Отверженный. Дилогия

– А я никого не разыскивал, – ответил Волошин и улыбнулся. – Я ведь не просто так начал разговор с того, что у меня в столице много друзей. Так вот один из них, очень влиятельный человек и уважаемый дворянин, обратился ко мне с необычной просьбой. Он попросил меня разузнать в Петербурге кое-какую информацию.

– А при чём здесь мой сын?

– При том что мне дали вот эту фотографию и попросили узнать всё, что можно об изображённом на ней человеке.

Волошин достал из кармана фотографию и протянул Николаю Константиновичу. Князь Седов-Белозерский взял её и растерялся – со снимка на князя смотрел его старший сын Роман.

– Зачем твоим друзьям информация о моём сыне? – совсем уже мрачно спросил Николай Константинович.

– Деталей не раскрыли, возможно, просто наводят справки на всякий случай. Сейчас многие человеческие роды примечают одарённых ещё на этапе их обучения в академии, помогают учиться, назначают стипендии, а потом сразу после академии забирают на службу. Очень удобно, кстати. Видимо, Романа так и приметили. Он, скорее всего, очень одарённый. По его поведению вычислили, что он из семьи эльфов и обратились ко мне. Так что не переживай, никакого заговора против вашего рода нет – просто забавное совпадение.

– Не верю я в забавные совпадения, – пробурчал князь Седов-Белозерский. – Надеюсь, ты им ничего не сказал?

– Я пообещал подключить все свои связи и навести справки, а дней через пять скажу, что интересующий их парень, скорее всего, простолюдин, так как ни на кого из выбракованных в этом году аристократов он не похож, – ответил Волошин, положил фотографию в карман и пояснил: – Надо будет вернуть потом друзьям.

– Благодарю! – сказал Николай Константинович. – Лишние проблемы мне совсем не нужны.

– Не стоит благодарностей. Твои проблемы – это также и проблемы моей сестры. А я её люблю и зла ей не желаю. Так что не переживай на этот счёт. Но не рассказать об этом я не мог.

– Хорошо, что рассказал. А имена своих друзей не назовёшь?

– Ты же знаешь, что не назову, – ответил Волошин и улыбнулся. – Я и так рассказал тебе слишком много. И надеюсь, если ты решишь навестить своего сына в Кутузовской академии, то придумаешь какую-нибудь другую версию, как ты его нашёл.

– Не решу. Но я тебя понял. Этот разговор останется между нами. И я очень надеюсь, что у Романа хватит ума не раскрывать своё происхождение. Он ведь сменил имя и фамилию?

– Только фамилию, – ответил Волошин. – Если всё же решишь его навестить или просто собрать о нём информацию, знай – он теперь студент Кутузовской академии Роман Андреев!

– Что? – воскликнул князь Седов-Белозерский, после этого у него от волнения перехватило дыхание, и следующую фразу он уже еле выдавил из себя: – Как ты сказал? Андреев?

– Да. Андреев. А что ты так бурно реагируешь? Не нравится его новая фамилия? Мне кажется, он взял её в честь младшего брата.

– Всё хорошо, – ответил Николай Константинович. – Я просто не выспался, не обращай внимания.

– Ну если хорошо, то тогда я пойду, – сказал Владимир Николаевич. – Не люблю гнать по трассе опаздывая.

– Счастливого пути!

Шурин покинул кабинет, а князь Седов-Белозерский подошёл к своему столу и взял в правую руку бутылку с можжевеловкой. Левой со злостью смахнул со стола маленькие стопки и налил водку в кофейный бокал объёмом в триста пятьдесят миллилитров. Залпом его осушил. После этого швырнул бутылку с остатками водки в стену, смахнул со стола ноутбук и сел в кресло.

Николай Константинович закрыл глаза и обхватил голову руками, пытаясь сдержать в себе эмоции. Хватило его ненадолго. Сначала быстро покрылась изморозью столешница, в которую упирались локти князя. Затем, когда, весь стол обледенел, процесс перекинулся на пол. Будучи не в силах больше держать в себе ярость и досаду, Николай Константинович ударил кулаком по столу и взревел. Стол рассыпался, как рассыпается роза, которую достали из жидкого азота и уронили на пол.

Седов-Белозерский вскочил с кресла, схватил его за спинку и швырнул в стену. Пока он, замахиваясь, держал кресло в руках, оно тоже успело замёрзнуть и от удара об стену разлетелось на тысячи осколков, будто было стеклянным. Глаза князя излучали пронзительный синий свет, а руки были покрыты толстым слоем инея. Всё, до чего он дотрагивался, превращалось в лёд и рассыпалось.

Но этого Николаю Константиновичу показалось мало, и он начал швырять во все стороны холодные молнии и ледяные стрелы. Буквально за две минуты кабинет превратился в замёрзшие руины.

Князь отдышался, немного успокоился и вытянул вперёд правую руку. Усилием воли заставил её вернуть себе нормальный вид, после чего быстро залез в карман брюк и достал оттуда мобильный телефон. Набрал номер и стал ждать ответа. Почти сразу же из динамика раздался голос Самойлова:

– Николай Константинович?

– Да, это я, – сказал князь, стараясь голосом не выдавать своего волнения. – Я тут знаешь, что подумал, Борис Афанасьевич? Ты когда поймаешь этого Андреева, в расход его не пускай. Есть у меня одна задумка насчёт него. Очень перспективная. Но разговор нетелефонный.

У Николая Константиновича не было никаких задумок, но не мог же он открытым текстом сказать, что тот самый студент Андреев, который создал «Русскому эльфийскому ордену» столько проблем – его старший сын Роман и по совместительству внук магистра ордена. Князь знал, что до встречи с Самойловым он что-нибудь придумает, сейчас же нужно было просто дать установку сохранить сыну жизнь.

– Я Вас понял, Андреева трогать не будем. Попридержим его до дополнительных распоряжений. Но боюсь, как бы его Левашов уже не того. Он же поэтому и выкрал их с Зотовой, что хотел как можно быстрее убить. Возможно, уже и покончил с ними, а может, как раз сейчас где-нибудь мучает, добивает.

Князя Седова-Белозерского накрыла очередная волна неконтролируемой ярости, подогреваемой чувством бессилья, его правая рука снова покрылась инеем, и телефон, мгновенно превратившись в кусок льда, рассыпался в ладони. Кабинет сотряс оглушительный рёв, а сквозь уже и так разрушенные стены в разные стороны полетели новые ледяные колья и молнии.

Глава 8

Спал я плохо и проснулся относительно рано – когда встал с кровати, часы на стене показывали без четверти восемь. То, что я ночью принял за гостевую комнату, на самом деле оказалось апартаментами, состоявшими из гостиной, спальни и санузла. После состоявшегося накануне разговора с Милютиным я понимал, что мне в этом месте, возможно, предстоит провести не один день, поэтому торопиться было некуда, и я не спеша направился в душ. В ванной комнате обнаружил тапочки и банный халат. Это было кстати – опять надевать грязную куртку Левашова не хотелось.