Отягощенные злом
Шрифт:
Они уже думали, что все обойдется и им останется только встретить десант и навести его на цель, как вдруг они услышали вертолеты. Низкий, почти на грани слышимости рокот, какой издают только большие и тяжелые машины.
– «Сикорские»… – определил Поручик, – морпехи, мать их.
Морпехи были второй волной высадки, они закреплялись на берегу, когда «морские котики» уже отбили плацдарм. Однако в последнее время морские пехотинцы создали свои части специального назначения, уже в Персии проявившие себя. В отличие от обычных частей, они перемещались налегке и каждая часть морской пехоты могла быть перемещена на любое расстояние после двадцати четырех часов сборов. В отличие от парашютистов, они прекрасно чувствовали себя на воде и лучше умели десантироваться с вертолетов. А в отличие от «морских котиков», их было просто много,
18
На самом деле, конечно, не могли, но это было не важно. Для локальных конфликтов не нужно уметь ставить маяк на вражескую подводную лодку в арктических льдах, не нужно уметь проникать через восемь рубежей охраны главной базы противника. Нужно просто уметь хорошо стрелять, сохранять боеспособность, почти не спав несколько суток, не утонуть в болоте и не упасть с вертолета при десантировании, вести бой в помещениях, что обычные солдаты делать умеют плохо. Так что создание «полупрофессионального» спецназа морской пехоты, в общем-то, было оправданно.
– Включить приводной маяк?
Светляку что-то не нравилось.
– Нет, не надо.
Он снова набрал номер, рискуя, что кто-то его засечет.
– Салам на приеме.
– Салам, это Светляк. У нас есть развитие, повторяю: есть развитие.
– Слушаю.
– Слышу два вертолета типа «Сикорский – восемьдесят», идут с запада, повторяю: два вертолета с запада. У них есть наши позывные или что-то в этом…
– Светляк, наши только собираются взлетать, повторяю: только собираются взлетать!
Черт…
Впереди словно падающая звезда, ракета прочертила небосвод и ударила в стоящий на площадке изящный гражданский вертолет. Тот исчез в огненном облаке, полетели во все стороны куски.
– Ложись!
«Морские котики» накрылись маскнакидками и замерли…
Вертолеты были все ближе, они уже оглушали грохотом. Ветер от лопастей старался вырвать накидки, свистели пули – со стороны виллы вертолеты подвергались обстрелу. У морских спецназовцев существовала своя процедура инициации, аналогичная тому, как у парашютистов и в пехоте новобранцев кладут под БТР или танк [19] . У них это делается так: новобранцам завязывают глаза, причем так, что сразу не развяжешь, – и скидывают с вертолета с высоты несколько метров в воду, да еще ночью. Пусть руки свободны – связывать слишком опасно, – но нужно не травмироваться при контакте с водой, всплыть, сорвать с себя мокрый колпак, продержаться на воде пятнадцать минут и дождаться, пока на дежурящих поблизости лодках включат маяки и начнут собирать новобранцев. На самом деле это не так опасно: у каждого курсанта есть радиомаяк, а в воде, на глубине нескольких метров, дежурят инструкторы. Но все равно трудно не впасть в панику, когда тебя просто выбросили в воду с завязанными глазами черт знает где. Кто впал в панику – спецназу не нужен.
19
Естественно, не под гусеницы. Надо просто пропустить машину над собой, ее клиренс это позволяет.
«Дорога, – вдруг понял Светляк, – они садятся на дорогу. Больше им просто некуда сесть».
Вертолеты сели, судя по грохоту, где-то рядом с их головами, а потом – покатился шквал огня, несколько пулеметов и штурмовые винтовки. Огонь вели в сторону виллы, значит, от них. Теперь главную проблему представлял экипаж вертолета. Точнее – посадочная группа безопасности. Если эти уроды, кто бы они ни были, знают свое дело – они обязательно будут. Три или четыре бойца, которые при любом раскладе останутся у вертолета и будут защищать его, пока он на земле. В штате вертолетного полка таких групп нет, но любой командир, который прошел через локальный конфликт и совершал посадки в местности, которая неизвестно чья, не полетит, пока не договорится о группе безопасности, пусть и временной.
