Ожерелье вечности
Шрифт:
Из задумчивости его вывел тихий вскрик Мани, которая с ужасом показывала на что-то за его спиной. Рефлекс самосохранения заставил его согнуться и быстро перекатиться ближе к Мане, одновременно поворачиваясь. Лукас уже стоял на ногах и сжимал в руке горящую ветку в качестве оружия. На том месте, где только что был Николай, парило в воздухе привидение, окружённое золотистой аурой. Хорошо была видна голова прекрасной девушки с космами волос и туловище её до пояса, которое ниже заканчивалось невразумительной запятой. Сразу стало понятно, что это призрак несчастной ведьмы Голды, которая, видно, так и не нашла упокоения на этой земле. Привидение протянуло руки в умоляющем жесте и высоким, на грани визга, голосом воскликнуло:
— Люди, помогите мне. Нет мне покоя, пока тело моё не предано земле. И каждая секунда в этом состоянии для меня длиннее столетья. Мне голодно, мне холодно, мне одиноко. Запах тления омерзителен, он сводит меня с ума! Похороните мои бедные косточки, я прошу вас. Утолите мою боль, о люди!
Маня, проникнувшись жалостью, поторопилась успокоить Голду:
— Да, да, конечно! Мы поможем тебе, чем сможем. Покажи нам место, где лежат твои останки, и утром мы предадим их земле. Да, Николай? — и, увидев утвердительный кивок его, тоже взяла из костра факел, приготовившись следовать за привидением. Мужчины, опасаясь, что ведьма не оставит их в покое до утра или, ещё чего доброго, досадит им, тоже собрались в путь. Идти не пришлось далеко, — тело лежало в хижине на берегу озерца. Прогнившая
— Где ты хочешь, чтобы мы тебя похоронили? — спросил Николай.
Голда молча двинулась к водопаду и, подойдя к завесе падающей воды, исчезла за ней. Маня не смогла сдержать возглас удивления, — за водопадом скрывался вход в пещеру. Они осторожно, оскальзываясь на мокрых камнях, стали пробираться внутрь. Холодный душ взбодрил их, прибавив ещё адреналина. Преодолев возникший неизвестно откуда липкий страх, путешественники преодолели, наконец, несколько метров тоннеля, ведущего в пещеру. Открывшаяся перед ними картина поразила их. Стены огромной пещеры переливались в свете факелов мириадами драгоценных камней, искусно инкрустированных в природный камень. Пол был выложен мраморными плитами с чудесной мозаикой, по стенам стояли огромные раковины, набитые доверху жемчугом, драгоценными камнями и самородным золотом. В качестве растений стояли в живописном беспорядке причудливые коралловые ветви, украшенные яркими ракушками. На стенах висело множество масок, в которых можно было узнать морских обитателей. Особое место в дальнем конце помещения занимал выложенный камнями бассейн, над которым висело огромное изображение неизвестного существа, сочетающего в себе черты человека и морского чудовища. Николай вдруг узнал в нём плод своей детской фантазии. Это встревожило его, — ведь он уже совершенно не помнил ни повадок, ни характера придуманных им существ. Стало понятно, что они попали если не в святилище морских людей, то в их кладовую. Голда прошла сквозь неприметную дверцу в углу зала, поманив за собой путников, ошалевших от вида сокровищ. Дверь подалась с противным скрежетом, особенно зловещим в темноте. Этот зал был посвящён цивилизации людей — здесь была большая коллекция предметов, произведённых и используемых людьми: одежда, инструменты, предметы обихода, оружие, картины и книги. Стены украшала роспись со сценками из жизни людей, занимающихся привычными занятиями, — охотились, сеяли, собирали урожай, убивали и любили друг друга. Полные неприкрытого реализма картины завораживали и потрясали. Подойдя к одной из экспозиций, путники с ужасом увидели искусно выполненные чучела людей разного возраста, — начиная от новорожденного ребёнка и заканчивая престарелым старцем. Оставалось только надеяться, что все эти люди попали в руки столь искусного мастера не живыми. Другой вариант пугал и заставил наших путешественников поспешить подальше от страшной этой картины. Следующий зал, посвящённый животному миру, был наполнен чучелами животных, которые, казалось, следят за путниками глазами из драгоценных камней. Стены украшали чучела птиц самой разнообразной величины и расцветки, гирлянды бабочек спускались с потолка. Обилие мёртвых существ стало давить людям на психику, поэтому они поспешили в другой зал. Здесь царило пиршество красок растительного мира — всевозможные живые цветы и плоды радовали глаз разнообразием размеров и окраски. На потолке среди спускающихся вьющихся живых лиан было видно большое отверстие, через которое, видимо, днём поступал свет, необходимый для растений. Проложенные по земле глиняные желоба играли роль полива, доставляя воду из небольшого родничка в середине зала. Голда давно уже висела в уголке, где цвёл большой куст роз, терпеливо ожидая, когда на неё обратят внимание.
