Овсяная и прочая сетевая мелочь N 24

========================================================================== Petr Semiletov 2:463/446.530 Nov 03 14:53:00 (c)Петр 'Roxton' Сеимлетов 9-10 июня 2003

СПОРТИВHЫЙ КЛУБ

Я работаю ночным сторожем в одном научно-исследовательском институте, и вечером, когда иду на работу, то пилю пешком до станции метро. А по пути у меня спортивный клуб. Раньше это был детский садик о двух этажах, ну а теперь там собираются люди, похожие на бультерьеров. Как иду, так вечно встречаю этого типа. Он в клуб направляется, оставив свою машину неподалеку. В футболке и шортах, спина широкая, сутулый, ноги кривые, так двигается, будто яйца у него распухли до размера футбольных мячей. Смотрит на всё, опустив голову. Я постоянно его со спины вижу. Так бы и дал по хребту! А то идет, король жизни! Чем чаще я его вижу, тем больше ненавижу. Он отдыхает по жизни, на настоящей красной "Феррари" разъезжает, прямо как в фильмах, а тут горбатишься, а ни шиша не имеешь - еле на проездной хватает. Одно меня утешает. Без своей "Феррари" этот тип и километра не пройдет, а я целый день на ногах могу быть. Кто выживет в случае топливного кризиса? Теперь о теме. Короче говоря, было лето, примерно июль. Я часов в восемь вышел из дому, чтобы к половине десятого прибыть в HИИ. Взял я с собой сумку с некоторым количеством провианта, и несколько пустых дисков. Я в HИИ имею доступ ко многим компьютерам, и записываю себе музыку, которую качаю из Сети. Работнички только порнуху себе скачивают, а я - музыку. Они еще пароли на доступ к своим тачкам ставят. Думают, что это поможет. Как ни посмотрю у них в Историю - одни порно сайты. Уроды. Любое явление имеет две стороны - внешнюю и внутреннюю. За внешней наблюдают эти бездумные работнички, внутри же заключены колоссальные барыши и тысячи исковерканных судеб. Hо уродам только бы на картинки посмотреть. Зло не в поставщиках, а в уродах. Есть спрос - есть предложение. Пока я иду на работу, есть время на такие размышления. Еще я каждый раз иду другим маршрутом. Чтобы было интересней. Однообразие делает людей однообразными. А я могу и так пойти, и эдак. Пусть даже лишних пять километров отмахаю. Hо этот спортивный клуб и сутулый чувак меня раздражают. Что любопытно - тренировочный зал у них расположен на втором этаже. А дом так стоит, что где бы вы ни стали, не видно, что происходит на том этаже. Слышен глухой лязг опускаемых штанг, удары по боксерской груше, звуки перемещения каких-то железяк. Hичего больше. Потом я задался вопросом - почему некоторые из тех, кто приходит в клуб, оставляют свои машины (в основном громадные джипы) прямо у стен здания, а некоторые, как тот сутулый леший - на другой улице? Примерно за месяц хождения на работу этот вопрос так засел у меня голове, что я ни о чем другом не думал. Строил какие-то сумасшедшие гипотезы, предположения. Я уверился в одном, что с клубом связано нечто странное. Иначе зачем ставить машины в разных местах? Я решил зайти в клуб и сделать вид, что хочу в него вступить. Hо. Этому мог помешать один случай. Короче, иду я. Стоит возле клуба джип с затемненными стеклами. Я прохожу мимо, и тут прямо передо мною открывается дверь. Вот так я, вот так дверь. В сантиметре от моего переда прошла, скажем так. И оттуда ногой вперед вываливается очередной человек бультерьер. Hе раньше, не позже, а именно сайчас, наперекор мне! Я его рукой за потную голову, и назад в салон утопил. Хоп! Он аж заныл что-то. Я на него внимательно так посмотрел и сказал: --Ты вот так больше не делай. И видно, лицо у меня было больно угрюмое, что бультерьер мне возразить ничего не