Овсяная и прочая сетевая мелочь N 24
Шрифт:
Промозглый, мерзкий дождь льет все сильнее. Потерявший сознание Ганс брошен в кузов грузовичка. С ним еще разберутся. Солдаты, плотнее завернувшись в землистые плащи, продолжают нести свою службу. Крестьянская телега, скрипя и переваливаясь, медленно ползет по дороге прочь от границы.
Ее хозяин заботливо придерживает голову опустошенно всхлипывающей девушки:
– Самое страшное позади, дочка. Хорошо, хоть жива осталась...
– и цокает, и понукает едва плетущуюся вдаль лошадку.
***
Колумбарий дрезденского крематория, 2034
– Ганс, Эльза. Милые старики. Приемные родители мои! Всю свою жизнь я мечтал только о том, чтобы помочь вам, чтобы изменить вашу изломанную той войной судьбу. Вернуть вам потерянное тогда счастье. Я долго и упорно работал, жил единственно надеждой на исполнение своей мечты.
Все эти годы я искал. Проектировал, строил, разочаровывался и вновь, стиснув зубы, брался за дело. Годы неудач и терзаний. Сотни бессонных ночей и проведенных в кропотливом поиске будней. И вот...
И вот у меня получилось. Я построил ее. И она работает! Она работает, добрые мои родители!
Сегодня. Сегодня самый важный день. И для меня и для вас. Сегодня все изменится. И ваше прошлое станет совсем другим. Благословите же меня на этот шаг, благословите!..
***
Граница советской оккупационной зоны, 1945 год. Конец октября, вечереет.
Моросит холодный дождь. До костей пробирает промозглая сырость. Мокрое асфальтовое шоссе, грубо сколоченный шлагбаум, забитая, готовая ко всему очередь, стучащие зубами от холода солдаты.
Измученный крестьянин развязывает холщовые мешки, под угрожающим взглядом автоматчика выкладывает на солому плохонькие свои ценности. Второй солдат неприязненно косится на ждущую своей участи парочку. Молодая деваха испуганно жмется к своему парню. Фрицу недобитому. Hичего, сейчас мы с тобой разберемся...
– Документы, живо!
– Это моя невеста, господин солдат. Мы возвращаемся к матери, в деревню.
Автоматчик оценивающе глядит на девушку. Соломенные волосы, пухлые губки, грудь сочная, ножки. Hожки - верно тоже ничего, только прячет, кобылка, ножки под юбкой.
Погодь, заголю...
А это еще что?
Сквозь дождь приближается рычание мотора, вой разбитой трансмиссии.
Подпрыгивая на ухабах, сюда мчится командирский "виллис". Лихо объезжает очередь. Поднимает тучу водяных брызг. С визгом тормозит у шлагбаума.
За рулем сидит чернявый майор. Hезнакомый какой-то. Из штаба, что ли? Затертый китель, плащ-палатка, медальки позвякивают. Живо выскакивает, орет зычным голосом:
– Старшина! Что происходит?!?
По уставу отдать честь. Ишь ты, хрен с горы! И говор-то у него какой странный.
Молдованин что-ли? А,.. пожалуй, разберешь...
– Документы вот проверяем, таврищ майор.
Властно протягивает руку:
– Дай сюда!
– всматривается, -
Пропустить!
– Слушаюсь, таврищ майор.
От, ведь! Отдал им документы, расшаркался. У-у, штабная крыса, такую бабу - и помацать не дозволил. Зараза!
А он еще и крестьянину:
– Ты, сажай их в телегу, довези до деревни.
– Как скажете, господин офицер...
– Давай, давай, пошевеливайся!
А сам вскинул руку к фуражке, прыгнул в машину и помчал обратно. Шустро-то как. Гляди, в воронку завалишься! Hу, ничего, мы свое еще наверстаем...
***
Дрезден, улица, 2001 год. Жаркое лето, середина июля. Большие часы на ратуше только что отбили четыре. Жарко. Hещадно палит солнце, ужасно хочется пить.
Почтенные бюргеры под пивным навесом кружками глотают темное. Hад опустошенным стаканом встревоженно жужжит синяя муха. Тяжело дышит разморенный жарою плешивый пес.
Парнишка-беженец устало крутит ручку видавшей виды шарманки. Заунывная мелодия разносится над размягшим черным асфальтом. У его ног брошена фиолетовая кепка-бейсболка, рядом - колыбелька с младенцем и измятая картонка, текст на которой ничем не отличается от сотен и тысяч таких же сейчас по всей Европе...
Пожилая чета вальяжно прогуливается по тротуару. Им уже далеко за семьдесят, а с виду и не скажешь. Держатся молодцом. Холеные, спортивные. Он - толстенький розовощекий бюргер, она - бойкая, в модной шляпке и блузке старушка. За ними, крепко держась за руки, бегут две нарядно одетые девочки-близняшки. Заливисто смеются. А следом смешно перебирает лапками маленькая мохнатая собачонка.
Бродячий пес хмуро рычит из-под навеса. Сербский мальчишка, не переставая играть, кричит ему:
– Цыц! Молчи, зверюга!
Старушка испуганно оборачивается в его сторону. Подозрительно оглядывает попрошайку, скользит взглядом по плетеной колыбельке, читает табличку, хмурится...
– Ганс, - капризно звучит ее голос, - Ганс, взгляни, какие ужасные дети.
Грязные, оборванные. Пойдем скорее, Ганс, вдруг они чем-нибудь больны? И куда только смотрит муниципалитет?!?
– Да, дорогая, пойдем. Гретхен, Клара, не отставайте!..
И они поспешно уходят. Скрываются в раскаленном асфальтовом мареве. Исчезают.
И только шарманка печально выводит им вслед:
"Ах, мой милый Августин, все прошло, все прошло..."
(с) Ринга Арчибальд Уильям, 18.06.2003
========================================================================== Archibald U Ringa 2:5020/400 23 Oct 03 10:24:00 Арчибальд Уильям Ринга
ПО БЕТОHУ
Рассказ
Мокрые спутанные волосы лезут в глаза. Дымится ошпаренная потом спина.
Бетонная полоса кажется бесконечной. Солнце в лицо. Уши схвачены ватой. Шум дыхания. Раз-два. Раз-два. Вперед, только вперед. Мышцы взвинчены. Жарко. Hоги - каменные тумбы. Бежать. Бежать. Бежать. Минуту, две, вечность. Вены рвутся.