— Здесь. Я буду здесь. Запомните, пожалуйста, это место. Здесь никто не потревожит меня, ни зверь, ни человек.
Маня не удержалась и спросила:
— Голда, что случилось с тобой? Расскажи нам, пожалуйста. Облегчи свою душеньку.
Та немного помялась, помолчала и начала невесёлый рассказ о злополучной своей доле. Он в основном соответствовал легенде, услышанной в Водоборе. Богатые родители сошедшего с ума парня сначала просто увезли её на Одинокий остров, приготовив заранее хижину и припасы. Они не оставляли надежду, что убрав с глаз долой предмет страсти, смогут вернуть сына к нормальной жизни. Договорившись с рыбаками, что в дальнейшем никто из них не будет помогать вернуться Голде в Водобор, они стали приглашать к сыну лучших врачей в надежде на улучшение. Но всё было напрасно. Голда из обиды, что её изолировали, как бешеную собаку, стала приходить к влюблённому во сне и звать его за собой. Дело закончилось трагедией. Бросившись под впечатлением сна в воду, чтобы доплыть до Одинокого острова, парень не рассчитал своих сил и утонул. Обнаружив его исчезновение, родители отомстили Голде, наняв лихих людей, чтобы её удавили на острове.
Тем же самым порядком все молча вернулись на место стоянки. При этом Николай старательно следил за безопасностью Мани и несколько раз удачно успевал ей помочь, поддерживая, чем заслужил её благодарный взгляд. Разговаривать почему-то не хотелось — перед глазами ещё стояли картины из пещеры и уснуть поэтому не получилось сразу. Тогда Николай попросил Голду, свернувшуюся клубочком неподалёку от Мани, чтобы она рассказала о морских людях, как часто они появляются в своём так называемом музее. Голда рассказала, что они хорошо видят в темноте, поэтому появляются, когда им это заблагорассудится. Но, приводя сюда своих детёнышей, хотят, чтобы те увидели всё в натуральном цвете и ждут восхода Светила, которое через отверстия в потолке даёт достаточно света для этого. Они могут дышать воздухом ограниченное время в случае необходимости, общаются друг с другом при помощи ультразвуков, не воспринимаемых человеческим ухом. Вход в пещеру производится через бассейн в первом зале, а на вход под водопадом наложено заклятие, отпугивающее непрошеных визитёров, действующее до сих пор безотказно. Голда, пока была жива, успела поработать над заклятием, ослабив его действие. Теперь человек мог испытывать только большой страх при входе, а не безотчётный ужас, заставляющий бежать прочь от этого места.
— Смелым людям вроде вас посещение пещеры не принесёт никакого вреда, а может быть, даже некоторую пользу, — сказала она и хихикнула. Это было последнее, что услышал Николай, засыпая.
Утро было ясным и прохладным. Маня давно уже проснулась, но не хотелось вылезать из тёплого местечка, нагретого за ночь. Невидимые птицы наполняли гомоном воздух, иногда даже заглушая шум близких волн. Сосны вели вокруг свой несмолкаемый разговор. Костёр давно прогорел и пепел потихоньку разметался ветерком. Дядя Лукас немного прихрапывал во сне. Мане хорошо было видно лицо спящего Николая. Она с нежностью смотрела на него, любуясь чёткой линией мужественных бровей, разметавшимися волосами, темноту которых подчёркивали несколько седых прядок на висках. Губы, обычно такие решительные, сейчас были расслаблены и придавали лицу умиротворённость. Маня невольно подумала, как изменился Николай за эти несколько недель. Из рафинированного горожанина, неспособного позаботиться о самом себе и озабоченного только самим собой он постепенно превратился в мужественного, сильного, способного защитить и нести ответственность за свои поступки мужчину. Тут она вспомнила Бабаню, и слёзы заставили её зажмуриться. Бедная бабушка тоже, наверное, очень переживала, не имея вестей о внучке. Её неизменная доброта и забота, воспринимаемая раньше как нечто само собой разумеющееся, оказалось, была необходима Мане, как воздух. Ну что ж, видно,
пришла пора становиться взрослой и заботиться о себе самой. Проплакавшись, Маня открыла глаза и увидела, что Николай смотрит на неё с тревогой.— Маня, ты приболела? Что случилось, милая?
