Овечка в волчьей шкуре

— Заткнись, — пробормотала я и попыталась сосредоточиться. Я находилась рядом со стадионом «Динамо», точнее, в сотне метров от него и несколько левее. Глубокий враг, из которой я только что выбралась, так называемая Муромка (еще одно маловразумительное название), впрочем, назывался так не овраг, а район к нему примыкающий, он начинался за стадионом, а заканчивался возле железной дороги, вблизи реки. До проспекта отсюда минут двадцать пешком, место можно смело назвать глухим: вокруг частный сектор, а прямо за стадионом начинались коллективные сады, которые всего несколько лет назад начали теснить новостройки. Овраг отделял старую Муромку от новой, девятиэтажной. Слева за прочным забором вовсю идет строительство, краны, куча песка, там, откуда я несколько часов назад смогла сбежать, тихая улочка, сплошь состоящая из коттеджей. Один из них выгорел почти полностью, руины слабо дымились, груда камней, кирпича, железа, все вперемешку. Дом стоял как-то странно, на самой горе, особняком, впрочем, сейчас соседи этому обстоятельству, наверное, только радовались: не пострадали от взрыва дома.

Проявляя величайшую осторожность, я наблюдала, как там все ещё ведутся какие-то работы, ходят люди, что-то загружают в машины (что, отсюда не разглядеть). Теперь я знала, в каком районе нахожусь, но добраться до квартиры будет нелегко. Она на другом конце города, весьма сомнительно, что я смогу пройти незамеченной. Значит, следует ждать. Я вновь спустилась к ручью и устроилась в кустах, расстелив на земле пиджак. Вряд ли те, кто устроил ночное нападение, рыщут по соседству, близость милиции должна отбить у них к этому охоту. Я бы на их месте решила, что жертве положено уносить ноги, если уж ей улыбнулась удача и она осталась жива. Опять же, надумай они пошарить вокруг, давно бы меня сцапали… А кто сказал, что они пришли за мной? Стас помог мне покинуть дом (с чего бы такая забота?), очень может быть, люди, которые явились сюда, решили меня спасти. Еще одно — «с чего бы», то есть кому это взбредет в голову, если на сегодняшний день у меня ни единого друга в запасе, зато полно врагов. И в этом смысле поведение самого ненавистного из них, то есть Стаса, выглядело несколько странно. Вот если нападавшие мои друзья, тогда его желание, чтобы мы с ними не встретились, вполне естественно, а вот если враги… А если враги, то он просто не хотел, чтобы добыча досталась другому. Разумеется, добыча — это я, потому что кто-то убежден, что я знаю, где спрятаны сокровища. Огромные, сказочные… Что это с моей головой, черт возьми? Небо, сплетенные ветви деревьев в вышине плавно кружатся… Я явно переоценила свои возможности, когда замышляла побег, а может, в очередной раз тюкнулась своей многострадальной головой и там опять что-то замкнуло. «Лучше тебе уснуть», — посоветовала я самой себе и закрыла глаза, но уснуть не получалось. Взрыв прогремел через несколько минут после того, как мы со Стасом расстались. Успел ли он покинуть дом? Допустим, он надеялся успеть и надеялся, что это успею сделать я, и для этой цели даже прикрывал мой отход. Просто рыцарский поступок, а рыцарем он не был, он редкая сволочь, и это ещё мягко сказано, значит, вынуждая меня смыться и джентельменски прикрывая мой зад, он очень рассчитывал, что сокровища от него не уйдут, что мы непременно встретимся. Тогда надежда на то, что он воспарил к небесам вместе с домом, невелика, скорее всего у парня был вариант отхода. Если кто меня сейчас и ищет, так это в первую очередь Стас. Соратники погибли, и он единственный обладатель несметных сокровищ, при условии, что заполучит меня. Значит, надо дождаться темноты, достать доллары и уходить… Если я права и все так и есть, он будет ждать меня в моей квартире. Адрес ему известен, они звонили мне туда по телефону. Но исчезнуть из города, не имея ни копейки, да ещё в таком виде, я просто не смогу. Мне нужна одежда, мне нужно где-то отлежаться. Значит, придется рискнуть… А сейчас спать, до самой темноты, спать, чтобы прошла эта тошнота, чтобы деревья, а с ними весь мир вокруг заняли свои привычные места, а не кружились в сумасшедшем хороводе. Солнце исчезли за домами где-то за моей спиной, я зябко поежилась, меня знобило, а мир упорно не желал вставать на место. Чувствовала я себя даже хуже, чем днем. Точно пьяная, подошла к ручью, напилась, распластавшись на его берегу, и сунула лицо в холодную воду. Ничего не помогало, тошнота, а вместе с ней ощущение какой-то нереальности бытия не проходили, точно я наблюдала все это в кошмарном сне: медленно исчезающее за линией горизонта солнце (я видела его, хотя видеть не могла ничего, кроме кустов и деревьев вокруг, потому что лежала на дне оврага), я в мужском пиджаке с голыми, в ссадинах и порезах ногами, нелепо торчащими из-под этого самого пиджака, и смутное отражение лица в воде, чужого лица, конечно, чужого, не зря оно меня пугало, но мое настоящее лицо пугало меня ещё больше. Я пыталась и не могла сообразить, что для меня страшнее: быть той или этой женщиной? Той, что шла на смерть и несла её другим, или этой, жалкой, раздавленной жутким одиночеством, потому что не только люди, а я сама была чужой себе, непонятной и даже ненавистной?

