Пациент скорее жив

– Так, ничего, – стараясь изобразить равнодушие, ответила я. – Действительно, жаль, что ты не взяла у нее автограф!

Моя мысль лихорадочно заработала. Элеонора Кочетова уверяла всех, что ничего не знала о судьбе Орбах. Именно она помогала составить опись украденного имущества. И вдруг выясняется, что Элеонора побывала в Светлогорке приблизительно в то же время, когда Орбах здесь лежала… Конечно, актриса вполне могла приходить к психоаналитику, ведь Урманчеев принимает и людей «с улицы» – за счет них, собственно, и живет. Но не слишком ли много совпадений?

Как только представилась возможность, я подошла к Никите и шепнула ему на ухо, что мне нужно с ним поговорить в курилке. Через пять минут он явился под лестницу, где я уже ждала его, расхаживая взад-вперед и пытаясь привести в порядок свои мысли, чтобы изложить их наиболее доходчиво.

– Что случилось? – встревоженно спросил молодой человек.

И я рассказала ему о том, что только что узнала от Нади.

– Надо немедленно доложить Андрею Эдуардовичу, – заявил Никита, едва я закончила. – Это может быть важно.

– Необходимо как-то выяснить, является ли Элеонора Кочетова пациенткой Урманчеева, – кивнула я. – Как давно они знакомы? Был ли ее визит в Светлогорку случайным или актриса здесь частая гостья?

– Кочетова говорила на допросе, что не в курсе, куда пропала Орбах, – медленно проговорил Никита, словно выстраивая у себя в голове цепочку рассуждений. – Никто не знал, куда пропала старушка, до тех пор, пока ее не привезли в вашу больницу, верно?

– Ага. Но Элеонора, по словам Надежды, приходила сюда примерно в то же время, что Орбах находилась здесь!

– Конечно, подозрительно, но к делу не пришьешь, – покачал головой Никита. – Во-первых, Элеонора вполне могла просто посещать Урманчеева: он, в конце концов, практикующий психоаналитик, и Кочетова, возможно, действительно нуждается в его помощи. Во-вторых, какое отношение она может иметь к пропавшим старикам? Ты же не думаешь, что она с этим связана?

И правда, престарелая актриса, скорее всего, даже не знала людей из списка Лицкявичуса. Однако она знакома с Орбах, и это заставляло задуматься.

– Мои мозги не приспособлены для таких размышлений, Агния, – сокрушенно покачал головой Никита. – Как только начинаю сосредоточенно думать, голова раскалывается!

– Просто расскажи Лицкявичусу, – улыбнулась я ободряюще. – А я попытаюсь разузнать кое-что…

– Эй, погоди-ка! – оборвал меня Никита, хватая за запястье с такой силой, что металлический браслет часов врезался в кожу. – Что ты собираешься разузнавать? Андрею Эдуардовичу это не понравится!

– Никита, я ведь здесь не для того, чтобы кому-то нравиться! – напомнила я парню. – Мое дело выяснить, что здесь происходит, и отступать я не намерена.

– Это может быть опасно! – с укором сказал Никита, ослабляя хватку. – Ты не должна понапрасну рисковать. Дождись, пока…

– Ждать нет времени! – перебила я молодого человека. – Мне скоро возвращаться на работу, я не могу сидеть здесь еще месяц в надежде, что Андрей Эдуардович со всем разберется и даст свое «добро». Надо ковать железо, пока горячо.

– Скажи хотя бы, что делать собираешься! – воскликнул Никита. – Я же здесь как раз для того, чтобы прикрывать тебя, если потребуется.

– Вот когда потребуется, Никита, я к тебе обязательно обращусь. А теперь – извини, мне пора на пост.

Конечно, Никита прав, и мне надо было бы рассказать ему, что я собираюсь вломиться в кабинет Урманчеева, но не хотелось, чтобы он видел, чем я интересуюсь, и чтобы кассета с записью моего невольного «сеанса» попалась ему на глаза. Я надеялась уничтожить ее, а заодно поглядеть, нет ли среди кассет записей бесед с Элеонорой Кочетовой, Орбах и пропавшими пациентами Светлогорки, и, если таковые обнаружатся, забрать их и передать в ОМР. Похоже, Карпухин, используя официальные источники, не скоро выяснит, что открывает таинственный ключик покойной Наташи, а я могу все узнать гораздо скорее. При условии, конечно, что мой план удастся!

По дороге назад я столкнулась с заведующей отделением. Как обычно, Власова была прямо-таки увешана золотыми украшениями, словно сверкающая огнями новогодняя елка. Яркий макияж на круглом, лунообразном лице и всегда тщательно выкрашенные платиновые волосы резко контрастировали с белым медицинским халатом, словно Власова, в отличие от всех нас, не работала здесь, а просто заскочила на пару минут навестить родственника. Я знала, что медсестры втихаря обхихикивают вульгарность заведующей, но та, похоже, не слишком заботилась о мнении других, следуя собственному, раз и навсегда выбранному курсу. Власова напоминала мне корабль – огромную каравеллу, движущуюся при попутном ветре, раздув белые паруса.

– Притормози-ка, Ань! – вдруг окликнула она меня, загородив проход. При ее габаритах невозможно было бы обогнуть женщину даже при большом желании.

– Да, Антонина Сергеевна? – удивилась я. Мне казалось, что заведующая вообще меня не замечает, а Власова, оказывается, даже помнит мое имя.

– Разговор есть.

– Что-то случилось? – встревожилась я.

– Не здесь! – махнула она полной ладонью. – Зайди ко мне вечерком. И никому не говори, ладно?

Я была заинтригована: заведующая отделением, обычно относившаяся к среднему медперсоналу, как к песку на пляже, который можно попирать ногами только потому, что песчинок много и сами по себе они незаметны, знает меня и хочет серьезно о чем-то поговорить! Может, с ее помощью мне удастся выяснить что-то новенькое?

* * *

Андрей подъехал к банку «Золотое руно» ровно за пять минут до встречи, назначенной Карпухиным: опаздывать он не любил и старался избегать задержек без весомых причин. Охранник на входе вежливо попросил пройти через металлодетектор. «Однако!» – пронеслось у Лицкявичуса в голове, пока он механически выполнял просьбу, звучавшую скорее как приказ. И правда, Наташа выбрала крутой банк: нигде раньше Андрей не встречал такой тщательной досмотровой системы.

Карпухин с Викой были уже внутри и мерили шагами холл.

– Значит, вот где простые российские медсестры хранят свои сбережения? – задал риторический вопрос Андрей.

– Можете себе представить! – процедил Карпухин.

Он злился, и Андрей точно знал почему. Майору пришлось буквально рыть носом землю, чтобы выяснить, к какому банковскому сейфу подходит ключ Наташи Гаврилиной, но не это главное. По правде говоря, самым сложным оказалось добиться от руководства банка разрешения открыть ячейку покойной медсестры, а для этого Карпухин наступил на свою гордость и пошел на поклон к людям, с которыми, при обычных обстоятельствах, и на одном гектаре бы не присел. Без ордера (а его он не получил бы ни за что на свете, потому что пришлось бы доказывать, что содержимое сейфа имеет непосредственное отношение к делу, которым майор в данный момент занимается, и так далее) до ячейки его бы не допустили. И вот наконец, словно шубу с барского плеча, майору сбросили позволение воспользоваться ключом. Однако Карпухин знал, что такая «услуга» дорого ему обойдется и непременно еще аукнется в будущем.