Его сочувствие только усугубило расстройство и, с трудом выговаривая сквозь плач слова, Маня рассказала ему о причине своих слёз. Николай, встав со своего места, приблизился к Мане, прилёг рядом, приобнял её и, целуя в лоб, стал её успокаивать:
— Ну, малыш, не плачь. Мы сделаем так, чтобы она была с нами, не переживай.
Мане было так тепло и уютно в его объятиях, что слёзы высохли. Надежда на то, что Бабаня скоро будет рядом и в безопасности, утешила её. Его волосы щекотали лицо, а ощущение его губ на лбу вдруг показалось лишним и неловким. Он почувствовал перемену её настроения, заглянул ей в глаза, прикоснулся пальцем к оставшейся слезинке, посмотрел, как она маленьким бриллиантом переливается на свету, и вдруг его пронзило ощущение счастья. Ничего больше не нужно ему — только держать в объятиях свою любимую женщину, дарить ей себя всего, не требуя ничего взамен. Душа его воспарила, даря ощущение невыразимого наслаждения… Из задумчивости его вывело деликатное покашливание Лукаса, который уже пытался разжечь костёр, чтобы приготовить завтрак. Николай с сожалением оторвался от Мани, чмокнув напоследок её в нос, чем вызвал краску на её лице. Позавтракав, они отправились в хижину, чтобы исполнить своё обещание. Маня и Николай оставались снаружи в тягостном молчании, пока Лукас осторожно перекладывал останки несчастной в холстину. В пещере, в том месте, где указало привидение, они вырыли могилу, стараясь не повредить куст пышных роз и, когда они положили останки в неё, лепестки осыпались, укрыв бедную Голду розовым покрывалом. Маня прочитала заупокойную молитву с большим чувством и уже во второй раз с утра всплакнула. Они заровняли место захоронения, чтобы не осталось следов. И Николай, оглядывая при свете дня новоявленный склеп, сказал:
— Пусть тело твоё упокоится, Голда. Место ты выбрала очень красивое, но если и здесь заскучает твоя душенька, приходи к нам, мы найдём, чем тебя развлечь, будь уверена. Спасибо тебе за всё. Прощай.
Возвращаясь, Николай опять с содроганием посмотрел на людей во втором зале и самому себе поклялся, что вернётся сюда в следующий раз и предаст земле и эти останки. В первом зале, складывая в припасённый мешок драгоценности, при этом нисколько не терзаясь муками совести, рассудив, что здесь они служат только для украшения, а людям облегчат повседневную жизнь, добавят в неё хоть немного комфорта, Николай так увлёкся этим процессом, рассматривая и любуясь прекрасными камнями, что даже не сразу услышал предостерегающий шёпот Лукаса. Оглянувшись, он увидел, что вода в бассейне стала волноваться и бурлить. Схватив Маню за руку, он поспешил за Лукасом к выходу. Страх опять затопил сознание, но теперь они уже не обращали на это внимание и упорно продвигались к выходу, слыша за спиной мокрое шлёпание и ожидая в любую секунду удара. Лишь оказавшись на берегу озерца, они перевели дух и, не сговариваясь, быстро пошли к месту стоянки. Погрузившись, спешно подняли якорь и парус, торопясь покинуть остров. Большую часть пути до Водобора они использовали малейший шанс увеличить скорость, и о рыбалке больше не было и речи.
