Падение Империи Гутенберга
Шрифт:
Да. Собака. Причём бесполезная. Даже не комнатная, которая хотя бы радует своим видом. И не овчарка, которая ловит преступников. И не лабрадор, помогающий плохо видящим. И не сенбернар, спасающий людей из-под снежной лавины… Макс вспомнил фильм, который смотрел в детстве. Про сенбернара Барри, спасшего в горах сорок человек. Он спас сорок человек, а сорок первый убил его… Эмилия тогда так плакала, что мать отругала Макса за то, что он позволил ей вообще смотреть это кино.
Но нет. Он даже не может претендовать на лавры собак. Он всего лишь камень на шее у младшей сестры, отпугивавший от неё своим видом нормальных мужчин.
Посидев на лавке ещё минут десять и продрогнув окончательно, Макс заставил себя встать и двигаться к дому дальше. Идти, в принципе, было недалеко, всего три автобусные остановки, но сегодня ему казалось, что конца этому путешествию не будет. Похолодало, дождь пошел сильнее. Свернув во дворы – так было быстрее – Макс побрёл по раскисшим детским площадкам, пустым в такую погоду, по растрескавшемуся асфальту вдоль стареньких облупившихся пятиэтажек. Людей не было, только редкие собачники, ёжась
Замок на двери был сломан уже недели две. В подъезде было темно. Лампочки здесь били с удивительным постоянством. Сам Макс думал, что это не хулиганы вовсе, а психованная тётка с первого этажа. Её, кажется, даже воры и грабители боялись. Двери в её квартиру не было – она самолично года два назад, повинуясь каким-то только ей ведомым импульсам, сняла дверь с петель и оттащила на помойку. Делала она это удивительно энергично, ругаясь на весь подъезд и в три часа ночи. Теперь каждый желающий мог заглянуть в её жилище, но таких тут не было. Насколько Макс знал, все родители в доме пугали ею своих отпрысков, и те боялись её, как чумы. Во всяком случае, Коля и Веня всегда пробегали мимо квартиры этой чудной на очень большой скорости. В этот дождливый день, судя по шуму, доносящемуся из-за заскорузлой занавески, закрывавшей вход в её квартиру, злобная карга осталась дома. «Слишком разумный поступок для неё, – подумалось Максу, – даже странно». Едва она услышала его шаги, как тут же разразилась таким потоком брани, что захотелось заткнуть уши. Несмотря на ругань, Макс не пошёл сразу наверх, а сначала проверил почтовый ящик. Ничего. То ли в самом деле почты нет, то ли Эмилия по дороге на работу всё забрала с собой. По лестнице Макс поднимался не спеша, раздумывая, стоит ли идти сразу домой или зайти за мальчишками к тёте Тане. Добрая женщина наверняка накормит его и чаем напоит. И уютно у неё, не то что у них… Остановившись между третьим и четвертым этажом, он сел на ступеньку давно немытой лестницы, чтобы отдышаться. Макс обычно всегда делал тут остановку. Даже в семнадцать он не мог за раз пройти наверх пять этажей. Мать ругалась на него за слабость и хилость, но Макс всё равно не мог одолеть все пять этажей одним махом. Отдыхая, он, как обычно, рассматривал стены подъезда. Все сплошь разрисованные. Названия рок-групп, лидеры которых уже давно нянчили внуков, если только еще не спились; подростковые признания в любви, написанные теми людьми, которые, наверное, уже раза два женились и разводились; номера телефонов, которые давно уже невозможно набрать с современных телефонов. Ремонт тут не делали лет сорок. Как и в их квартире. Иногда ему хотелось, пока Эмилия на работе, отодрать и вынести оттуда всё, что возможно. Обстановка просто душила его. Едва входя в квартиру, он сразу вспоминал мать, постоянно пилившую его за то, что вместо сына у неё родилась неведомая зверушка… Но ремонт был просто мечтой. Макс вообще не зарабатывал, Эмилия получала ровно столько, чтобы они вчетвером ноги не протянули, а больше им денег неоткуда было брать.
Встав, он дошёл до четвёртого этажа и позвонил в дверь тёти Тани. Дверь ему открыл Веня.