— Кончай это дерьмо, — сказала я вслух. — Если ты выжила, это повод жить…

О господи, я свихнулась, что за чушь лезет в голову. Не голова, а кладезь глупости, может, поэтому она так трещит. «Голова треснула, не выдержав собственной глупости», — классная эпитафия на мою могилу, жаль, никто не придет её прочитать.

Я заставила себя подняться и преодолеть крутой склон. Через полчаса окончательно стемнело, и я пошла к ближайшим домам, ориентируясь на огни, переставляла ноги, машинально фиксируя звуки, и исчезала в тени, заслышав приближение человека. Шла я страшно долго, по всем моим представлениям, ночь должна была давно кончиться, а я все шла и шла в темноте, улицы стихли, все реже встречались окна, в которых горел свет, последний троллейбус прогрохотал за поворотом, а я шла без мыслей и чувств, надеясь, что когда-нибудь достигну намеченной цели, и, когда цель эта появилась, то есть когда я наконец увидела дом и обшарпанную дверь подъезда, мне уже было все равно, поджидает меня здесь кто-то или нет, главное было лечь, вытянуть ноги и забыться хоть на мгновение…

Я вошла в подъезд, он был пуст и тонул в полумраке, свет горел только на втором этаже, я повела головой, прислушиваясь даже не к звукам, нет, а к своим ощущениям. Либо меня никто не ждал, либо мой внутренний голос скончался. Я шагнула к почтовому ящику, торопливо распахнула дверцу. Ключи висели на гвоздике, я нащупала их, все ещё не веря в удачу. Кто-то прошел совсем рядом с подъездом, а я скрылась в своей квартире, заперла дверь, сбросила одежду, даже не удосужившись проверить, есть ли кто здесь, и, с трудом забравшись в ванну, включила горячую воду. Я долго лежала, бессмысленно пялясь в стену с облупившейся краской, с желтыми потеками на побелке, и думала о том, что могу умереть и в этом не будет ничего удивительного. Это только в книгах герой не умирает, пока его история не рассказана до конца, а в жизни конец может настать в самой середине рассказа или ближе к началу, где-то на двадцать первой странице. Из ванной я все-таки выбралась, протопала в комнату, оставляя за собой мокрый след, свернулась калачиком под одеялом. Я думала о котенке, маленьком, несчастном и наверняка голодном, смог ли он выбраться из канавы и найти себе новую хозяйку. Мне хотелось верить, что ему повезло. Я так и не смогла уснуть, хотя чувствовала себя совершенно разбитой. Когда пришел рассвет, стало ясно: со мной что-то не так, стоило приподнять голову от подушки, как комната начинала вращаться с невероятной скоростью, предметы размывало, они то проступали из молочной пелены, то исчезали в ней. Несколько раз меня рвало, я едва успевала свесить голову с постели, испытывая жуткое отвращение к запаху, стоявшему в комнате, и к самой себе, и со злостью подумала, что загнуться в подвале было ничуть не хуже, чем загнуться здесь. О том, чтобы подняться, не могло быть и речи, тело буквально разламывало от боли, лучше всего, сложив на груди руки, мирно ждать, когда все это кончится и смерть поставит последнюю точку в моей истории. Но лишь только я подумала о ней, как инстинкт самосохранения заставил мой мозг работать, я пыталась придумать, как себя спасти.

— Мне нужен врач, — сказала я громко и, услышав это, согласно кивнула, а потом сползла на пол и даже смогла добраться до телефона. Правда, на это ушло довольно много времени, но я сняла трубку и набрала 03, прежде чем все тот же инстинкт заставил меня поспешно нажать на рычаг. Если я вызову «Скорую», меня отправят в больницу. Вызвать «неотложку» я не могу, потому что довольно быстро окажусь в тюремной больнице или, что ещё хуже, в руках моих врагов. Мне нужен врач, но врач, который будет держать язык за зубами. «Здорово», — хмыкнула я, а потом принялась крутить диск телефона.

