Ожоги

— Нет-нет, это совсем другое, — заверила я его.

Кажется, у Бобби в отделе все знали о наших отношениях с Майклом. Я коротко изложила ему историю Сериз, а потом попросила найти Церлину.

— Я думаю, на вашу просьбу они откликнутся скорее, чем на мою.

Пауза. Затем я услышала:

— Обратитесь к Фери или Мак-Гоннигалу. — В голосе его была холодность — он словно бы хотел сказать, что я напрасно трачу его время.

— Послушайте, — начала я, прежде чем он успел повесить трубку, — я звоню вам именно потому, что не могу обратиться ни к кому из них. Конечно, я знаю их лучше, чем вас, но я подумала, что вы тоже не будете возражать. Это не… не какая-то лакейская работа. Просто полиция может это сделать, а я нет. Мне нужно разыскать Церлину Рамсей, чтобы выяснить у нее, не видела ли она чего-нибудь… — Он не ответил, и мой голос беспомощно затих: — Извините, не буду вас больше беспокоить.

— Вы говорите, что не можете обратиться к Фери или Мак-Гоннигалу? Почему?

— Это мое личное дело, детектив, — ответила я, начиная терять терпение. — Хотя я знаю, личные дела — основная тема разговоров в вашем офисе.

— Понятно, — медленно произнес он и после минутного раздумья резко спросил: — Но это не потому, что я черный?

Я почувствовала, что у меня отнялся язык.

— Вы имеете в виду… потому что миссис Рамсей… О Господи, мне и в голову не пришло, что это можно так истолковать. Извините меня, пожалуйста!

— Ладно, я вас прощаю, — произнес Терри, возвращаясь к прежней непринужденности. — Но в следующий раз думайте, что говорите. И не сердитесь на Фери, он хороший парень, хоть и грубоватый. Какой у вас номер телефона?

Он записал номер и повесил трубку.

Я отошла к окну и задумалась над реакцией Терри. По-видимому, ему приходится сносить столько крупных и мелких уколов каждый день, что временами ему начинает видеться оскорбление даже там, где его и в помине нет. Конечно, нелегко это понять, если сам ничего подобного не испытывал.

За окном голуби заботливо чистили перышки друг у друга, не обращая внимания на различия в окраске. На первый взгляд животный мир гораздо гуманнее, чем наш, человеческий! Но однажды прошлым летом мне случилось наблюдать, как чайка попыталась присоединиться к стае голубей, они ее едва не заклевали — бедняга вырвалась, истекая кровью.

Я вернулась за письменный стол и стала просматривать почту, то, что я называю макулатурой — семинар о том, как лучше организовать работу моего офиса, предложение о покупке оружия, — швырнула в мусорную Корзину. Потом, жутко разозлившись на себя за то, что последние недели так бездарно трачу время, стала просматривать картотеку потенциальных клиентов и печатать письма к некоторым из них.

Телефон позвонил, когда я заканчивала третье письмо. Звонили из морга по поручению Финчли. Тело Сериз забрал некто Отис Амбрустер, мне дали его адрес — где-то в районе Кристианы. Я поблагодарила и достала карту города. Да, не самое веселенькое место в Чикаго. И уж точно не лучшее место для прогулок в одиночестве, особенно если речь идет о белой женщине. Может, отложить до завтра? Тут я вспомнила свой разговор с Финчли, и мне стало стыдно. Если Церлина и Сериз могли ходить по тем улицам, значит, смогу и я.

Едва я выключила свет, позвонил Фери. Сначала я насторожилась — уж не передал ли ему Финчли наш разговор? — но оказалось, он звонит по поводу Элины.

— Ты ничего о ней не слышала? — спросил он. — Вчера вечером было еще одно сообщение — из бара в Аптауне, в котором собираются юппи [21] , похоже, это она.

Я помассажировала внезапно онемевшую шею.

— Нет, я о ней не слышала, но вот как раз сейчас собираюсь встретиться с женщиной, которая была с ней хорошо знакома по «Копьям Индианы». Посмотрю, может, Элина у нее.

21

Юппи — амбициозные молодые люди, занятые в сфере рекламы и торговли.

— Может, мне поехать с тобой? — спросил он с плохо скрываемым интересом.

— Нет, спасибо, не надо. Мне и так-то нелегко будет с ней разговаривать. А уж при виде полицейского она вообще рта не откроет.

— Позвонишь потом? Интересно, что тебе удастся выяснить.

— Да, конечно. Ну пока, я побежала.

Я быстро положила трубку, пока он не надумал спросить что-нибудь еще, например фамилию и адрес Церлины, и помчалась вниз через две ступени: у меня правило — неприятные дела надо делать как можно быстрее. Так скорее от них избавишься.

За «дворниками» «шеви» торчала квитанция за неправильную парковку. В Чикаго это настоящее преступление, особенно в Лупе.

Я поехала вниз по улице Ван-Бурен, издали посмотрела на плотный поток машин у площади Конгресса и решила ехать боковыми улицами. По Уобош на Двадцать вторую проехать оказалось совсем нетрудно, а потом, когда автострада с бесконечными развязками осталась позади, дело пошло совсем хорошо. Уже в начале седьмого я въезжала в район Кристианы. Это в семи милях к югу от комплекса Рапелек. Если Сериз жила здесь, что она делала на стройплощадке ночью? Решила уколоться? Но почему именно там? Непонятно…

Трехквартирные серые каменные домишки перемежались пустырями. Окна многих домов разбиты или заколочены — признак их близкого конца. Днем это, наверное, похоже на Бейрут. Сейчас же багровый свет заката скрадывал очертания булыжных камней на пустырях, придавал некоторую таинственность брошенным автомобилям.

Единственный признак жизни — многочисленные таверны, буквально на каждом углу. Машин мало. Кто-то сел мне на хвост и сопровождал от Сермак до Семнадцатой улицы, заставив меня понервничать, а когда я наконец свернула направо, пронесся вокруг, изо всех сил нажимая на клаксон. Это был призрачный город, почти необитаемый. Лишь кое-где стояли небольшие группы молодых людей и о чем-то спорили или смеялись.

Я подъехала к дому Амбрустера — такому же трехквартирному серому каменному строению, как и все остальные. Окна первого и второго этажей были освещены, третий этаж заколочен. Ступив на разбитый тротуар, я услышала громкие звуки музыки.

В подъезде стоял сильный запах хвойного дезодоранта, — по-видимому, кто-то пытался перебить запах мочи, и, надо сказать, почти успешно, но застоявшаяся вонь все-таки пробивалась, выворачивая мой желудок. Очевидно, та же самая рука позаботилась и о том, чтобы огородить почтовые ящики решеткой с замком. Почтальон мог просунуть письмо в щель, но достать его можно было только отперев замок.

Амбрустеры жили на втором этаже. Света на лестнице, конечно, не было. Я медленно поднималась в полной темноте, осторожно нащупывая ногой ступени; в двух местах большая часть ступеней оказалась отбита, и мое сердце ухнуло от страха, когда нога встретила пустоту.

На площадке второго этажа вперемешку со звуками радио слышался детский плач. Я постучала в ближайшую ко мне дверь. С первого раза меня не услышали, пришлось постучать еще раз. Густой женский голос спросил, кто там.

— Ви. Ай. Варшавски! — прокричала я. — Хочу поговорить с миссис Рамсей.