Отыгрыш
Шрифт:
Коротко взглянул на седовласого, боковым зрением пытаясь выцепить календарь или подшивку газет: сообразить, какое нынче число — наипервейшее дело. М-да, это в книжках-киношках подсказки щедро развешаны-разбросаны заботящимися о своих героях авторами так, чтобы героический попаданец долго неизвестностью не терзался…
Но то ли он, Годунов, представлялся неведомой силе, перебросившей его сюда, недостаточно героическим, то ли логика его пребывания в прошлом предполагала квест высокого уровня сложности… Одним словом, ни тебе отрывного календаря, ни подшивки "Правды" поверх стопок бумаг, ни рояля в кустах… да и откуда бы взяться кустам в помещении? Чахлая герань в горшке на подоконнике — вот и вся растительность. В ней даже свистулька не поместится, не то что рояль.
Под
— Здравия желаю. Старший майор государственной безопасности Годунов Александр Васильевич.
Выдержал паузу, давая возможность седовласому изумиться. Ну и представиться, само собой.
— Потапов Николай Кузьмич, исполняющий обязанности директора, — если И.О. и удивился, то удивление это было какое-то вялое и невыразительное. Наверное, подумал Годунов, последние несколько дней разнообразное начальство тут косяками ходит. Но ни станки, ни люди так до сих пор и не вывезены. То есть наивысшим начальством дядька признал бы сейчас того, по чьей воле появились бы грузовики у заводских ворот.
— Надо понимать, если вас… гм… прислали, значит, эвакуация все ж таки будет? Или… — Потапов вопросительно приподнял бровь.
Молодец мужик, сразу берет с места в карьер, и вперед, как говорится, — к новым горизонтам.
— А давайте-ка мы с вами прогуляемся по аллейке да и обсудим все наши "или", — осторожно ответил Годунов. Если повезет, удастся разжиться самой необходимой информацией.
Осеннее солнце дарило последнее тепло пока ещё свободному городу. По правую сторону от проходной виднелась просвечиваемая насквозь аллейка. Точнее, припомнилась Годунову статейка из недавно читаной краеведческой книжки с картинками, то ли Трубников бульвар, то ли бульвар Трубникова, появившийся ещё в дореволюционные времена и каким-то чудом уцелевший до начала двадцать первого столетия. Значит, шестое чувство не обмануло — судьба избрала для высадки попаданца завод "Текмаш", родной для старшего брата одного из дедов. Интересно, а реально ли пересечься с двоюродным дедом? Впрочем, его сейчас все равно в городе нет, он в первые недели войны ушел добровольцем на фронт вместе другими заводчанами…
Ёшкин кот, нашел когда над курьезами попаданчества голову ломать! Тут, по всему видать, такое начинается, что можно вообще без головы остаться, в самом прямом и некрасивом смысле.
Кузьмич хранил выжидательное молчание недолго — видать, вконец задолбала мужика неопределенность:
— Товарищ старший майор, ну так едем мы или что? Уже определиться бы, как дальше-то, с июля месяца людей мурыжим, а тут хотя бы знали наверняка. И станки — их же, на крайний случай, закопать можно где-нибудь поблизости, ну хоть в Медведевском лесу, а место приметить. Но, опять же, машины нужны, машины! И ходил я, и названивал — все впустую. Нету, говорят, машин — и точка. А как же нету, если…
Годунов в задумчивости пнул носком ботинка камушек, поднял голову — и оторопел. Им навстречу по Московскому шоссе, пыля, двигалась колонна. Толком пока не разглядеть, но в очертаниях машин без труда угадывались танковые башни. "Все, звиздец", — холодея, подумал Годунов.
Сердце ахнуло в пятки и тотчас же поползло в обратном направлении, занимая положенное по закону природы место: во главе колонны нагло катили три броневика с пришлепнутыми сверху танковыми башнями; в том, что это советские бронемашины, Годунов был уверен на все сто. Да и Кузьмич отреагировал на колонну, которая к этому времени поравнялась с ними, умеренно нецензурно — так реагируют не на врага, а на опостылевшее хлеще тещи начальство. Вслед за броневиками промчались пара легковушек, полуторка со счетверенными "максимами" в кузове, а следом — ещё две полуторки с бойцами.
— Тюрин из города подался… — не сдержался Кузьмич — и закашлялся то ли от поднятой колонной пыли, то ли поперхнувшись окончанием фразы.