– Привет, Макс! Тётя Таня испекла пирог с лимоном! Мы как раз собираемся пить чай! Будешь чай? – племянник взял его холодную руку своими липкими от сладкого пальцами и потащил в кухню.
– Буду, – как и всегда, когда он приходил сюда, Макс сразу успокоился и даже заулыбался, когда к нему вышла раскрасневшаяся от жара плиты пухлая соседка и пригласила к столу.
Наблюдая за тем, как Макс мыл руки, а потом шёл в кухню, оставляя мокрые следы на линолеуме, Татьяна Павловна Куропаткина, как всегда, очень его жалела. И за что мужику такое? Мало того, что сам, как глист, худой, похож на паука, так еще и с головой не очень… Максик был умным мальчиком. Татьяна Павловна помнила его, ещё когда он в школу ходил. Очень начитанный, любознательный, пытливый. Но в школе сплошные проблемы. Сколько раз она, смотря в окно или сидя на скамейке у подъезда и разговаривая с подругами, наблюдала, как парень возвращался из школы. Весь битый так, что живого места нет, часто в порванной, грязной одежде. Ещё в начальной школе ему выбили то ли три, то ли четыре зуба – Татьяна Павловна помнила еще, как ругалась его мать, что надо идти к зубному. Тяжело ей было осилить поход к стоматологу, даже работая на двух работах. Макс никогда не вылезал из двоек, писал как курица лапой и с ошибками, а уроки физкультуры для него были бесконечной пыткой. Тем не менее, он был одним из самых умных людей, которых она знала в своей жизни. И при этом с головой у него порой было совсем плохо. Сама Татьяна Павловна считала, что его вечно пьяный папаша побил как-то раз своего сына слишком сильно, от чего Макс был теперь иногда какой-то чудной.
Они собрались вокруг стола, и Татьяна Павловна стала разливать всем чай по чашкам и раскладывать по блюдечкам лимонный торт. Она любила печь сладкое. Проблема была только в том, что все рецепты у неё были на довольно большие порции, и одна она их съесть не могла. Еще поэтому Куропаткиной так нравилось, когда приходили гости.
Братья только сделали по паре глотков чая и съели по ложке торта, а Макс уже сидел перед пустой посудой, облизываясь и с надеждой поглядывая на кухонный стол, где под салфеткой лежало еще несколько кусков.
– Давай еще положу, Максик? – вот уж лишнего куска торта ей точно было не жалко.
– Да нет, не надо, тёть Тань…
Он
всегда отказывался. А она его не слушала, подкладывая добавку, так как видно было, что Макс на самом деле голоден. Эмилия не морила его голодом, но только когда сама готовила, а потом кормила всех. Если же Макс оставался один с детьми, он не ел ничего. Может быть, считал, что объедает их. Но теперь-то она его хотя бы покормит. Братья смеялись и паясничали за столом, пока Коля не перевернул чашку с чаем, расплескав его по всей скатерти. Татьяна Павловна услала их в комнату смотреть мультфильмы, а сама стала вытирать лужу. Макс все это время молча ел, а Куропаткина радовалась. Ей не нравилось одиночество. Хорошо, когда кто-то приходил.Макс и Эмилия гостили у неё с тех пор, как сами были детьми. Их мать работала на двух работах все дни недели, иногда даже и по ночам, и двое детей иногда буквально жили у тети Тани по нескольку дней. Она к ним привыкла. С Эмилией проблем не было. Она играла в куклы, рисовала или читала. А потом, когда пошла в школу, дисциплинировано делала уроки или гуляла во дворе с такими же дисциплинированными подружками.
А вот её брат был гораздо более непоседливым. Во-первых, он постоянно задавал вопросы. Не то, чтобы Татьяну Павловну это раздражало, но на детские вопросы отвечать не просто, для этого постоянно надо думать, а её это утомляло. Он вечно рылся в её книгах, спрашивая про содержимое. Книги достались ей ещё от отца с матерью, которые, как и многие представители их поколения, очень любили читать. Сама Куропаткина после того, как закончила школу много лет назад, их особо не открывала. Она вообще не особо любила читать книги, предпочитая им журналы с кроссвордами и рассказами о знаменитостях с фотографиями. Это было гораздо менее депрессивно и угнетающе, чем содержимое большинства книг. Обычно Макс быстро сдавался, переставал к ней приставать, выбирал себе подходящий том и уходил в какой-нибудь угол читать.