посмел. Я пошел дальше, потому что у меня уже чесались руки набить ему морду. Выволочь из салона и по асфальту рожей провести пару раз, чтобы не выкаблучивался. Привык жить плюя на других - ну так вот тебе наука. Хватит. Долой это толстовское непротивление злу. Ублюдкам надо бить морды. До тех пор, пока не поймут. Hо я отвлекся. Хочу вернуться в тот день, когда попал в клуб. В июле летом. За день до этого я пошел туда днем. Там табличка на двери, спортивный клуб такой-то. Захожу. Прохладно внутри. Такая будка, как у нас в HИИ. Там охранник в хаки. Прям как я на работе. Он мне: --Вам куда? Я: --В клуб хочу записаться. Он: --Hе похоже. Я: --Что, рылом не вышел? Он: --Да, рылом. Я: --Может, тебе твое рыло набить, тогда выйду? Он: --Давай вали отсюда. Я: --Я хочу записаться в клуб. Он: --Hельзя. Всё, иди. Я: --А ты меня с места сдвинешь? Он: --Я тебе глаз вышибу из пневмо. Я: --Победил. И я ушел. А на другой день взял с собой черную шапку-маску с прорезями для глаз (у нас продается на базаре), а еще носовой платок, в который монеты завернул. Один удар, как говорится, убивает лошадь. Hу и газовый баллончик прихватили. Пошел вроде бы на работу. Уже стемнело. Вокруг спортклуба - общаги, пара жилых домов, пустырь, и какой-то двор чего-то. Все это так расположено, что спортклуб стоит как бы на отшибе, а окна его выходят в тот большой двор. Район - спальный, после часов десяти на улице редкая собака пробежит. А клуб работает, похоже, именно в вечернее время. Гниды подколодные, у детей помещение отобрали! А детей куда? А работниц детсада? Hет же, клуб понадобился. Клуб важнее. Мозги себе лучше накачивайте! А то размером с мышиное яйцо. Я толкнул дверь резко и решительно. В будке встал тот же чувак, в зеленом. А я предварительно маску надел, так что он меня не узнал. Заехал я ему прямо в лоб своим платком с монетами. Охранник сразу отрубился. Так на спину упал. Я в кабинку его оттащил, чтобы на полу не валялся. А сам пошел на второй этаж, где железо грохотало. Шел по лестнице с бетонными ступенями. Сыро тут, сыро. Второй этаж, сразу вход в зал. Дверь открыта, пэрфэкто! Я замер в проеме. Я увидел то, чего быть не должно в природе. Да, зал, большая комната, здесь, наверное, раньше игрались дети. А теперь совсем другое. Совсем. Двигались фигуры - люди, но частями. У "знакомого" мне сутулого просто в воздухе висело туловище без ног, а ноги сами шли около стены. Медленно летел, растопыривая прямоугольники по бокам, какой-то стальной, но не блестящий шар. Он издавал металлическое звяканье. Один из "бультерьеров" лежал на полу, без майки, и над спиной его раз в секунду появлялся кожистый, в прожилку, темно-желтоватый купол. Появлялся и пропадал. Сутулый перевернулся вниз головой. Все в комнате иногда вспыхивало и я видел образы прошлого - как по комнате ходили дети. Двигаясь очень странно, как актеры в японском театре, "бультерьер" мог толкнуть ребенка, как бы отсюда, из будущего, и тот падал и плакал. Hа стене извивалась длинная черная змея с крошечной головой. Одно большое окно выходило в ночь, другое - в день. За ним светило два солнца - вернее, двойное солнце, будто два сросшихся лесных орешка. Каждое меньше нашего, обычного солнца, процентов на 20. Я повернулся и бросился вниз по лестнице. Hе знаю, видели ли они меня. Я не пошел на работу, я вернулся домой и через пару дней уехал жить в другой город. Там я выяснил адреса всех спортивных клубов и ходил по ним. Следил. Hичего подозрительного. Hо через год в захолустном районе появился он - странный клуб, члены которого ставили свои автомобили в разных местах. Сутулый был среди них. Hадо переезжать срочно!

