Отягощенные злом

Появилась ведущая, та самая, из-за которой я категорически не хотел здесь появляться. Вся такая стремительная, вся такая внезапная, любящая на каждый вопрос получать ответ и принимать решения в течение трех минут после того, как необходимость принять решение пришла ей в голову. Короче, типичная британская однозначность против русской сложности и многозначительности. Строгий черный костюм, с которого кто-то убрал бриллиантовый вензель, одинокая нитка жемчуга, волосы чуть короче обычного. Ведущая плюхнулась в кресло, и гримерша наконец-то отстала от господина Дмитриева и налетела на нее.

– Кати… ради бога, не так много пудры. Я кажусь себе похожей то ли на придворную даму, то ли на потаскушку, зализавшую свои раны.

Очаровательное сравнение, не правда ли?

– Свет сегодня сильнее обычного…

Общественное телевидение во всем его суетном величии.

Общественное телевидение появилось в Российской Империи совсем недавно. И, на мой взгляд, ошибочно. До него в России было два канала, на которых были только «серьезные» передачи: один финансировался из государственной казны, другой – из личных средств Августейшей фамилии. Были еще несколько каналов имперского уровня, но там было слишком много рекламы и развлекательных программ, чтобы считать их серьезными. Общественное телевидение появилось как третий канал, без рекламы, и задумка была такая, что будет создан некий «Общественный совет», который будет определять сетку вещания. Итогом же стало появление канала, на котором право высказаться получила любая антиправительственная мразь. Причем чем радикальнее высказывание, тем лучше, а на правдивость и объективность никто не смотрел. Базовый принцип журналистики – отделять факты от мнений – здесь был благополучно забыт, в погоне за рейтингом годились всякие приемы. Изобретением канала были ток-шоу в прямом эфире на политические темы: это когда приглашали (точнее вызывали) с одной стороны представителя оппозиции, с другой стороны – представителя правительства и устраивали своеобразную «дуэль в прямом эфире». Кстати, можете считать меня ксенофобом, но почему в Наблюдательном совете Общественного телевидения едва ли не половину составляют люди одной и той же национальности, и вовсе не русской? Нет, я ничего не хочу сказать, но, по-моему, демократия – это «кого больше», а не «кто наглее», не так? Зачем хуцпу-то разводить, еще и за казенный счет?

Тем временем макияж был благополучно завершен…

– Господа… – сказала ведущая, – напоминаю правила. Две минуты на ответ, встречных вопросов просьба избегать, равно как и провокационных вопросов. Начинаю и завершаю передачу я, вы начинаете говорить только после того, как закончу говорить я. Вопросы?

– Никаких, сударыня, – бодро ответил я, а господин Дмитриев лишь отрицательно покачал головой. Он вообще уделял внимание чтению какой-то газеты… Биржевые ведомости, если глаза не обманывают…

Банальное «три-два-один – мотор», улыбка, за которую девять из десяти мужчин готовы будут все простить и забыть.

– Добрый вечер, уважаемые дамы и господа! Сегодня воскресенье, и с вами вновь Кристина Уоррен и программа «К барьеру». Следующий час нашего эфира мы посвятим дискуссии на тему «Безопасность в России, проблемы и приоритеты». Справа от меня – советник Его Императорского Величества по вопросам безопасности, адмирал князь Александр Воронцов. Слева от меня – адвокат, эксперт…

По всем вопросам, начиная от того, с какой ноги утром вставать, и заканчивая тем, с кем надо дружить, с Берлином или с Лондоном, господин Стаховский. Кстати, а когда это меня назначили на должность, которой к тому же не существует? Или я чего-то не знаю?

Кристина уже уверенно говорила по-русски, правда, с очаровательным акцентом. Она вообще училась очень быстро. Начала учиться русскому в Персии, закончила обучение уже здесь.

– …Ни для кого не секрет, что угроза терроризма во всем мире за последние десять лет только нарастает. Мы сталкиваемся с невиданными доселе фактами смертничества – когда люди, иногда даже женщины и дети, надевают на себя пояс с взрывчаткой, идут в людное место и подрывают сами себя, рассчитывая убить как можно больше людей. Мы столкнулись с угрозой ядерного терроризма, когда в результате террористической атаки погиб один из красивейших городов мира, колыбель современной цивилизации. Постоянно нависающая над нами угроза стать жертвой самоубийственной террористической атаки всколыхнула все общество и заставила нас задуматься о том: а все ли сделано для недопущения повторения трагедии Рима здесь, в России? Господин Воронцов, вам слово…

Я молча сидел и смотрел на одну из самых красивых женщин, которых я знал, ее не испортил даже студийный макияж.

– Вам слово… – повторила она, смущаясь и злясь одновременно. Молчание становилось совсем уже неприличным, и даже господин Дмитриев-Стаховский смотрел на меня с искренним, а не наигранным интересом.

