Ожившая мечта

В юности Тэда была поистине очаровательна. Ее улыбка выдавала живой, веселый нрав и в то же время присутствие индивидуальности. Она была достаточно соблазнительной, чтобы стать воплощением мечты любого мужчины.

— Я помогала принимать гостей в банкетном зале Голливуда, когда впервые встретила твоего дедушку. — Так Тэда всегда начинала рассказывать свою историю.

Лайлу Харту тогда было двадцать восемь лет, Тэде не было и шестнадцати (хотя всем она говорила, что ей уже исполнилось восемнадцать). Он получил отсрочку от военной службы, поскольку занимался продовольственными поставками. Он отчаянно хотел записаться в армию добровольцем, как это сделал его младший брат Лауэлл, но их отец был болен и не мог в одиночку управлять ранчо. Перед отплытием в Европу Лауэлл уговорил брата провести прощальный вечер в Лос-Анджелесе.

— Ты даже не представляешь, как все это выглядело во время войны, — часто повторяла Тэда.

Перелистывая страницы альбома, Кэрол пыталась уловить отблески того времени в кадрах из фильмов и фотографиях, сохраненных Тэдой: тротуары были заполнены людьми в военной форме — морской, летной, пехотной, — и длинные черные автомобили необычного вида разъезжали вдоль мостовых. Женщины, молодые и старые, красились ярко-красной помадой, и у многих были такие же ярко-красные ногти.

Президент Рузвельт махал рукой из автомобиля с открытым верхом, его длинный мундштук был зажат в углу рта; его собака Фала сидела рядом с ним. Вся Америка восхищалась Джо ди Маджио. А когда Гарри Джеймс поднимал свою трубу к звездам, которыми был расписан потолок бального зала, публика неистовствовала.

А Лайл Харт, одетый в цивильный костюм, стоял на одном из голливудских перекрестков рядом с братом, облаченным в полную морскую форму…

— Пошли, — подбодрил его Лауэлл. — Я им скажу, что ты мой брат и это моя последняя ночь здесь. Тебя тоже пропустят.

Лайл покачал головой.

— Я себя чувствую, как чертов дезертир.

— Только не ты! Господи, да ты работаешь за десятерых! Отец уже не тот, что прежде; если не ты, ранчо пропадет. Так что же с того, что ты не носишь форму? Меня это вовсе не смущает, и тебя тоже не должно беспокоить.

Лайл улыбнулся, стараясь не подавать виду, что его это еще как беспокоит. Если бы отец не был болен, он бы записался добровольцем завтра же.

— Иди один, — сказал он брату.

— Ни за что. Идем вместе или не идем вообще. Вместе мы выстоим, поодиночке наверняка погибнем. — Голос Лауэлла звучал слегка невнятно: он выпил больше, чем Лайл. — Эй, мне пришла хорошая идея насчет того, чтобы провести тебя в банкетный зал; Мы скажем им, что ты заезжий актер. Театральный актер. Из Нью-Йорка. Откуда им тут в Голливуде знать всех нью-йоркских актеров?

— Я не актер. Я не смогу профессионально валять дурака.

— Уверен, что сможешь. Представь, что ты стоишь на своем любимом холме, там, у нас дома. Слегка прикрой глаза и смотри вдаль, как будто смотришь на горы. Не говори много. Они ничего не знают о тебе и поверят всему, что я скажу.

Под общим влиянием слишком большой дозы виски и стремления порадовать своего брата в этот последний вечер, который они проводят вместе, Лайл в конце концов согласился на подобную авантюру. Оказавшись внутри, он настолько сосредоточился на том, чтобы придать своему взгляду таинственность, что не заметил хорошенькой блондинки, которая приблизилась к нему. Но, после того как она с ним заговорила, он больше уже ничего не замечал.

— Вы действительно из Нью-Йорка? — спросила она.

Лайл взглянул в ее глаза, голубые, как небо над Уэлли в июньский день, и понял, что пропал. Она была самой очаровательной девушкой из всех, кого он встречал в своей жизни, и она улыбалась ему. Он кашлянул и попытался заговорить, но не смог. Должно быть, она сочла его полным идиотом.

— Если все жители Нью-Йорка такие же спокойные люди, как вы, то это очень приятное место по сравнению с Голливудом, — продолжала она. — Меня зовут Тэда Стэндиш, а вас?

— Лайл, — с трудом выдавил он. — Лайл Харт.

— Это настоящее имя или псевдоним? — спросила она.

Он не сразу понял, что она имеет в виду, а когда догадался, то решил, что отвечать уже слишком поздно. Ему совершенно не нравилась эта дурацкая игра.

— Конечно, это мое настоящее имя, — все же ответил он, — но дело в том, что я не актер. Я не смог бы играть даже под угрозой смерти. Я владелец ранчо. Пришел сюда вместе с братом. Он служит на флоте. Сегодня последний вечер перед его отплытием, и он хотел, чтобы я был с ним. Вам бы следовало заговорить с ним, а не со мной.

Девушка долго смотрела на него широко раскрытыми в изумлении глазами, и он понимал, что никогда не сможет вдоволь налюбоваться ею. Сейчас она, разочаровавшись, отойдет от него, говорил он себе, и кто обвинит ее в этом?

Внезапно Тэда начала смеяться, и ее смех напомнил ему перезвон маленьких стеклянных колокольчиков. Он напоминал высокие ноты кларнета, поющего о любви и страхе перед ней.

— Владелец ранчо! — повторила она. — Ничего удивительного, что вы напомнили мне ковбоя!

— Правда? — Великолепно, Харт, с иронией сказал он себе, просто великолепно. Ты не менее интересен, чем вчерашняя газета.

Что он мог сказать, что сделать, чтобы упросить ее остаться с ним? Может быть, он не Бог весть какой собеседник, но обычно всегда был бойким на язык. Однако Тэда Стэндиш заставила его онеметь.

— Вы снимаетесь в кино? — нашелся он.

Ее усмешка исказилась.

— Я так надеялась, что вы не будете об этом спрашивать.

Проклятье! Должно быть, он сказал что-то не то. Как можно быть таким дураком? Если бы она не была актрисой, ее бы здесь вообще не было.

— В последнее время я не так уж часто смотрю фильмы. — Его слова казались ему такими неуклюжими. — Конечно, если бы я хоть раз увидел вас на экране, то уже никогда не смог бы забыть. Вы так же прекрасны, как апельсиновое дерево в цвету.

— Это самый оригинальный комплимент, который я когда-либо слышала, — заявила она.

— Это не комплимент, это правда.

Кто-то окликнул ее по имени, и она помахала рукой в ответ, но продолжала смотреть на Лайла. Боясь, что она может исчезнуть в любой момент, он отчаянно пытался придумать какой-нибудь способ удержать ее и не мог.