Падающий
Шрифт:
С выключенными фарами пролетел по периферийным переулкам среди жилых домов. Остановился. Оглянулся. Тишина. Завёл машину в тупик, из которого можно уйти от дороги лишь узким лазом на одного. Здесь выждал ещё немного. Дыхание успокоил.
Машина остывала. Я тоже. Теперь, когда эйфория прошла, на голову навалилась боль, тупая и тяжёлая. Я только что не мычал.
Всё, хватит. Надо снять эту дрянь с головы. Я нащупал провод, осторожно потянул: они же уже не впихнуты в аппаратуру. Но боль нарастала вместе с силой тянущегося провода. В конце концов, перед глазами полыхнуло звёздочками - и я обмяк на
Навалившись на спинку сиденья, я некоторое время бездумно смотрел в далёкий, смутно светлый прямоугольник - выход из тупика. Боль не давала думать. Но и приходить в таком виде к доктору Арнольду… Я чуть поднял левую руку. Грязная. В крови. Отмыть бы. И - затрясся в беззвучном смехе, со стоном хватаясь за голову - так сразу ударило: ты же тигр! Слабо облизать раненую лапу?
Ладно. Единственное, что могу сделать, - это поменять куртку, чтобы сразу не пугать доктора головой с торчащими из "венца" проводами. Я с трудом повернулся к заднему сиденью и вытряс из чужой куртки оружие. Пригляделся к ней - брезгливо, вспомнив, как беспощадно пинал её по асфальту. А фиг… Не венчаться в ней. Вышёл, чтобы не делать лишних движений внутри машины, переоделся, накинул на голову капюшон. Вот теперь более-менее прилично, как сказала бы мама.
Снова в машине, и снова не тороплюсь. Мама. И - мать. А ещё Дилан.
– Дилан, - чётко сказал я.
Тишина. Попробовал увидеть его лицо. Точно так же, как вспомнил бы лицо любого человека. Неужели провода блокируют до сих пор?
Знать бы ещё, Дилан специально меня подставил с профессором или просто не думал, что Легатта мог превратиться в полного параноика и крутого типа с крутыми друзьями… Я ухмыльнулся, тяжело двигая застывшим от боли ртом: а соглядатаи-то остались у профа. Надеюсь, он сумеет вытащить из них информацию и поймёт, что не прав. Только одна заноза осталась: что там Легатта сказал насчёт пластической операции?
Оттягиваю момент движения. Потому что больно. Но… Хочешь побыстрее избавиться от боли - двигайся… Я взялся за ключ.
К доктору Арнольду проехал без эксцессов. Наплевав на всяких Миронов, внаглую остановил машину прямо у двери в кабинет. Опять сидел, пережидая тошноту и нахлынувшую слабость. Наконец понял, что сидеть так нельзя. Прихватив с собой "Скорпион" и проверив даггер, сунутый поверх ножен, за одни только ремни, вышел из машины и тщательно запер дверцы. Доктор доктором, но шушеры и возле него хватает.
Какая благодать - темнота! При одной только мысли, что сейчас войду в светлое помещение, сморщился от будущей боли. Ступеньки. Входная дверь. Потянул мягко, памятуя, что открывается бесшумно. В полутёмном предбаннике никого. К следующей двери. Голоса нескольких человек. Невнятно. "Скорпион" приподнял - и прильнул к косяку, пытаясь расслышать. Доктор. Мирон. И ломкие мальчишеские голоса. Свои.
Я говорил, что люблю эффектные сцены?
Эту - я не готовил. Просто не думал, что яркий свет может так долбануть по глазам и по голове. В общем, открыл дверь - и отшатнулся. Замер на пару секунд, за которые народ в комнате замолк, а доктор Арнольд
с сомнением спросил:– Вы ко мне?
Заворожённый световыми всполохами перед глазами, я вдруг поехал в сторону - вместе с дверью, в ручку которой вцепился намертво. В два громадных прыжка рядом со мной оказалась высокая широкоплечая фигура, не дала свалиться.
Сквозь муть в глазах я всё же увидел и перехватил за кисть его руку, потянувшуюся откинуть мой капюшон. С трудом устоял, пошатнувшись.
– Не… надо. Это… я, Вадим.
– Ты на ногах не стоишь, - изумлённо констатировал Мирон.
– Хватайся за плечо.
– Доктор Арнольд, - выдохнул я.
– Мне бы перевязать…
– Сюда его.
Мирон дотащил меня до комнатушки, где доктор лечил Гарма, и помог сесть.
– Иди отсюда, - велел я Мирону. Правда, частое дыхание свело на нет грубость интонации.
– Только доктор. Понял?
– Понял-понял. Давай оружие, положу здесь, на столике.
– Иди…
Доктор Арнольд, наблюдавший всю сцену, выпроводил Мирона и закрыл за ним дверь. Вернулся ко мне. Участливо склонился надо мной.
– Итак? Что у нас?
Понравилось мне это "у нас". Я откинул капюшон и с усилием поднял слезящиеся от боли глаза.
– Снимите с меня… Венец этот чёртов.
23.
Доктор, ошеломлённый, сел напротив меня. Потом встал - уже профессионально-внимательный - и попытался разглядеть "венец" со всех сторон. Покачал головой и снова сел.
– Мне надо знать, что собой это устройство представляет.
– Определённо сказать не могу. У меня есть… была телепатическая связь с одним человеком. Я доверился, по его рекомендации, второму. А тот устроил подлянку и надел на меня эту штуку, блокирующую связь. Она была подсоединена к аппарату, который отслеживает излучения мозга и контролирует их. Уходя, я перерезал провода, подсоединяющие меня к аппарату. Но сам "венец" снять не смог.
– Боль сильная?
– спросил доктор и быстро встал.
С трудом удерживая тяжёлые веки, я проследил, как он вынул из шкафчика коробку с ампулами, упаковку шприца.
– Так, снимаем куртку, - скомандовал Арнольд и сам принялся стаскивать её, явно стараясь работать так, чтобы я не делал резких и жёстких движений.
– Теперь джемпер. Э-э… Кажется, с джемпером я поторопился. Что с рукой?
– Ремни резал. Которыми меня…
– А впечатление, будто резал кожу на ремни, - пробормотал Арнольд, цепко вглядываясь в засохшую кровь, намертво соединившую манжет джемпера и мою кожу.
– Почему вы не хотите, чтобы это на вас видел Мирон?
– Слабость старшего для него… крушение… мира.
– Вы ещё и философ-психолог. Ну что? Я снимаю ваш нож. Режем рукав? Я сначала введу внутривенно обезболивающее. Потом мы пересядем в кресло - анестезия на время операции, думаю, не помешает.
– Доктор… Передайте Мирону, чтоб он нашёл какой-нибудь грузовичок. Я бы, конечно, предпочёл танк… Но… И ещё, доктор…
– Да?
– Ни одного слова не должно выйти отсюда.
Он присел передо мной, сдержанно улыбаясь. Потом кивнул и пошёл готовить кресло для операции.