Связи
нет. Только идиот будет рисковать сейчас со связью. Два неизвестных вертолета сели почти что им на головы. Здорово…Трое граничар – сходились всегда по трое, тоже обычай «джентльменов удачи» – с удивлением смотрели на подходящего к ним человека. Одного…
– Здраво… – поздоровался граничар на своем языке, когда немецкий переговорщик был совсем рядом.
Генерал Ирлмайер только коротко взглянул на него:
– Отойди.
– Ты не у себя дома! – ответил опешивший от такой наглости граничар.
– Попробуй сказать это еще раз, и дома не станет у тебя.
Граничар разозлился. Как и представители любой малой нации, он был болезненно обидчив и самолюбив.
– Эй, какого черта? – Он схватил немца за рукав. – Кто ты такой, чтобы распоряжаться здесь? Это наша земля, и тебе придется ответить за то, что ты сделал на ней. Ты что думаешь, ты тут хозяин, мать твою?!
Ирлмайер остановился.
– Еще раз упомянешь мою мать или мою страну, свинопас, и окажешься в концлагере или где похуже, доходит? Если ты еще не понял, мы Рейхсвер, армия Священной Римской Империи! Если хочешь идти на нас войной – удачи тебе…
Граничар неохотно признал поражение.
– Что тебе нужно?
– Не тебе, а вам – это первое. Второе – генерал Младенович здесь?
– Так точно, здесь.
– Мне надо поговорить с ним. Он мне… – Ирлмайер немного замялся, подбирая нужное слово, – должен. А долги надо возвращать.
– Мы вас проводим.
– Нет-нет, стой здесь. Не нервируй снайпера.
Вилла – Ирлмайер был здесь два раза, оба раза недолго – оказалась покалечена градом пуль, отметки хорошо виднелись на белых стенах даже ночью. Часть освещения была разбита вместе со стеклами, часть еще действовала. В лазурной воде верхнего бассейна – а тут их было ровно три – лежал труп, и кровь от него в воде висела черным облаком.
Плохо. Плохо. Все плохо. Хуже всего то, что ты не создаешь историю, а всего лишь пытаешься разгрести то, что натворили другие. Идешь по чьим-то кровавым следам.
Ирлмайер вошел в дом, где у окон под прикрытием бетонных стен занимали позиции граничары, охранники Младеновича. И никто не посмел остановить его.
Генерал Анте Младенович, солдат, националист, возможно, что военный преступник, контрабандист, специалист по улаживанию дел, неважно каких и какими методами, любитель женщин на сорок лет моложе себя, сидел в кресле в своей военной форме. На столе лежал заряженный автомат, и рядом с ним – огромная сумка, застегнутая на молнию. Он и не пытался сопротивляться – в отличие от своих граничар, знал, что уже бесполезно.
Тело так и лежало на ковре. Тело в сутане. Его не убрали. Ковер впитал кровь, хотя уже попахивало…
Доктор Манфред Ирлмайер прошелся по кабинету, ногой перевернул лежащее на ковре тело. Подслеповато вгляделся.
– Вот ты и получил свое… – пробормотал он по-немецки.
– Что? Что вы сказали?
– Да так. Мысли вслух, генерал. О бренности нашего земного существования.
В пролом в бронированном окне несло гарью.
– Полагаю, господин генерал, нам есть о чем поговорить, не так ли…
– Так, значит, вы не знаете, каким образом в Риме оказался готовый ядерный заряд? – уточнил Ирлмайер, пристально глядя на собеседника.
– Говорю вам в который уже раз… – с отчаянием в голосе проговорил Младенович, сильно постаревший за несколько часов, может, даже за несколько минут штурма, – я не знаю, как это оказалось в Риме. Не знаю, что и как там взорвалось, не знаю! Можете проверить меня на детекторе, вколоть скополамин – я отвечу вам то же самое: я не знаю. Господи, я почти сорок лет в армии. И знаю порядки. Зачем мне связываться с ядерным оружием, разве я не знаю, что за это бывает?
– Ну… жадность, для примера.
– Никакие деньги не стоят человеческой жизни. Тех, кто замешан в подобном, казнят без приговора…
Почему-то Ирлмайеру хотелось поверить. Хотя бы потому, что в Берлине речь пойдет уже о его виновности и его ответственности за все это. Они были как бараны – висящие за одну ногу…
– Еще раз. Вы возили уран?
– Да. Говорю же вам, да!
– Откуда?
– Тайные прииски. Конго. Те края…
– Какой чистоты обогащения?
– Пять процентов. Пять процентов…