Отвергнутые Боги Годвигула

+430

+420

Откуда-то из тумана прилетел камень и, угодив мне в плечо, снял за раз три тысячи хитов. Левая рука плетью повисла вдоль тела. Я заправился зельем Исцеления, но на большее у меня не хватило времени.

Дикари выскочили из тумана. Я успел разрядить арбалет. Двое кургулов замерли, как статуи, но остальные сбили меня с ног, пригвоздив к камням длинным копьем, и принялись рвать на части. Каждый хотел получить свой кусок, поэтому они мешали друг другу, оттягивая тем самым мое возвращение к воротам Стока. Не прошло и тридцати секунд, как появилось сообщение:

Осторожно! Уровень вашего "Здоровья" ниже 20%

Интересно, как встретят меня жители Стока, с которыми у меня возник конфликт по поводу одного вороватого гоблина?

Но тут неожиданно толпа навалившихся на меня дикарей разлетелась во все стороны, как зерна, брошенные на землю твердой рукой сеятеля, и я увидел вклинившегося в ряды неприятеля Орху.

Своевременное вмешательство...

Впрочем, моя радость заметно поблекла, когда я понял, что он расчищает перед собой дорогу только для того, чтобы добраться до вора, посмевшего покуситься на его сокровища. К счастью, кургулы об этом не знали. Они восприняли появление великана, как нападение и, позабыв о моем существовании, набросились на него со всех сторон.

Я воспользовался моментом и на грани отключки осушил до дна зелье Регенерации, а потом еще какое-то время сквозь муть перед глазами наблюдал за тем, как быстро срастаются ребра, затягиваются рваные раны, нарастает вырванная людоедами плоть.

Тем временем веселая потасовка была в самом разгаре. Огромный шар из вцепившихся в гиганта троглодитов вздрогнул, прыснул во все стороны ни разу в жизни не мытыми телами. Те, что отлетели к скалам, упали на камни неподвижными тряпичными куклами. Несколько кургулов с пронзительным визгом отправилось на дно ущелья. Остальные поднялись на ноги и снова ринулись на обидчика.

На этот раз великан не сплоховал. Размашистым ударом дубины он разметал нападавших по окрестностям. Полдесятка троглодитов отправилось в свой людоедский рай, покалеченные поползли прочь от разбушевавшегося гиганта, а уцелевшие сменили тактику и пустили в ход дальнобойное оружие. В Орху полетели дротики, копья и камни. Но ни один снаряд не смог причинить существенного вреда толстокожему великану.

Перегруппировавшись, кургулы снова ринулись в атаку. Теперь они действовали более хладнокровно и продуманно, нападали поочередно, со всех сторон, ловко уклоняясь от огромной дубины гиганта. Нанеся удар копьем или кинжалом и оставив на теле великана едва заметный укол или царапину, они успевали уйти от возмездия, уступая очередь соплеменникам. Нерасторопный Орха вертелся из стороны в сторону, прессовал дубиной воздух, пытался схватить обидчиков рукой, но на это раз все его попытки были тщетны. Кровь сочилась из мелких ран, со временем их становилось все больше, и силы великана медленно таяли.

Пока у моста шел бой, я окончательно оклемался, перезарядил арбалет. Выглянув из-за скалы, я бросил взгляд на опустевший лагерь. Там остался лишь один троглодит, заметно отличавшийся от остальных. Он был невысокого роста и худ, как суповой набор. Прижимая к груди гоблинского идола, он отдавал визгливые приказы своим соплеменникам. На первый взгляд он не представлял собой опасности и, справившись с ним, я мог бы заняться поисками Кареоки. Но путь к мосту перекрывала толпа дикарей, решивших, видимо, умереть, но не пропустить неприятеля в родные пенаты.

