Падение и величие прекрасной Эмбер. Книга 1

– А характер? – спросила я. Он задумался.

Меня эта внезапная задумчивость немного удивила. Почему он не отвечает сразу? Мне пришла в голову вполне естественная мысль: он просто плохо помнит мою мать. Ведь они были так молоды, так мало прожили вместе. Но вот он заговорил:

– Ты – женщина иного времени. Твоя мать могла быть решительной, но у нее были какие-то твердые нравственные устои; например, не выходить замуж за того, кого не любишь; во что бы то ни стало сохранять верность любимому…

– Это плохо, что у меня нет подобных твердых устоев? – прервала его я.

– Думаю, не плохо и не хорошо, это просто данность… – Вероятно, он подумал и о своей младшей дочери. – Скорее, это свойственно Коринне… – он замолчал. Должно быть, подумал, что может обидеть меня.

Я тоже не хотела продолжать разговор о Коринне. Теперь, после того что я узнала о ней, я бы побоялась выдать ее нечаянно. Поэтому я просто дружески коснулась руки отца и перевела разговор на другое.

Может быть, юная донья Инес, так несхожая внешне с моей матерью, отличалась теми же твердыми нравственными устоями? Да, впрочем, она и сейчас, кажется, их имеет в полной мере.

Иногда мне приходило в голову, почему я считаю подлостью предупредить лорда Карлтона о явно грозящей ему опасности? Ведь, возможно, ему все же грозит гибель. И ведь я любила этого человека, он был отцом моего первенца. Разве Коринну и Санчо я люблю больше? Смешно! Как сильно я изменилась! Я, как чужую, вспоминала себя прежнюю, мечтавшую о настоящем браке с Карлтоном, готовую на все ради близости с ним. Теперь я даже не понимала, не воспринимала механизм тогдашних моих чувств; они просто казались мне комичными, досадными, даже глупыми. Такими же казались мне чувства Коринны к Санчо. Я совершенно не ревновала. Я вдруг поняла, что один человек может иметь не одного партнера или партнершу по близости; что любой человек может любить много и полноценно сближаться со многими себе подобными. Тогда какой смысл имеют эти клятвы в верности одному? Зачем их так восхваляют? Разве подобные клятвы не калечат людей, не сужают, не обуживают их чувства? Но все же, что будет с Карлтоном? Я не хотела ему зла. Но я считала, что не имею права выдавать Коринну и Санчо. Меня саму интересовало, откуда проистекает эта моя убежденность. Но проследить ее истоки я никак не могла.

Время проходило в напряженном ожидании, в размышлениях и в занятиях любовью.

Я составила свой план. Когда я достоверно узнаю, что отец собирается ехать, я поеду вместе с доном Санчо.

Несколько раз отец говорил мне, что едет. Я придумала предлог, почему я спрашиваю его об этом. Всякий раз я просила его привезти мне табачных листьев. Я объясняла это своей прихотью: мне будто бы хочется самой нанизать их, высушить, истолочь и приготовить нюхательный табак с ароматическими веществами. Кстати, я действительно занялась этим и это даже понравилось мне. В Лондоне была мода нюхать табак. Теперь я наполняла свою давно пустовавшую фарфоровую табакерку табаком собственного изготовления. Разумеется, отец ни о чем не подозревал.

В первый раз, когда я известила Санчо о том, что отец собрался ехать, Санчо молча кивнул.

– Ты поедешь следом? – я внимательно посмотрела на него.

– В этот раз – нет.

– Но когда ты все же поедешь, разумеется, и я поеду с тобой!

Мне показалось, что я произнесла это с излишней горячностью и вызовом; я подосадовала на себя. Но Санчо понял меня и ответил с неожиданной мягкостью:

– Не тревожься, Эмбер, ты и вправду поедешь со мной.

Четыре раза я предупреждала Санчо о поездках отца. Наконец в четвертый раз Санчо сказал мне, что теперь ему ясно: отец уезжает примерно каждые две недели.