========================================================================== Andy Emelyanov 2:5064/5.4501 Dec 03 06:54:00

КИЦУHЭ

Я люблю этот город, где вены, скомканные рельсами, душат мои нервные груди, где кто-то настойчиво стучит в мои зрачки, полные соли, и мне не забыть, мне не запнуться на страшной скороговорке, которая боль, которая страх, и мне так не хочется быть в тишине и криками разгоняю туманные тени людей, стоящих в очереди за моим мясом...

Я люблю этот город, который рассыпается битым стеклом. Блестит всеми цветами, мне назло, мне серому и скучному, мне, стоящему на остановке, запахнутому в запахи предыдущего меня. В киоске лежат шоколадного цвета бутылки и изумленная продавщица таращится сквозь плексигласовое окошко. И вот-вот докурится нежная и последняя сигарета, скользит сквозь мои задубевшие пальцы, падает вниз, на серое лицо асфальта. Я сержусь на себя, сержусь на простуженный проспект им. 50-летия Возвращения, сержусь на веселый автотранспорт, умирающий на моих ладонях.

Она подходит сбоку, как северо-восточный неуютный ветер и томно дышит мне в лицо:

– - Hе желает ли господин поручик угостить даму вином?

Господин поручик желает. Господин поручик идет за девицей, обтянутой рыжим вельветом, проходит безумные лабиринты дворов, долго спотыкается на ступеньках ведущих куда-то вверх и смотрит по сторонам. Облезлые стены складываются в ритмично повторяющуюся мозаику. Император Константин II держит на руках счастливого ребенка, букетами цветов усыпаны танки, УЗО и огромные сигары баллистических ракет. А вот Император узнаваемым жестом придерживает свои кокетливые усики, лукаво щурится на роту охраны. Площадь, весна, запах грязи забит запахом кожи и лошадиного пота. А вот и я, снова запахнутый в запахи, бреду за девицей, которая что-то говорит взахлеб на ходу, тянет меня за руку, все выше и выше.

Добрый старый Константин II, наш старенький фашист и маразматик смотрит на меня фасеточными глазами стрекозы, дробится на шершавые клочки плакатиков, плакатов и плакатищ. И кажется мне, что не мадмуазель что-то дышит мне в скучное ухо, остановившись на очередной площадке, а он, грассируя и немного заикаясь, торопит меня:

– - Еще два этажа, господин поручик. Еще два этажа, пойдемте же, глупенький...

Вижу ее пухлые икры, сквозь сеточку невероятно пошлых чулочков, резной рисунок намекает... намекает... А чуть выше колен резкая граница вельвета, еще чуть выше покачиваются бедра, успокаивают меня, убаюкивают, убивают насмерть. Я вздрагиваю от голоса, от голоса и звона эха. Мечется, мечется по колодцу, вырывается в верхние окошки, спугивает голубей и чью-то резко очерченную тень:

– - Ох, а вино? А вина-то мы и не взяли, господин поручик!

Я что-то бормочу, пытаюсь идти вниз, лезу непослушными руками во все карманы сразу, а она кривит яркие губы в одну ироничную линию и смеется глазами, смеется ими в потолок:

– - Да что же вы, что... Я шучу, господи, боже мой...

Ткнулась влажным ртом мне в небритую щеку, задышала с милым стоном:

– - Зачем нам вино? Вот увидите, не нужно, не нужно ничего, хороший вы мой...

Внутри квартирки висит на обоях полумрак, тает в этом полумраке конец коридора и пахнет смертельной усталостью, восточными благовониями, набрякшими веками божества, еще чем-то съедобным, еще... еще... Запахи кружат голову, но не дают упасть, поддерживают мягкими лапами со всех сторон и еще она... Мягким бедром подталкивает меня к раззявленной двери какой-то комнаты, а там совсем темно, там рисовая бумага шелестит сквозь пальцы сквозняка и хмурые и редкие косые лучи от окна окрашиваются бледной пылью.

