Пацифист

Нет, не от невозможности увидеть мир. Об этом она даже не переживала, ведь будучи слепой от рождения она не страдала от отсутствия зрения как люди потерявшие его в сознательной жизни. Ведь ей просто не с чем было сравнивать.

Причина была другая — чувство неполноценности.

Что ни говори, но человек социальное животное, живущее в обществе и нуждающееся даже в редком общении. Слепота не только вычеркивала из жизни Тоф такие как понятия как цвета, красота, день, ночь, чтение и многие другие вещи, основанные на зрении, но и делала белой вороной для окружающих.

«Бедная девочка»

«Несчастное дитя»

«Слепая уродина»

«Бракованная»

«Беспомощная»

Она с детства слышала эти слова от слуг, стражи, других аристократов и даже родителей. Страшно представить насколько ей, маленькой девочке, было тяжело.

И тут появляюсь я, дающий ей самый поганый и отвратительный яд — надежду. Надежду на исцеление, на возможность стать такой, как все. Для той, кто давно смирилась с пожизненной участью белой вороны, это был очень сильный удар.

— П-почему ты не сказал сразу? — Спросила через пару минут успокоившаяся Тоф, оставившая у меня на плече мокрый след, из-за чего я почувствовал себя последней сволочью. Молодец, Шайнинг, довел ребенка.

— Не хотел давать тебе ложную надежду. — Ответил я, вновь вложив ей в руки ту самую коробочку. — Стекла такой толщины я научился делать лишь недавно, но это не значит что мы прямо сейчас сможем вернуть тебе зрение. Нужно провести еще множество испытаний на добровольцах, прежде чем проводить операцию. К тому же, есть у меня подозрение, что тебе нельзя будет вернуть зрение, пока ты достаточно не подрастешь.

— Почему это? — Поинтересовалась нахохлившееся от моих слов Тоф.

— Ты сейчас растешь. Растут в том числе и твои глаза. — Начал объяснить теоретическую основу, которую мне самому рассказывали в прошлой жизни, когда я хотел сделать себе коррекцию зрения. — Вот только кристаллы, которыми я хочу заменить твой замутненный глаз, остаются того же размера. Представь на секунду, что будет если одна из костей в твоем теле не будет расти, в отличии от остальных. Что произойдет?

— Ничего хорошего. — Буркнула Тоф, пододвинув ноги к себе и обняв их за колени.

— Правильно. — Кивнул я, посадив племяшку себе на колени. — Поэтому прошу тебя подождать до твоего совершеннолетия. К тому времени я закончу свои поиски и смогу вернуть тебе зрение.

— Обещаешь? — С нескрываемой надеждой спросила она, посмотрев своими белыми зрачками прямо мне в глаза.

— Обещаю. — Через силу сказал я, хотя в душе и понимал, что ничего у меня могло не получиться. Я не доктор и не гений, чтобы самостоятельно разработать первый в этом мире имплантат, а после удачно его пересадить.

Вот только глядя в эти слепые глаза, полные веры и надежды, я не мог сказать «Нет».

«В крайнем случае, с помощью Аватара, найду какого-нибудь духа или льва-черепаху и смогу выторговать для нее зрение» — Подумал я, спросив у затихшей на моей груди племяницы:

— Ну что, мир?

— Мир. — Сонно сказала она, начав постепенно клевать носом. Все же ей было всего 9 лет, а на улице царила ночь, за которую она успела провести 4 спарринга и несколько раз покататься на эмоциональных качелях. — Только больше не оставляй меня.

— Хорошо, племяша. — Сказал я вставая и продолжая держать малышку на руках. Небольшой притоп и лежавший на земле плащ поднимается на каменной пике, чтобы мне было удобней его забрать. — Теперь всегда буду брать тебя с собой.

— Я запомнила. — Протянула Тоф, прежде чем в последний раз зевнуть и отправиться в страну Морфея.

— Я тоже, милая. Я тоже. — Прошептал я себе под нос, посылая в плащ легкий импульс Чи, очищая тот от пыли и аккуратно заворачивая уснувшую племянницу прямо в него.

Дальнейший мой путь лежал домой, в поместье. Там, за час до рассвета, вскоре должны проснуться первые слуги и начнут готовить дом Бейфонгов к предстоящему дню. Будет неудобно если они встретят младшего брата главы, несущего на руках наследницу, замотанную в дорожный плащ.

Последнее, что мне сейчас нужно было, это очередная головомойка от Лао.

***

После того разговора в семье Бейфонг окончательно наступил мир и покой. Хотел бы я так сказать, но в мире всегда найдется несовершенство.

Да, между мной, Тоф, Лао, Поппи и отцом все было прекрасно. Я опять прогулялся по предприятиям семьи, доводя некоторых нечестных на руку работников до предынфарктного состояния, начал работать на сталелитейном производстве, повысив качество выплавляемого металла до высшего уровня, выпивать по вечерам с братом, в тайне от Поппи, и продолжать свои изыскания в магии земли и ее применении в медицине.

Так, через пару месяцев поисков удалось найти в Гаолине несколько старых бездомных, чьи глаза уже давно пожрала катаракта. Они, за небольшую плату, согласились побыть моими подопытными в деле замены хрусталика. С животными я не стал экспериментировать в виду незнания, отличаются ли их глаза от человеческих или нет, а рисковать здоровьем племянницы я не хотел.

Первый же эксперимент вышел неудачным — не смотря на всю помощь Якона и его лечебной магии воды, медик, которого я нанял, повредил один из глаз, из-за чего тот вытек из глазницы. Хорошо хоть испытуемый в этот момент был без сознания и ничего не почувствовал. Уже это побудило меня в будущем выписать себе пару десятков старых слепых собак и заставить врача и Якона до посинения отрабатывать хирургическую часть операции.

Со вторым глазом все прошло гораздо лучше — удалось извлечь поврежденный хрусталик и поместить на его место мою поделку, которая из-за своей инертности, не должна была отторгаться глазом. И вроде бы все хорошо — когда старик проснулся с ним все было нормально. Он мог моргать, двигать глазным яблоком, а после того как сняли бинты с единственного оставшегося глаза, даже видеть, хоть и достаточно расплывчато. Оказалось, что линзу я сделал не слишком хорошую, из-за чего часть света рассеивалась.

Но даже это уже можно было признать успехом, пока этот дурак не полез вытирать единственный оставшийся глаз от выступивших от счастья слез, надавив на него. Твердая, но хрупкая линза такого не выдержала и треснула, пронзив глазное яблоко десятком мелких осколков.

Вой поднялся до небес. Старик бегал по всей комнате, служившей мне операционной и верещал как резанный, пока Якон не подчинил себе его кровь и не уложил в кровать, предварительно вырубив, немного пережав сонную артерию. Пришлось еще раз звать медика и пытаться достать осколки из глаза.