Я вспотела от напряжения, несколько звонков вконец меня доконали, я с трудом дышала и, когда женский голос сказал: «Слушаю», а я попросила: «Могу ли я поговорить с Солдатовым Евгением Сергеевичем», — мне показалось, что никакой врач мне уже не понадобится, я просто разваливалась на части и с трудом соображала, что делаю.

— Одну минуту, — вежливо ответила женщина, и вскоре в трубке послышался мужской голос.

— Да.

— Евгений Сергеевич?

— Да.

— Это ваша пациентка, Шульгина Анна, вы меня помните?

— Разумеется.

— Вы могли бы приехать?

— Куда? — Голос звучал ровно, Евгений Сергеевич даже не удивился.

— Я снимаю квартиру.

— Послушайте, Анна. Если вам необходима медицинская помощь, приходите на прием.

— Вы прекрасно знаете, что я не могу прийти.

— Я ничего не знаю. Ничего. И на дом к пациентам не выезжаю. — Он на секунду замешкался, но все же спросил:

— Что с вами?

— Я плохо себя чувствую. Очень плохо.

— Вызовите «Скорую».

— Спасибо. Я так и сделаю.

— Подождите, — повысил он голос, когда я уже решила повесить трубку. — Хорошо. Я приеду. Говорите адрес. — Я назвала адрес, и он добавил:

— Буду через полчаса.

Я повалилась на подушку, лицо было потным, меня знобило, а боль стала почти непереносимой. «Надо уходить, — билось в моем мозгу. — Надо уходить». Я нашла одежду и как-то смогла натянуть её на себя, поднялась, сделала несколько шагов к двери, держась за стену, увидела свое отражение в зеркале и поежилась. Зря я ему позвонила, чем он мне поможет? Даст таблетки? А я рискую встретиться со своими недругами, впрочем, я и без звонка рисковала. Вдруг мне повезет? Я добралась до входной двери и устроилась на полу, обливаясь потом. Слишком много усилий я на это потратила. В дверь позвонили, я потянула на себя ручку. Евгений Сергеевич вошел, опасливо озираясь, и тут увидел меня.

— О господи, — прошептал в крайней растерянности, точно нос к носу столкнулся с привидением. — Что с вами? — спросил он, опускаясь на корточки рядом со мной, опомнился и торопливо запер дверь.

— Все кружится, — с трудом разжав челюсти, ответила я. Он подхватил меня под мышки, приволок в комнату и устроил на постели.

— Что с вашими руками? — Лицо его стало испуганным. — Что с вашими руками? — повторил он.

— Меня кололи какой-то дрянью…

— Наркотиками?

— Не знаю, какой-то препарат, чтобы я заговорила.

— Я ничего не понимаю. Надо вызвать милицию… О, черт… — Он расстегнул сумку, которую поставил на пол, и стал что-то искать в ней, а я взглянула на потолок и вдруг поняла, что смертельно устала, все происходящее сделалось мне безразлично, и я сама, и моя жизнь. Я вошла в какой-то темный тоннель, он вроде бы сужался, дышать становилось все труднее, а я шла и шла…

* * *

Я проснулась точно от толчка и сразу поняла: я не в своей квартире. Комната слишком светлая, потолок слишком белый. Неужели я в больнице? Евгений Сергеевич вызвал «Скорую» и… Кто-то, осторожно ступая, прошел за моей спиной, я попробовала повернуть голову и не смогла, коснулась ладонью своего лба, с трудом приподняв руку, и ещё раз попробовала оглядеться. Небольшая комната, очень похожая на больничную палату. Значит, я точно в больнице. Словно в подтверждение моих догадок, в комнату вошла молодая женщина в белом халате и ласково мне улыбнулась:

— Доброе утро.

— Где я? — с трудом произнося слова, задала я вопрос.

— Не беспокойтесь. — Улыбка её стала ещё ласковее, меня это страшно разозлило: не её улыбка, конечно, а нежелание отвечать на мой вопрос.

— Где я? — повторила я, повышая голос.

— Вы в надежном месте, — с некоторым испугом ответила она. — Здесь вам помогут…

— Помогут в гроб лечь. — Я зло засмеялась, испугав девушку, она попятилась к двери, торопливо бросив:

— Я сейчас.

Злиться, конечно, не следовало. Те, кто привез меня сюда, вне всякого сомнения, проявляли заботу о моем здоровье. Чувствовала я себя гораздо лучше, слабость, конечно, страшная, но головокружение почти прекратилось и боль отпустила. Я машинально отметила, что решетки на окнах отсутствуют. И все-таки не похоже, что я в больнице, несмотря на то, что комната здорово смахивает на больничную палату.