"Ну вот ты и влип, Александр Васильевич. Старше тебя теперь в городе никого нет", — мысли понеслись с ходу в карьер. Значит, только что командующий
округом бросил город, который ещё со времен Ивана Грозного прикрывал Москву. Эк путешествует — прям как чиновники периода расцвета дикой демократии: спешно и с охраной. Вот же ж сука — дали бы волю этому туристу, он бы и за Урал драпанул. В условиях же так называемого "тоталитаризма" беглый командующий сыскался всего лишь в Тамбове. И, похоже, отделался легким испугом: отсидев с полгода, принялся странствовать с должности на должность. В несколько странной последовательности: заместитель командующего армией — командующий армией — заместитель командующего — командующий… Героическими деяниями не прославился, героической кончины не удостоился. С точки зрения общечеловеков, которые записывают в репрессированные даже мешочников и мелких несунов, вполне может считаться "пострадавшим от сталинского произвола", как-никак полгода отмотал…Да черт с ним, в конце концов, с Тюриным! Крыса с корабля — капитану легче.
Потапов помалкивает, но смотрит выжидательно. Ясно ему, что дело темное. И вопросов у него наверняка не меряно. С чего вдруг старший майор госбезопасности появился на территории вверенного ему предприятия? К добру оно или к худу? Согласован спешный отъезд Тюрина с командованием или этот вот чекист тоже озадачен увиденным?
Еще как озадачен! Ежу понятно: надо что-то делать, срочно!..
"…я не знаю, что, но у меня есть план", — иронически подсказала память.
К счастью, подсказала и ещё кое-что, многократно прокрученное в голове во время ночных бдений у компа.
— Вот что, Николай Кузьмич, танки ремонтировать сможете? — немного помедлив, спросил у мигом насторожившегося исполняющего обязанности.
— Так нету их, танков, товарищ старший майор. Все, даже учебные, ещё в июле с бору по сосенке собрали — и на фронт. А тут ещё командующий — сами видели — последние броневики забрал.
— Будут танки, Николай Кузьмич. Нам бы только день простоять и ночь продержаться.
— Ну, третий цех запустим, плевое дело, часть наших станков распаковать и кое-какие у медведевцев забрать. Вот и ремонтный цех. С людьми, правда, похуже будет, кадровых-то немного осталось. Ну да ладно, старичков по городу соберем, молодежь поднатаскаем.
— Вот и ладушки, разбирайте ящики, готовьте цех, а что не сгодится — попробуем эвакуировать завтра к вечеру, — заключил Годунов на обратном пути к конторе и снова подумал: "Дельный мужик". И добавил про себя: "Знать бы еще, какого числа это "завтра"…"
И в этот момент, как в приключенческой киношке для подростков и вечно незрелых разумом обывателей, на столбе ожил репродуктор:
"В течение 29 сентября наши войска вели упорные бои с противником на всём фронте.
По уточнённым данным, за 26 сентября уничтожено не 98 немецких самолётов, а 113 самолётов.
За 27 сентября уничтожено 150 немецких самолётов, из них сбито в воздушных боях 37 самолётов и уничтожено на аэродромах 113 самолётов. Наши потери — 28 самолётов.
В семидневном бою на Северо-Западном направлении фронта танковая часть полковника Погодина нанесла тяжёлый удар немецким войскам. Противник потерял убитыми и ранеными 1.500 солдат и офицеров. Наши танкисты уничтожили 12 вражеских танков, 2 дальнобойных орудия, две артиллерийские и 9 миномётных батарей, 36 противотанковых орудий. Подбиты и выведены из строя 14 средних и мелких танков противника, 8 танкеток, 3 противотанковых орудия и 3 миномётных батареи…"
…Двадцать девятое! Значит, завтра начнется Орловско-Брянская оборонительная! В сводке о неудачах — ни полслова. Оно понятно, чисто психологически. Но уже завтра — Годунов помнил это совершенно точно — немцы прорвут оборону 13-й и 50-й армий и их подвижные соединения рванут что есть сил на Тулу. А послезавтра вечером Сталин поручит генерал-майору Лелюшенко принять командование 1-м особым гвардейским стрелковым корпусом. Корпусом, находящимся на этапе формирования. И даст на все про все три дня, а к ночи с первого на второе этот срок ужмется до одного дня…