Озаряя тьму

– Иду, иду! – ответил юный конюх и побежал следом за молодым хозяином.

Я осталась наедине с мучительными мыслями о прошлом, настоящем и будущем, и взгляд мой случайно упал на обручальное кольцо. «Сними его, пока оно не приросло к тебе навек! – зашипел кто-то в моей голове. – Верни все подарки! Не нужно тебе от него ничего! И сам он такой тебе тоже не нужен!»

Однако словно ангел-хранитель опустился ко мне на плечо. Я вспомнила чудесную минуту, когда Нестор впервые надел мне на палец это кольцо перед ликами всех святых и очами самого Господа Бога.

«О каких глупостях я думаю, Боже! – устыдилась своих мыслей я. – Князь Вяземский теперь мой муж, а я его жена. Телом и душою мы одно неделимое целое. Даже если мы разъедемся по разным концам света, мы останемся связанными навек неразрывной нитью. Даже после смерти наши души будут вместе. Да, он оказался не совсем таким человеком, каким я его представляла, но его ли в этом вина? Я по своей воле дала этому мужчине клятву, никто не принуждал меня. Теперь мой христианский долг – смириться и нести этот крест: быть ему верной и любящей женой, рожать и воспитывать его детей…. Но, Боже мой, как смириться? Как смириться с тем, что он стал таким? Господи, помоги мне! Умерь мою гордыню, остуди мой гнев, наставь меня на истинный путь!»

Призвав на помощь высшие силы, я почувствовала непреодолимую тягу ко сну и ненадолго задремала. Не прошло и двух часов, как Нестор возвратился.

– Юля, нам пора идти, – появившись в дверях, мрачно произнёс мой муж. – К похоронам всё готово, ждут только нас.

– Хорошо, – сказала я, торопливо поправила перед зеркалом причёску и последовала за ним, чтобы проводить Варю, Акульку и Феденьку в последний путь.

Всю дорогу я боялась посмотреть Нестору в глаза – мне было страшно не увидеть в них той безусловной любви и трепетной нежности, с которыми он смотрел на меня прежде и с которыми, как я наивно полагала, он будет смотреть на меня всегда. До самого флигеля мы не обмолвились больше ни словом.

Глава 5. Разрыв

Около дома Гавриловых толпился бедно одетый крестьянский народ. Всё село пришло в последний раз взглянуть на Варвару Гаврилову и её погибших детей. Старики тяжело вздыхали и качали седыми головами, а после угрюмо глядели в землю, прикидывая, сколько кому осталось до смертного часа. Женщины плакали, вспоминая добродетели соседки. «Какая кроткая и смирная была! Какая добрая! А как детишек любила! Что своих, что чужих! Всех приласкает, всех приголубит да пирожком угостит. Готовила диво как вкусно! И дома ни соринки, красота, чистота! Как же муж без неё теперь? Где хозяюшку такую найдёт?» – слышалось отовсюду.

– Здравствуйте, любезные, – поприветствовал Нестор двух мужиков, спустившихся с крыльца. – Как Варфоломей?

– Здравствуйте, барин. Совсем он, горемычный, разум потерял, – вздохнул один из крестьян. – На похороны идти не хочет. «Все у меня живы, никто не умер», – говорит.

– Скверно. Что ж, пускай будет дома. Пусть жена и дети останутся в его памяти живыми. Только оставьте кого-то за ним присмотреть, – сказал мой супруг, и я мысленно согласилась с ним. – Готовьте две телеги: одну для Варвары, другую для детей. Не станем медлить. Дурное это дело – под вечер хоронить.

Мужики откланялись и стали запрягать лошадей. Я по-прежнему косилась в сторону, не решаясь ни взглянуть на мужа, ни что-либо сказать ему.

– Ирод треклятый! Деток малых ни за что, ни про что загубил! – вдруг донёсся до нас ворчливый голос укутанной в тёмно-синий платок крестьянки.

– Тихо, Авдотья! Барин молодой с женою тут! – попыталась одёрнуть её собеседница.

– Говорила я Варфоломейке: «Зря ты змеёныша на груди пригрел, отольётся дружба эта горькими слезами». Не слушал. Вот и расплата пришла. Бог-то всё видит, – продолжила недовольно кудахтать Авдотья.

