками, разглядывая пирожные, — вы знали, что я тут.

— Что ты так грустишь, — подплывает к столу, подхватывает пирожное с блюда и кусает его.

Я с надеждой поднимаю взгляд. Вдруг на вкус мои пирожные — взрыв магии?

— Тесто не пропеклось, — Жрец причмокивает, снисходительно взирая на меня, и откладывает пирожное. — Крем еще ничего так.

Я вижу в его глазах кроме старческого высокомерия еще и искорки лукавства. Поглаживает свою бороду, щурится и ухмыляется.

— Вы…

— Что?

— Вы… это вы меня прокляли, — обескураженно шепчу я.

— Что ты такое говоришь, деточка? — с наигранным возмущением охает Жрец. — Как ты смеешь подобное говорить Верховному Жрецу, который за добро?

— Вы-то за добро? — встаю я.