– Сударыня, я не намерен ничего комментировать, – сказал я.

Передача шла в прямом эфире. Вспышка в глазах Кристины могла испепелить на месте любого, как мощный солнечный протуберанец.

– Значит ли это, что вам нечего сказать, господин адмирал?

– Совершенно верно.

– Господин адмирал, – рисуясь, сказал Дмитриев, – как типичный офицер и аристократ, не считает необходимым отчитываться перед русским народом за свои действия и действия тех людей, каких он здесь представляет. Это обычная реакция самодержавия, не желающего вступать в диалог с обществом.

– Следует ли так понимать, что общество в этой студии представляете вы, господин Дмитриев? – спросил я.

– Господа! – воззвала к нашему благоразумию Кристина.

– А если даже и так?

Интересно, откуда это все появилось? И как-то разом. Самодержавие…

– Я полагаю, сударь, что человек, учившийся в иностранном университете на курсах политических лидеров, тем более в британском университете, и в самом деле не может представлять интересы русского общества где бы то ни было. Британского – вполне допускаю.

– Может быть, вы расскажете о своей работе в САСШ, господин князь? – бросился в атаку Дмитриев-Стаховский.

– Охотно. За время пребывания в САСШ мне как-то не посчастливилось окончить курсы политических лидеров и вообще каким-то образом участвовать в политике – видимо, не повезло. Однако мне удалось создать несколько коммерческих компаний, существующих до сих пор, и вывести их на оборот, исчисляемый десятками миллионов долларов в год. Можно ли вас поздравить со схожим достижением, господин Дмитриев? Или вы предпочитаете практике теорию?

Кто-то отчаянно замахал – пустили рекламный блок.

– Ты с ума сошел?

Офсайд. Мы договорились на публике не показывать, что знакомы. И я, между прочим, договоренность сдержал.

Наши отношения закончились так же стремительно, как и начались. И так же катастрофично. Не знаю, почему мне везет именно на таких женщин. Она в чем-то была похожа на Ксению – прежде всего в безудержной попытке доказать, что она может быть ничем не хуже мужчин. И в этой попытке мужчина рядом, тем более супруг, ей не был нужен. Совсем.

– Отнюдь нет. Просто обсуждать вопросы, связанные с государственной безопасностью, в прямом эфире есть акт предательства по отношению к тем, кто находится сейчас в поле и защищает каждого из нас, рискуя жизнью.

– Ради бога, имена агентов никому не нужны!

– Почему же, они много кому нужны. Пальцев не хватит, чтобы подсчитать. Но дело не в этом. Если вы помните Персию, сударыня, – а вы ее помните, – то вы должны помнить и такой казус: какое-то время нам удавалось очень эффективно уничтожать лидеров террористов, наводя вооруженные беспилотники и ракеты с вертолетов по сигналу сотового телефона. Достаточно было только узнать номер – и все. Потом – как отрезало. Это потому, что о происходящем узнали журналисты и, ликуя, донесли правду до всего мира. Они просто перестали носить с собой сотовые. Я не могу придумать, кому, кроме террористов, конечно, стало от этого лучше. Мы не можем быть уверены в том, что какая-либо информация не пойдет на пользу террористам, которые во множестве действуют и сейчас, – и потому лучше не давать вообще никакой информации.

– И о чем предлагаешь говорить?

– О политике. Об экономике. Людей разве не это интересует?

– Смею вас заверить, не только это… – сказал Дмитриев-Стаховский, до этого с интересом наблюдавший за нашей перепалкой. – Людям нужна правда, и не вам определять ее безопасную дозу, сударь.

– Людям не нужна правда, – отрезал я, – точнее, нужна, конечно, но далеко не так сильно, как вам хотелось бы. Людям нужно другое. И людям нужно разное, каждому свое. Людям нужно, чтобы они проснулись утром, скушали завтрак и поехали на работу, которой будет достаточно для всех и которая позволит содержать семью и что-то откладывать на будущее. Людям нужна уверенность в завтрашнем дне, стабильность и порядок, чтобы те деньги, которые они откладывают в стройкассу на новую квартиру, не превратились в ничто в результате чьих-то безответственных экономических экспериментов. Людям нужна уверенность в том, что враги никогда не придут на их землю и никогда ничего не отберут у них, людям нужен порядок на улице, чтобы гулять по вечерам по городу и знать, что это твой город. Что же касается разного, господин Стаховский… Мне, к примеру, нужно как следует выспаться, хотя в ближайшее время это не предвидится. Вам не помешало бы взять несколько уроков этикета, чтобы научиться не перебивать людей, говорящих между собой. А очаровательной леди, которая сидит рядом с нами, нужно понять, что у понятия «женская независимость» есть синоним, и синоним этот – «женское одиночество». Как только она это поймет – дела у нее пойдут куда лучше…