Ответная угроза
Шрифт:
Всё элементарно. Если люфтваффе считает санитарный транспорт лёгкой и законной добычей, то надо это использовать. Вот и всё. Теперь все санитарные поезда замаскированы под бронепоезда, и дело не только в маскировке, а ещё в наличии зенитных платформ. А бронепоезда, наоборот, маскируются под санитарные. Нарвавшись раз пять на жестокий и беспощадный ответ, германские доблестные асы теперь шарахаются от «санитарных» поездов, как тараканы от включенного света. От гражданских поездов тоже шарахаются. По той же причине.
Это сейчас мы «обнаглели» до того, что гражданские поезда из Минска ходят без маскировки. С зенитками, конечно.
Параллельно
Гражданские поезда охраняются военными. Обычно это полувзвод, приданный зенитным расчётам. Тоже не церемоний не разводят. Разок расстреляли прямо у железки поездных воришек. Отругал их. Не очень сильно, но отругал. У меня, говорю, в штрафных ротах некомплект, а вы тут… будущих героев войны в расход пускаете.
Григорич замолкает. Выговорился? Теперь можно.
— А там у вас что? — показываю взглядом в сторону.
— Да сило германское…
— У базы никто оттуда не шастал?
— Ни. Там посты. В нашу сторону нихт проход.
Ещё немного раздумываю. И выношу решение-версию.
— Они радиомаяк поставили. Село немецкое, значит, там может находиться агентура абвера. Наверняка. Ты радиослежение вёл? Понятно. Им не надо подходить к базе, достаточно на краю села поставить радиомаяк, как ориентир. А по рации сообщить: цель на километр строго на запад. Вот и всё.
Никитин впадает в глубокую задумчивость. Пару минут не мешаю.
— Поднимай особый отдел и контрразведку. Прочеши село. Каждый дом пусть обыщут до основания. Если рацию не обнаружат, так хотя бы сильный бинокль.
Андрей Григорович глядит вопросительно расширенными глазами, причём здесь бинокль?
— Разглядеть, что там военный объект на таком расстоянии можно только в бинокль. Залез кто-нибудь на крышу и увидел вас, как на ладони. Если обнаружите ещё радиомаяки и рацию, то устрой немцам ловушку. Прилетают бомбить пустое место, а вы их зенитками на подлёте ловите. Или истребители пусть встречают…
Генерал смотрит на меня с уважением. А то ж! Я ж всё-таки маршал, мне положено соображать.
— Много топлива сгорело? Не скажется на твоей подвижности?
— Та ни… — отмахивается Никитин. — Е резервная.
— Ну, да, — киваю. — Моя разведка доносит, что ты две немецкие базы ГСМ прихватил. И молчишь, морда кулацкая…
1 декабря, понедельник, время 15:50.
Минск, штаб Западного фронта.
— Рычагов свои авиадивизии под Кенигсберг перебрасывает? — на мой запрос Климовских заглядывает в оперативную карту.
Мы уже сильно раскидали свои авиачасти. Зачем мне авиадивизии в Минске, Барановичах и Витебске? Ни к чему. Это уже глубокие тылы.
— Да, Дмитрий Григорич. Заканчивают передислокацию.
Рычагову как раз подходит пора приступать к новому набору лётчиков. Ибо нефиг мурыжить уже подготовленных в училищах лётчиков полугодовыми курсами. Двух-трёх месяцев хватит.
202-ую истребительно-штурмовую дивизию отдали Рокки, теперь перебрасываем остальные три (201-ую — истребительную, 203 — истребительно-штурмовую, 204-ую — бомбардировочную) в зону действия 13-ой армии. В Восточную Пруссию. Мощная сила. В каждой авиадивизии 250–300 машин. Фрицам в Курляндском котле скоро станет очень жарко, несмотря
на зиму.Вдвоём разглядываем карту. Всё предусмотрели? Немцы могут выкинуть любое коленце.
— Дмитрий Григорич, — пытливо глядит Климовских, — а почему вы БМ-13 маринуете?
— Точно! — чуть не подпрыгиваю от радости, будто ребёнок. — Совсем забыл! Три дивизиона формируем в полк, комплектуем зенитным дивизионом и всё остальное, потребное полку и отправляем Никитину…
— Кстати, пока не забыл. Подготовь приказ, в котором все командармы генерал-майоры повышаются в звании на одну ступень. А то это уже неприлично становится. Мы побеждаем, армии ведут успешные бои, а они до сих пор генерал-майоры. Никитину плюс звёздочку за Кенигсберг, Рокоссовскому — за Дрогобыч и остальное.
А теперь надо заняться комплектованием специального артполка. Нескольких артполков. После чего смотрим фотографии от авиаразведки. За фрицами нужен глаз да глаз. Как-то мне даже скучно становится, игра в шашки и то сложнее. Стоит только задаться вопросом, что будут делать немцы в Курляндском котле? Это я товарищу Сталину пошутил, что сдаваться, на самом деле надо учитывать доминантное свойство немецкой натуры. Глубочайшая исполнительность, верность воле вождя.
В мире Арсеньевича 300-тысячная 6-ая армия Паулюса сопротивлялась отчаянно. До последней возможности уже за пределами физических сил. Так, что сдалось только девяносто тысяч. И выжило только пятнадцать. Не смогли пережить ещё суток-двух, чтобы наше командование смогло их обеспечить питанием, медпомощью и обычными тёплыми помещениями. Сил не осталось.
Если объективно посмотреть, то по итогу Сталинградской битвы немцы показали высочайшую стойкость духа. Бились не до исчерпания всех сил, а больше. Так, что после сдачи в плен просто умирали на ходу. Поэтому я не верю, что Курляндская группировка сдастся. Когда от миллиона останется тысяч сто-двести измученных до предела людей, тогда можно ожидать поднятых рук. Но до той поры — нет. А значит, что? Они будут прорываться. И Германии они нужны. Для нападения на СССР вермахт сосредоточил все возможные силы и теперь остался почти без армии. Гитлеру, уже для обороны, необходимо вернуть домой обе группы, и южную и северную.
В Сталинградской котле немцам было намного хуже, их могли снабжать только по воздуху. Курляндцам идут морские транспорты. И, несмотря на все усилия Балтфлота и авиации Севзапфронта, не меньше половины судов доходит до портов. Бомбить в ноль порты Ригы, Лиепая и Клайпеды лично мне не хочется. Это наши порты.
— Ефимыч, смотри. Ничего не замечаешь? — кладу перед начштаба три фотоснимка.
Это как в тестах на внимание, «Найди человека на картинке», «Найди пять отличий на двух рисунках». Указание, что есть человек или пять отличий уже неслабая подсказка. Вот и я, знаю, что искать, а Климовских не замечает.
— Вот поэтому я — маршал, а ты — нет, — как упустить возможность укусить подчинённого и друга?
— Но как?! — глядит с изумлением.
— Каком кверху, — этого выражения в этом времени не знают, поэтому пока оно не разошлось, вызывает смех. — Теперь понимаешь, куда специальный артполк ставить? Или два?
Так проходит ещё один долгий день, приблизив нас ещё на одни сутки к Победе.
3 декабря, среда, время 08:40.
Львов, Рокоссовский.
— Что это опять такое? — из легковой машины окрестности видны намного лучше, чем из броневика. И что я вижу? Снова?