Троглодиты неистовствовали. Такой ярости и самоотдачи мне еще не приходилось видеть. Уж не знаю, что тому было причиной: природная агрессивность или влияние гоблинского идола. Уступая великану в росте и силе, они бросались на гиганта с настойчивостью обреченных. В ход шло все, что могло причинить Орхе хоть какой-то урон: копья, каменные ножи, топоры, когти, зубы. Словно свора бешенных псов, позабыв о самосохранении, они лезли в самое пекло и падали на камни с размозженными головами, промятыми грудными клетками, перемолотыми костями.

В сложившейся ситуации я мог рассчитывать лишь на Орху, но у него прыти заметно поубавилось. С потерей сил просела его Защита, и шкура все больше покрывалось ранами и ссадинами. Сильнее всего кровоточили участки тела, из которых людоедам удавалось вырвать кусок плоти. И любое прикосновение к этим ранам доставляло Орхе невыносимые страдания.

Если так дальше пойдет, они его завалят...

Поэтому мне пришлось простимулировать павшего духом великана. Зачерпнув из кармана горсть драгоценностей, я швырнул их в самую гущу дикой орды. Призывно сверкнули под солнцем самоцветы, прежде чем исчезнуть под лапами беснующихся кургулов. Этот блеск не остался незамеченным Орхой. Да и троглодиты тут же проявили интерес к посыпавшимся им на головы кольцам да кулонам. Они стали подбирать драгоценности, что привело великана в неописуемую ярость, придавшую ему новых сил. Сорвавшись с места, он ринулся на людоедов, игнорируя повисших на руках и ногах противников, направленные в грудь копья и летевшие со всех сторон камни. Пока его лупили и пинали, Орха отлавливал того или иного счастливого обладателя украшения из сундука, душил нечестивца, отрывал утраченное имущество вместе с конечностью и заботливо прятал драгоценность в огромный карман на меховой накидке.

А я подливал масла в огонь, точнее, подсыпал ювелирки, сводившей великана с ума.

И кургулы дрогнули.

Не сдержав натиска, уцелевшие троглодиты бросились на противоположную сторону ущелья, решив, что только в лагере найдут свое спасение. Орха не стал их преследовать, а начал собирать с земли рассыпанные мною драгоценности.

И снова все шло не так, как задумывалось в начале...

Мне так и не удалось проникнуть в лагерь людоедов. И теперь, наверное, не удастся: пользуясь возможностью, уцелевшие кургулы начали поднимать мост в надежде отгородиться от посягательств грозного противника.

Мне некуда было бежать. А тут еще Орха, подобрав последнюю монетку, уставился на меня свирепым взглядом и протянул окровавленную лапу.

Я понял, что он хотел этим сказать, выгреб из кармана последнюю пригоршню с драгоценностями и...

...размахнувшись, бросил украшения через пропасть. После чего демонстративно вывернул карманы и крикнул:

– Нет у меня больше ничего!

Великан тоскливо заурчал, бросил на меня взгляд, полный презрения, и устало направился к медленно поднимавшемуся мосту. Застыв на самом краю пропасти, он схватился рукой за край деревянного настила и рванул его вниз. Крутившие лебедку кургулы разлетелись по сторонам, барабан со скрипом завертелся в обратную сторону, а мгновением позже мост с грохотом рухнул на камни, снова соединив два края провала.

Вид у великана был не ахти. Кровь покрывала его с головы до ног, сочилась из многочисленных ран, слепила глаза, в которых читалось одно единственное желание: вернуться в свою пещеру, упасть на шкуры и проспать беспробудно целый месяц. А вместо этого приходилось идти по шаткому мосту, волочь за собой неподъемную дубину и готовиться к бою с гадкими кургулами.

Людоедам тоже хотелось забиться в свои норы и не отсвечивать до следующего новолуния. Но грозный великан не оставлял им выбора. И, несмотря на то, что уцелела лишь горстка дикарей, они ринулись в последний бой, подгоняемые визгливыми криками спятившего от страха вожака.