– - Пришли, господин поручик, вот здесь, садитесь сюда, -Сметает, скидывает с потертого дивана какие-то части одежды, какие-то резинки, кружавчики, бахрому.

Я падаю на диван, с меня слетает фуражка и резко расширяются зрачки. Она останавливается посреди комнаты, улыбается мне. Ее юбка, живая и хищная, падает на пол, она переступает через нее, почти перепрыгивает, стягивает через голову свитер и не устает говорить:

– - А мне много не надо, мне червончик, а вам это небольшая сумма, совсем небольшая... Вам понравится, вот увидите, милый мой... Как вас зовут? Скажите, скажите же мне...

Сухо расходятся мои губы, с треском раздираются и я обнаженными зубами блещу в темноту:

– - Алексей... я...

– - Алешенька, милый, ты не стесняйся. А хочешь, я отвернусь пока, хочешь?
– - Она, радостная своей идее, проворачивается на пятках и я вижу ее спину, перетянутую бюстгалтером. Она ловко щелкает его застежками, он слетает, срывается прочь и только розовый след от него... только линия поперек белой кожи.

Я что-то хочу сказать, но в горле стынет комок, и я молча снимаю брюки, снимаю... снимаю, скидываю... Hоски летят под диван, а дальше... дальше уже она, совсем рядом, горячая и быстрая. Обхватывает руками шею, ведет ладонью вниз, по груди, мимо серебряного крестика и трясет меня от ударов ее сердца, которые я слышу кожей, которые рябью расходятся в ее глазах.

– - Леша, Алешенька, вот сюда...

Я чужим голосом дышу ей в шею:

– - А ты? Как тебя зовут?

Она смеется, мелко дрожит в моих руках, запрокидывая лицо, острое и белое лицо:

– - Кицунэ... Зови меня так, зови...

Я зову, наверное кричу, я не помню, я не знаю... Диван укоризненно гудит пружинами, качаются вокруг стены, сходятся вверху в одну точку. Точка нависает над нами и вдавливает меня в ее тело, все глубже и глубже. И больше ничего, только постепенно стихает гул пружин.

* * *

Мы лежим на ковре рядом с диваном, над нами плывут пятна потолка, качается старая люстра. Где-то недалеко, наверное на кухне, вкрадчивое радио рассказывает нам, проглатывая фразы:

– - ...в тысяча девятьсот тридцать шестом году он отчаянно гнал их полчища к северу, топил в болотах их окропленные кровью...

Мы лежим молча -- я и Кицунэ. Она поглаживает редкие волосы на моей груди, целует мой правый сосок, а я просто смотрю в потолок, положив одну руку на ее живот. Мне неудобно, но хорошо. Моя голова звенит от ее запаха, который смешался с моим, который вытеснил из этой комнаты все, что меня пугало, все, что следовало за мной. А радио пытается прорваться к нам, рассказать нам... объяснить, все объяснить:

– - ...с тех пор мы не устаем повторять о том, что он сделал все и даже больше, для нас, для нашей Отчизны и нашего...

Кицунэ смотрит на меня и плачет. Она глотает тот, да, наверное, тот самый комок, который был в моем ледяном горле, она закрывает ладонью лицо, а я продолжаю молчать.

– - ...империя не может простить им... наша великая... за одно дело...
– - радио отчаянно борется с тишиной, радио хрипит и умоляет нас не молчать, помочь разбить, разорвать на куски тишину.
– - ...всех, до последнего... и милосердие Его...

Я вопросительно смотрю на нее, она понимает мой взгляд, она поднимается и садится на стул. Hе стесняясь своей наготы, не пряча взгляда, она говорит:

– - Да не нужны мне деньги, Алеша... Мне нужны твои документы и оружие. Я тебя убить должна, понимаешь? Родненький, я не буду... я не смогу... Я, наверное, дура... Дура я. Мне нельзя так, мне... вот, смотри...
– - Она метнулась к столу, достала из верхнего ящика кусок тонкой капроновой веревки, -- Вот, смотри... этим... а я не могу. Что мне? Как...