Глава пятьдесят шестая

Однажды, одевая меня, Сесилья посмотрела на меня большими глазами и, явно сгорая от желания тотчас все выложить, заявила:

– Уж и не знаю, ваша светлость, говорить ли вам..

– А если я прикажу не говорить, ты не скажешь? – я улыбнулась. – Неужели удержишься?

Она состроила смешную гримасу и тоже рассмеялась.

– Ладно уж, так и быть, скажу. – Она тут же прижала ладонь к пухлым губам, сдерживая смех, затем стала серьезной. – Вообще-то ничего смешного здесь нет. Только у дона Санчо Пико гостит лорд Карлтон.

Она сделала выразительную паузу и еще больше округлила глаза. Конечно, она ожидала, что я заполню эту эффектную паузу возгласом «Ох!» или другим подобным проявлением изумления. Но я и бровью не повела, хотя сердце мое учащенно забилось.

– Вы разве знаете об этом? – Сесилья была явно разочарована.

– А почему бы мне не знать? – Меня тронула почти ребяческая наивность этой девушки. – Нет, ничего удивительного в том, что я это знаю. Гораздо интереснее узнать, откуда это известно тебе.

– От… от слуг! – выпалила она смущенно.

– Уж не от слуг ли дона Санчо, а? Но, насколько я знаю, у него только один слуга, – я испытующе посмотрела на Сесилью. Негры, конечно, краснеть не могут; будь девушка белой, она бы, наверное, залилась румянцем.

– Слуга и кормилица, – невпопад поправила она меня.

– Кормилицу дона Санчо я тоже знаю, и поэтому не верю, чтобы она болтала с тобой.

– Нет, не болтала. – Сесилья потупилась.

– Да, я знаю этого слугу, – продолжала я с деланной задумчивостью, радуясь в душе тому, что мы не говорим больше о лорде Карлтоне. – Он молодой, довольно красивый. Его зовут Диего, ведь так?

– Да, – согласилась смущенная Сесилья, – он очень красивый и… и белый! – и она залилась слезами.

Я попыталась понять, огорчает ли ее то, что Диего белый, или же наоборот привлекает.

– Послушай, Сесилья, – начала я осторожно, ведь я чувствовала определенную ответственность за судьбу этой девушки, – ты не маленькая девочка и глупо было бы мне предупреждать тебя, что от любви бывают дети. Уж не попала ли ты в беду? Почему ты плачешь?

– Ах, ваша милость, ваша милость; может, было бы лучше, если бы я попала в беду; по крайней мере, это означало бы, что я получила удовольствие и в определенной степени добилась, чего хотела.

– Почему же в определенной степени? – Я успокоилась относительно Сесильи и была даже несколько заинтригована.

– Да потому что в полной мере было бы, если бы я вышла за него замуж!

– А он?

– Он просто считает меня девчонкой, которая только на то и годна, чтобы сплетничать.

– Он прав, – я улыбнулась, – в определенной степени.

– Но я-то люблю его!

– Ну хочешь, я поговорю с ним. Ты ведь хорошенькая.

– Я черная, ваша светлость, и рабыня. А он белый и свободный.

– Ну, белой я тебя сделать не смогу. Но вот выкупить тебя у доньи Инес и дать тебе приданое – почему бы нет.

– Ах, ваша светлость!

– Он, конечно, беден, и приданое не оставит его равнодушным. А когда он станет твоим мужем, все будет зависеть от тебя самой и в своем счастье или несчастье ты уже не сможешь никого винить кроме себя.

Сесилья умчалась радостная, строя на бегу всевозможные радужные надежды. А я, отпустив ее, не спешила спускаться вниз, в гостиную. Разговор о слуге по имени Диего, испанце, напомнил мне о другом молодом слуге-испанце, Фернандо. Ведь его так и не нашли.