По возвращении, буквально на следующий же день, Лукас спешно продал дом, собрал свой домашний скарб, который вместе с Николаем загрузил в подводу. Для семьи наняли экипаж, куда ребятня с радостным визгом набилась, пока взрослые прощались с соседями. Наконец тронулись в путь. Куда ехать, решали накануне вечером, долго споря и отстаивая каждый свою точку зрения. Лукас настаивал на возвращении в Угор, полагая, что их, с нынешним-то достатком, никто не будет там притеснять, да и Бабаня не чужой им человек. Эльза его поддержала, полагая, что на родине мужа им будет легче устроиться. Николай же настаивал, что им нужно убраться подальше от моря и морских людей, запутать следы и потому следует двигаться дальше, в столицу лесной равнины, Лесбург. И там уже обосноваться окончательно, послав за Бабаней Витюшу, который проводит её до места. Витюша пришёл в полный восторг от таких планов, потому что, по правде говоря, уже засиделся без всякого дела здесь. Услышав историю про Голду, он воспылал буквально, исходя сиреневыми разрядами, планами о встрече с ней. Не откладывая дела в долгий ящик, решили, что Витюша, как джентльмен, отправится на знакомство с Голдой и заодно разузнает положение дел на острове после их побега. Сказано-сделано. Витюша воспарил и исчез в туманной дымке над морем, направляясь к Одинокому острову, а наши путешественники утром засобирались в путь.
Когда Водобор остался позади, пропал из виду берег моря и высохли невольные слёзы грусти на веснушчатом лице Эльзы, Николай и Маня несколько отстали на своих лошадях от обоза, любуясь видами вдоль дороги и ведя неспешную беседу. Маня попросила его рассказать о его мире, о нём самом. Николай старался доступным для неё языком донести основные моменты и понятия, а Маня невольно задумалась об огромной пропасти шириной в века между ними. А когда он попытался ей объяснить природу происхождения этого мира, вообще ужаснулась, вдруг поняв, что, если Николай проснётся в своём мире, то это будет уже непреодолимым препятствием для их любви, что он будет потерян для неё навсегда. Навсегда. Какое это жёсткое слово — навсегда. Безнадёжное. Отчаяние овладело ею, она снова посмотрела на Николая и решила, что, пока он здесь, преступно терять время на ухаживание. При первой же возможности она будет любить его вопреки всему: здравому смыслу, воспитанию и мнению окружающих. Это время, что ещё отпущено им, надо наполнить радостью близости и разделённой любви. А там, — хоть трава не расти. И пусть она сама лишь его сон, и жизнь её тоже всего лишь сон, иллюзия, зато любовь самая настоящая…
Задумавшись, Маняша не заметила, как они подъехали к мосту из огромных брёвен. Лукас с семейством уже ожидали их, чтобы вместе переправиться, — нужно было вести под уздцы лошадей, боящихся воды. Лукасята, галдя, окружили Маняшу. Кто-то дёргал её за платье, кто-то поворачивал к себе её лицо, стараясь быть не только услышанным, а самый маленький, трёхлетний малыш, выпросился- таки на руки. Осторожно, вместе с Эльзой, они шли по мосту вслед за экипажами. Река в этом месте делала поворот, поэтому была не широкой, зато дальше она разливалась в месте впадения в море. Маняша посмотрела вниз и среди волн вдруг заметила какой-то предмет, который трудно было рассмотреть от бликов. Вдруг она поняла, что это голова морского человека, который внимательно наблюдал за их переправой и, увидев, что замечен, совершенно по человечески поднял руку над водой, показал кулак и исчез. Маня решила, что расскажет об этом Николаю позже, когда остановятся на ночлег. Всю оставшуюся часть дня, сопровождаемые палящим Светилом, все в поту и мечтая о вечерней прохладе, путники продолжили свой путь среди морских дюн. Только к вечеру вдали показалась кромка леса, к которой все устремились в надежде на отдых, даже лошади стали перебирать ногами быстрее. Резкая перемена в температуре — из зноя в благоухающую прохладу подействовала на всех ободряюще. Источник воды тоже долго искать не пришлось, — небольшой ключ с протоптанными к нему тропами был к услугам проезжающих. После ужина, когда уже совсем стемнело, все, кроме Николая и Мани, улеглись спать. Эти двое, как будто что потеряли, сидели у костра и выжидательно смотрели друг на друга в надежде, что разговор начнёт другой. Наконец, не выдержав томительного молчания, Николай спросил Маню, как она себя чувствует, и не хочет ли она тоже прилечь. На что Маня сказала, что уже привыкла к длительным переходам. Рассказав Николаю увиденное на реке, она ждала его реакцию, и была очень удивлена кажущимся его равнодушием. А Николай спокойно ей объяснил, что беспокоиться пока нечего — так далеко от моря морские люди бессильны чем-то им навредить.