Пациент скорее жив

– Юля, погодите! – сказал Андрей, притормаживая.

Медсестра остановилась и вопросительно взглянула на него:

– Да, Андрей Эдуардович?

– Та женщина на скамейке – она родственница кого-то из пациентов? Я вижу ее здесь не впервые.

– Ах, эта… Нет, не родственница, но приходит к Орбах. Каждый день здесь сидит. Даже деньги приносила на медикаменты, которых на складе нет, а они ведь дорогущие!

– Думаю, мне надо с ней поговорить, – пробормотал Андрей. – Не ждите меня.

– Я принесу кофе сюда? – предложила Юля.

– Две чашки, если можно, – кивнул Лицкявичус и двинулся в сторону незнакомки.

Подходя, Андрей заметил, что ей, должно быть, под шестьдесят. Полная, несуразная фигура с большой бесформенной грудью и толстыми икрами-столбиками. Тем не менее одежда не лишена некоторого кокетства: красивые туфли-лодочки, тонкие колготки, несмотря на жару, черное платье с большим бордовым цветком на лацкане ворота. На носу – толстые очки в роговой оправе, отнюдь не льстившие ей, расширявшие и без того круглое, полное лицо.

При его приближении женщина подняла голову от книги, которую читала.

– Простите, – сказала она извиняющимся тоном, – но мне сказали, что здесь можно сидеть. Я ведь никому не мешаю?

Очевидно, белый халат Андрея ввел ее в заблуждение, и она подумала, что доктор пришел прогнать ее.

– Все в порядке, вы нисколько не мешаете, – заверил ее Лицкявичус. – Не против, если я присяду?

Заинтригованная женщина подвинулась и поставила сумочку, до того лежавшую на скамейке, к себе на колени.

– Меня зовут Андрей Эдуардович Лицкявичус, – представился Андрей. – Я возглавляю Отдел медицинских расследований.

– Расследований? – растерянно переспросила женщина. – Ой, простите, я – Римма Анатольевна Гасюк, – покраснела она, и Андрей отметил, что способность краснеть удивительно редка для человека старше двадцати лет. – Вы сказали, что занимаетесь расследованием? Но разве с Александрой Глебовной произошел не несчастный случай? Она же под машину попала…

– Мы еще ни в чем не уверены, – прервал женщину Андрей. – Мне необходимо знать, кем вы приходитесь Орбах.

– Да никем, собственно, – снова покраснела Гасюк, опуская глаза и теребя сумочку. – Я – ее поклонница, наверное, самая старая из всех и, возможно, теперь уже единственная.

– Вы знакомы лично?

– Разумеется! Сначала я просто ходила на все спектакли Александры Глебовны, носила ей цветы. Потом, по прошествии нескольких лет, она впервые пригласила меня в свою гримерную, и мы стали общаться время от времени. Иногда я прибиралась у нее, – особенно в последнее время. Она часто болела, а родни никакой, вот я и приходила – готовила, пыль вытирала. Ей очень мои пироги нравились… Конечно, у такой звезды, как она, и у меня не могло быть много общего, но она всегда по-доброму ко мне относилась.

«Да уж, по-доброму, – подумал Андрей. – Батрачила ты на нее, милая, как папа Карло, а она наверняка принимала это как должное!»

Он слегка тряхнул головой. Что-то его занесло куда-то не туда: почему он решил, что у Орбах имелись одни только корыстные мотивы в отношении поклонницы? Может, актриса чувствовала себя одинокой и покинутой, а тут все-таки живая душа, давно знакомая, с которой и поговорить можно, и за помощью к которой обратиться не зазорно – та только рада будет…

– Значит, только вы двое у нее и остались, – проговорил Андрей. – Печально, нечего сказать!

Гасюк удивленно уставилась на него.

– Двое? – переспросила она. – А кто еще-то?

– Ну как же, а Элеонора?

– Кочетова, что ли? При чем тут она?

– Актрисы же вроде бы приятельствовали, – осторожно ответил Андрей.

– Александра Глебовна – и Кочетова?!

Неожиданно Гасюк откинула голову и рассмеялась тихим булькающим смехом. Успокоившись, женщина заметила:

– Простите, просто… просто это так нелепо – то, что вы только что сказали! Элеонора и Александра всегда были врагами – с самой юности. Соперницы во всем – в театре, в кино… Хотя в кино, пожалуй, соперничества не получилось, ведь Элеонора снялась в одном-единственном фильме, а Александра Глебовна со съемок не вылезала. И с мужчинами у них было то же самое: Элеонора хотела все то, что принадлежало Орбах, и наоборот. С другой стороны, надо признать, что и Александра Глебовна тоже вела себя не слишком порядочно в этом смысле.

– Вы о чем? – насторожился Андрей.

– Ну, – с видимой неохотой ответила Гасюк, – был один мужчина, художник, довольно известный по тем временам. Сначала он вроде бы влюбился в Элеонору, женился на ней. Но Орбах он тоже нравился, вот актриса и решила, как говорят, «отбить» мужчину у вечной соперницы.

– И отбила? – поинтересовался Андрей.

– А как же! Вы же понимаете, ей было чуть за тридцать, красавица, знаменитость, талантлива невероятно – кто бы устоял? Художник ушел к Александре Глебовне, оставив Элеонору в ее обычном состоянии – кусающей локти от обиды и ярости.

– Они поженились?

– Да куда там! – развела руками Гасюк. – Александра Глебовна всегда была несемейным человеком. Постоянно на съемках, для семьи времени не было. Художник ревновал ее со страшной силой, устраивал сцены, а она этого терпеть не могла. Ей была необходима свобода, возможность творить, а мужчина, по ее мнению, стоял на пути ее карьеры. В один прекрасный день Александра Глебовна упаковала его чемодан и выставила на лестничную площадку.

– И он так просто ушел?

– Кто сказал, что просто? – удивилась поклонница Орбах. – Художник как с цепи сорвался! Сидел под ее дверью, приходил в театр и закатывал сцены…

В тот момент появилась Юля с пластмассовым подносом и такими же чашками, от которых исходил аромат горячего кофе, смешанный с запахом пластика. Андрей взглянул на медсестру так, словно не понимал, кто она такая и что здесь вообще делает – настолько его увлекли откровения Гасюк о жизни Орбах. Наконец в его глазах промелькнуло узнавание: Лицкявичус вспомнил, что сам попросил Юлю принести две чашки, имея в виду себя и поклонницу Орбах.

– Спасибо, – улыбнулся он, принимая поднос, – вы очень добры.

Медсестра, которая собиралась уже обидеться, увидев пустой взгляд Андрея, тут же растаяла и улыбнулась в ответ.

– Черный, правильно?

– Абсолютно!

Она удалилась с явной неохотой, оглядываясь через плечо. Юле было очень странно, что Андрей Лицкявичус заинтересовался столь неприметной женщиной, как посетительница, – пожилая, некрасивая… Черт, если бы Юля знала, что он сегодня придет, то уж привела бы себя в порядок!

Андрей тем временем протянул Гасюк чашку, которую та приняла с благодарностью: несмотря на уличную жару, здесь, в подвале, всегда было холодно, и она сильно продрогла.