С детьми Эмилии было еще проще, чем с ней самой. Новое поколение. Вполне достаточно было включить телевизор и найти там какие-нибудь мультфильмы. Оба мальчика сразу выпадали из действительности на неограниченное количество времени.
Макс наелся быстро. Дети в комнате всё смотрели какой-то фильм. Тетя Таня была обладательницей довольно большого пакета каналов, за который исправно платила, и среди них были и семь каналов для детей, где постоянно крутили мультики и детские фильмы. Эмилия и Макс довольствовались коллективной антенной, и таких каналов у них не было. Теперь Колю и Веню невозможно было оторвать от семейного фильма то ли про касатку, то ли про дельфина, и он решил просто подождать, пока кино кончится, и не устраивать произвол. Сложив посуду в раковину и будучи изгнанным в комнату в ответ на предложение помыть посуду, Макс вышел из кухни и прошествовал на диван, стоявший в комнате у окна. На этом стареньком диванчике он провёл немало часов с очередной книжкой из стоявшего тут же рядом шкафа. Хлопнувшись на пыльное сидение, он устало посмотрел на зеркальные дверцы, за которыми рядами стояли книги. Пахло пылью и пирогом. От выпитого горячего чая его разморило, холод больше не донимал, и Макс позволил себе просто лениво рассматривать книги, как делал до этого много-много раз. Жюль Верн… Как он всегда завидовал его дружным между собой отважным героям! Джек Лондон. Тургенев. Гоголь… Он неизменно трясся в детстве от его «Вечеров…». Достоевский… Макс вспомнил, как лет в одиннадцать достал один из его томов, прочитал название на нём и тут же потащил его к тете Тане, смотревшей в другом углу комнаты какой-то слезливый дневной сериал.
– Тёть Тань.
– Чего, Максик? – голос был участливый, а глаза её по-прежнему крайне внимательно следили за тем, что происходило на экране.
– Это про кого? Книга про кого? Название чудное… «Идиот». Ругательное какое-то.
Она оторвалась наконец от телевизора и как-то странно посмотрела на него.
– Это про одного человека. Который был такой добрый, что другие не могли в это поверить и называли его идиотом.
Насколько он потом помнил нудные школьные разборы этого произведения, её описание было самым точным и ёмким.
Тот самый том по-прежнему стоял на прежнем месте. Он смотрел на него и вспоминал выражение лица тёти Тани, когда он спросил её:
– Это про кого?
Она говорила ему другое, но глаза её ответили:
– Это про тебя.
На следующий день дождь прекратился. Как отрезало. Люди щурились с утра на яркое солнце, уверенно встававшее на совершенно чистом от облаков небосклоне. И больше дождя не было. Ни разу за несколько следующих недель. В первый же день солнечной ясной погоды температура поползла вверх. Поначалу теплу даже радовались, но недолго. Ласковые солнечные лучи с каждым днем становились все злее и злее. Казалось, весь город с окрестностями поместили в какую-то гигантскую духовку и включили нагрев до максимальной температуры. Сначала первые несколько дней напоминало это всем парник. Была очень высокая влажность после бесконечного дождя, а в сочетании с жарким солнцем духотища получалась убийственная. Достаточно было выйти на лицу из-под кондиционера, как одежда намокала от пота в течении минуты, не больше. Потом стало ещё хуже. Вся влага испарилась, а жар продолжал накатывать на город волна за волной, и с каждым днем температура только повышалась. За почти четыре недели она поднялась с пятнадцати до тридцати девяти градусов в тени.
О презентации сообщили в середине июля.
Эмилия с убитым видом рассматривала целую башню из ящиков с книгами. Придется, наверное, до обеда возиться, чтобы разложить это все по полкам. Рядом с ней стояли Нинка Карачарова из иностранных языков и Лариса Пронина из отдела экономики и финансов.
– Обалдеть! – высказалась Карачарова – эффектная блондинка с почти прокрашенными корнями волос и круглым улыбающимся лицом. – Одних этих Мерфи притащили целую коробку! Я что, двужильная, что ли?!