Ожидание обезьян
Шрифт:
На том берегу что-то сверкнуло, потом еще раз. В наступающих сумерках было не разобрать. Неужто высекают искру?
— Что ты сейчас сказал?? — Я не узнал своего голоса.
— Я просто сказал, не забыл ли ты выключить кипятильник…
— А разве ты его не выключил?
— Я не выключал.
— Точно?
— Точно.
Это вспыхивали глаза! Глаза вожака на том берегу… Но как ярко!
— Не может быть, чтобы ты меня не съел… — доносилось из кустов.
— И даже на необитаемом острове не съел бы! — Гордость звучала в голосе.
— Брезгуешь?
Трещали кусты, сверкал глаз вожака, на подоконнике раскалялась
— Запрет на то или иное мясо, табуирование тех или иных животных, по сути, та же мембрана, предзапрет, чтобы не есть мясо человека…
— Мембрана из бифштекса?.. Ха-ха. Нет заповеди «не ешь», есть заповедь «не убий».. Почему число заповедей не соответствует числу смертных грехов?..
— Если это чревоугодие, если ты торчишь на этом мясе, только тогда это смертный грех… Надо страстно хотеть съесть человека!
— Чревоугодие — это не гурманство…
— Человек как башня… Недаром прямоходящий, вертикальный… Зверь — тот всегда очи долу… Башня же у нас — с дырами, рот, нос, глаза, уши, прочее… Семь дыр для семи грехов… Дыры вооружены мембранами… Заповеди, запреты, табу, целомудрие… Если мембрана прорвана, человек разгерметизирован — в дыру свободно входит искушение, грех, зло, дьявол… Вот именно он штурмует… Тараны, приставные лестницы… Поджог… Человек возгорается изнутри… Пожар… Башня пылает… Из окон и бойниц сыплются искры и вырывается пламя… У Брейгеля эти башни, у Босха… сколько хотите…
— Соответствует ли количество дыр числу грехов?
— Если считать пару за единицу, то — шесть. А грехов — семь.
— В глазах нет дыр.
— В детстве я был уверен, что зрачок — дырочка, даже пробовал перед зеркалом иголочку туда ввести…
— Ну и как?
— Побоялся. В зеркале все наоборот.
— Человек несовершенен, потому что должен себя совершить. Сам. С Божьей помощью, конечно. Это не приговор — быть человеком, а назначение.
— Не хотите же вы сказать, что человек — это профессия?
— Именно что хочу.
— Профессия… назначение… башня… еще скажите, скудель греха. Дыры… Прав доктор, червь изобрел наше тело.
— Я раб — я царь, я червь — я бог!..
— Дыры же — две. В одну входит, в другую выходит.
— Человека же два… Един был мытарь, а другий фарисей…
— Вы фарисей, Павел Петрович!
— Это я-то?! Да кто больше мытарствовал моего!..
— Это все равно, в какую дыру вам гордыня залетит. Нечем хвастаться. Нынче фарисей куда больше мытарь, чем вы. Фарисей стал мытарем, а мытарь — фарисеем.
— Два человека вошли в храм…
— И оба не вышли.
— Нет, именно оба вышли. Два мытаря вошли в храм, а два фарисея вышли.
— И получился Прометей!
— Не Прометей, а Данко. Прометей был до Рождества Христова.
— А пошли бы вы… со своим прогрессом! Колесо, огонь, рычаг… Рабство вот единственное изобретение человека.
— Прометей изобрел не огонь, а самогонный аппарат. Поэтому у него были нелады с печенью. Цирроз — в переводе «орел».
— С какого?.
— С медицинского.
— «Сидеть орлом» — оттуда же?
— Не исключено. Пьянство — это чревоугодие?
— Спорный вопрос. «Ешьте, пейте. Это тело Мое и кровь Моя»… Кто сказал?
— С одной стороны…
— С одной стороны не бывает. Дыры же — две…
— Только одна сторона и есть. Как там? «Пока не станет живое мертвым, а мертвое живым»…
— Внешнее —
внутренним, а внутреннее — внешним…— Мужчина — женщиной, а женщина — мужчиной…
— И это уже было?..
— А как же. Все — было. Это вам только кажется, что вы выворачиваетесь наизнанку, — не видать вам Царствия Небесного как своих ушей!
— Ухо-то хоть — дырка?
— Молотите черт знает что, а сами отняли мясо у детей, вино у стариков, а фрукты у обезьян!.. И Бога своего вы съели.
— То есть как — съели?
— Буквально. Как тело. Он опустился, и вы Его съели.
— Заткнешься ли ты наконец?!
— Съели! съели!
— Не богохульствуй, дурак!
— Фарисей! Ненавижу…
Я рванул за НИМ. ОН ломился сквозь кусты с треском зверя, уходящего от погони. Крупный экземпляр, однако… Вдруг стихло, стемнело, на четвереньках я шарил вокруг, словно очки потерял. Вдруг слышу…
На четвереньках, всхлипывая, некрасиво отставив задницу, уткнувшись мордой в прелую листву…
— Господи! если я формула, то проклинаю Тебя, чтобы продолжать верить в Тебя.
— Господи! если Тебя нет, то проклинаю Тебя, чтобы Ты был хотя бы в проклятии моем.
— Господи! если Ты есть и я не формула, то не слишком ли это много для счастья?..
«Все именно тогда произошло…» — вспомнил я, скрипя колесами по шоссе. Пустыня продолжалась. Песок летел все крупнее и все звонче бил в стекло. И тогда, сравнивая ту тишину и эту, тот шорох опавших листьев с этим шепотом песка, то ожидание и это — и находя их одинаковыми, я понял, что я жду и чего. В моем невоенном мозгу такая догадка была ослепительной: я их так же никогда не видел на воле, танков, как и обезьян… Я понял, что передо мной по шоссе прошли танки. Это они перемолотили асфальт и подняли в небо пыль и песок…
Именно тогда все произошло. ОН порывался на тот берег с ящиком продуктов, кормить обезьян. Павел Петрович учил блевать доктора Д. Валерий Гививович обнимал Миллион Помидоров… А у меня в глазах стояла пылающая башня, из всех дыр которой вырывался огонь, и была эта башня — гостиница «Абхазия». Рукописи замечательно горят, и пожар начинается с рукописи! Особенно когда вокруг нее такая большая фанера…
На обратном пути Павел Петрович еще что-то доплетал об опустившемся Боге. Что поскольку мы не исполнили назначения, а Он уже дал нам свободу выбора, то Он уже не в силах ни вмешаться, ни поправить, но и не снимает с себя ответственности. Он послал нам Сына Своего, и мы не поняли, мы отчислили Ему небеса и храмы, а сами продолжали. И Ему ничего не оставалось как разделить нашу участь, спуститься к нам и раствориться в нас. В этом смысле Он среди нас. И может даже, один из нас. И мы никогда не знаем, с кем имеем дело, при встрече с каждым человеком — не исключено, что с Ним…
А я понимал, что все кончено, что сгорела не просто гостиница и не просто рукопись, а живые души… Империя кончилась, история кончилась, жизнь кончилась — дальше все равно, что. Все равно, в какой последовательности будут разлетаться головешки и обломки и с какой скоростью.
Как-то все стало слишком ясно, про будущее.
Безразлично. Безразлично, что теперь будет. Потому что того, что было, уже не будет никогда. Когда исчезает то, что было, вместе с ним исчезает и то, что будет, потому что в том, что будет, не будет содержаться и атома от того, что было. Тебя не будет. Какая разница.