Она обмерла от стыда и разинула рот от испуга и недоумения, когда молодой хозяин положил руку на её плечо.

– Не судила бы ты других, милейшая. Глядишь, и самой бы полегчало, да и дети болеть бы перестали, – назидательно произнёс мой супруг.

Моё появление на похоронах и мой богатый наряд тоже стали причиной бурных обсуждений. «Ишь, как вырядилась! Ты погляди-ка, погляди! Словно бы на бал в свой Петембурх! – судачили обо мне, глядя, как я подбираю полы чёрного платья. – Девчонка ещё, а уж в царской шубе ходит!». «В постели, небось, угодила – вот и подарил!» – заключил уже другой немолодой завистливый голосок. «Так ведь она жена ему законная! Они в церкви венчались!» – стал кто-то защищать меня. «Ну да, ну да! – хором осмеяли заступницу соседки. – Это тебе Манефа наболтала? Не верь ей, дуре, она из ума выжила совсем! Старый князь бы в жизни сыну своему обвенчаться не дал. Зараз бы венчание в отпеванье для невесты превратил. Вот вам крест истинный – она его любовница!»

Зажав от отвращения уши, я с трудом протиснулась сквозь толпу крестьян туда, где стоял Варварин гроб.

– Ох, девонька ты наша, Варварушка-а-а! На кого ж ты нас оставила-а-а? Как мы без тебя будем, осиротившие-е-е? – завывая, по старинной традиции причитали над гробом покойной дряхленькие, согнувшиеся в три погибели старушки в чёрных платках.

– Прости, Варюша, если что было не так. Прости и прощай, – тихо и угрюмо сказал Нестор, опёршись рукою на крышку гроба. – Ты мне как мать вторая была. Даст Бог, теперь свидишься с любимой хозяйкой своею в раю. Мужа твоего не оставлю – обещаю. И о дочке младшей позабочусь. Царствие тебе небесное!

– Прости нас, Варенька, – не скрывая слёз, еле вымолвила я, когда настала моя очередь подойти к закрытому гробу. – Мы тебя никогда не забудем!

Гроб Варвары давно заколотили. Тела Акулины и Феди были накрыты саванами до подбородка. Ноги мои подкосились, стоило мне увидеть два белых, как нехоженый снег, безжизненно вытянутых личика. Простившись с матерью, мы отправились к детям, и тут я уже не смогла держать себя в руках. Упав на колени, я закрыла лицо руками и зарыдала в голос.

– Барыня, барыня! – бросилась поднимать меня какая-то сердобольная старушка. – Встаньте, милая! Так ведь и шубку испачкать недолго. Небось, огромных денег стоит!

– Да пропади она пропадом! – в отчаянии воскликнула я. – Всё пропади, только пусть они живут! Ни дома в Петербурге, ни богатств всех этих – ничего не надо!

– Тише, Юлия, тише, – появившись из ниоткуда, произнёс Ананий и протянул мне платочек, который я по рассеянности забыла. – Полно плакать. Слезами горю не поможешь!

– Это мы виноваты. Только мы, понимаешь?! – не в силах успокоиться, продолжила сокрушаться я. – Мы опоздали, не успели их спасти!

– Полно, Юлия. Им ничуть не легче от твоих сожалений. Иди лучше к барину, рядышком постой, – сказал Ананий, и я последовала его совету.

Нестор заканчивал прощаться с детьми. Я не слышала начала его речи, но отчётливо разобрала несколько последних фраз.

– Прощайте и вы, ангелочки безвинные. Нет мне прощения за то, что я вас не уберёг! Сладких снов, Акулина и Федя. Пусть земля будет пухом! – он поцеловал девочку и мальчика в лоб и ласково пригладил светлые Акулькины волосы.

– Нестор! – позабыв на миг обо всех обидах и размолвках, позвала его я, когда он вдруг резко отвернулся и обхватил руками голову.

Он не откликнулся. Молодой князь Вяземский словно бы не видел и не слышал меня, пребывая в каком-то сверхъестественном, оторванном от всей Вселенной состоянии. Состояние сие, продлившись несколько минут, оборвалось неестественно резко.