Падение Константинополя в 1453 году
Шрифт:
Из всех мыслителей, блиставших в последние годы византийской свободы, только Георгий (Геннадий) Схоларий Гемист был призван сыграть конструктивную роль в создании нового мира, в объединении своего народа вокруг церкви и устройстве патриаршего двора, при котором можно было бы во мраке наступившего безвременья сохранить традиции императоров до тех пор, пока вновь не наступит рассвет и Византия не возродится, подобно фениксу [323] .
Этот рассвет так никогда и не наступил. Прежняя вселенская Византийская империя погибла навеки.
323
См. выше, с. 138—142.
Нетрудно согласиться с тем, что в мировом историческом процессе сам 1453 год, как таковой, не столь уж существен. Византийская империя была уже обречена. Утратившая б'oльшую часть своей территории, населения и богатства, она все равно должна была погибнуть независимо
То, что русские оказались теперь главными поборниками православия, а Москва возвысилась до роли Третьего Рима, тоже не было чем-то совершенно неожиданным. Самосознание русских давно активно развивалось в этом направлении, когда их армии уже гнали неверных татар обратно через степи, в то время как Константинополь все больше нищал и вступил в нечестивую сделку с Западом. Семена всего этого уже были посеяны, и падение Константинополя лишь ускорило их всходы. Если бы султан Мехмед был менее целеустремленным, а Халиль-паша более убедительным в своих доводах; если бы венецианская флотилия двинулась в путь двумя неделями раньше; если бы в последний решающий момент Джустиниани не ранили в сражении на стенах, а потайную дверцу Керкопорты не оставили открытой, то в конечном итоге все это мало что изменило бы. Византия продержалась бы еще десяток лет, а турецкий натиск на Европу был бы на какое-то время отсрочен. Однако Запад все равно не воспользовался бы этой передышкой. Наоборот, если бы Константинополь устоял, это сочли бы свидетельством того, что опасность в конце концов не столь уж актуальна. Запад с облегчением вернулся бы к своим собственным делам, а через несколько лет турецкие войска вновь появились бы под стенами Константинополя.
Тем не менее, день 29 мая 1453 г., несомненно, является поворотным пунктом в истории человечества. Он означает конец старого мира, мира византийской цивилизации. В течение одиннадцати столетий на Босфоре стоял город, где глубокий ум являлся предметом восхищения, а науку и литературу классического прошлого тщательно изучали и берегли. Без византийских исследователей и переписчиков мы знали бы сейчас не очень много о литературе древней Греции. Это был также город, правители которого в течение многих веков поощряли развитие школы искусства, не имеющей аналогии в истории человечества и явившейся сплавом неизменного греческого здравого смысла и глубокой религиозности, видевшей в произведении искусства воплощение Святого Духа и освящение материального. Кроме того, Константинополь был великим космополитическим городом, где наряду с торговлей процветал свободный обмен идеями и жители считали себя не просто каким-то народом, а наследниками Греции и Рима, просвещенными христианской верой. Всему этому теперь пришел конец. Новые хозяева, иноплеменники, не поощряли занятий науками среди своих христианских подданных. Без покровительства свободного правительства византийское искусство начало клониться к упадку. Новый Константинополь стал блестящим городом — красивым, богатым, многонаселенным и разноплеменным. Однако его красота олицетворяла ныне могущество мировой империи султанов, а не царство Христианского Бога на земле, и его жители были разобщены различными вероисповеданиями. Константинополь возродился, став на многие века предметом восхищения всех, кто его посещал, но это уже был Стамбул, а не Византий.
Можно ли сказать, что героизм, проявленный Византией в ее последние дни, был напрасным? Он произвел большое впечатление на султана, что наглядно проявилось в жестокостях, допущенных им после захвата города, и он не решился бы на риск вторично испытать мужество греков. Султан всегда восхищался образованностью греков; теперь же он убедился, что и их героический дух отнюдь не исчез. Очень может быть, что, когда воцарилось спокойствие, именно это восхищение побудило его к тому, чтобы проявить более доброе отношение к своим греческим подданным. Условия, которые он предоставил патриарху Геннадию, помогли воссоединить греческую церковь и дали большинству греческого народа какую-то форму самоуправления.
Греков ожидали трудные времена. Хотя им и были обещаны мир, справедливость и возможность обогащения, они были отныне гражданами второго сорта. Отсутствие свободы неизбежно влечет за собой моральную деградацию, и греки не смогли совершенно избежать ее. Кроме того, они полностью зависели от доброй воли их верховного сюзерена. Пока был жив Султан-Завоеватель, их участь была не такой уж страшной; но после него пришли другие правители, не имевшие ни малейшего понятия о византийской цивилизации, гордые тем, что они являются исламскими владыками, халифами и
повелителями правоверных. Довольно скоро огромный механизм оттоманской администрации пришел в упадок. Греки были принуждены противопоставлять коррупции свою хитрость, отвечать нелояльностью на несправедливость и бороться против интриг интригами же. История греческого народа под турецким господством печальна и малопримечательна. Однако, несмотря на свои ошибки и слабость, православная церковь выжила, а до тех пор, пока она жива, эллинизм не умрет.Западная Европа с ее восходящей к предкам ревностью по отношению к византийской цивилизации и духовными наставниками, осуждавшими православных как еретиков и схизматиков, с преследующим ее чувством вины за то, что она бросила великий город в беде, предпочла забыть о Византии. Европа никогда не отрекалась от своего долга перед греками, но считала, что он относится только к классической эре. Филэллины, которые отправились помогать грекам в их войне за независимость, говорили о Фемистокле и Перикле, но никогда не вспоминали о Константине. Многие из образованных греков последовали их примеру, введенные в заблуждение злым гением Кораиса, ученика Вольтера и Гиббона, для которого Византия была лишь уродливой интермедией из религиозных предрассудков, явлением, о котором лучше не вспоминать. В результате этого война греков за независимость так и не завершилась освобождением греческого народа, а привела лишь к образованию крохотного Греческого королевства.
Однако в деревнях простые люди думали иначе. Они никогда не забывали плачи, созданные после того, как разнеслась весть о том, что великий город пал, наказанный Господом за роскошь, гордыню и вероотступничество, но героически сражался до последней минуты. Греки постоянно помнили тот ужасный вторник — день, который все истинные греки до сих пор считают отмеченным дурным предзнаменованием; но они чувствовали воодушевление и прилив отваги всегда, когда говорили о последнем христианском императоре, покинутом своими западными союзниками, который твердо стоял в проломе стены, сдерживая натиск неверных до тех пор, пока они своим числом не одолели его и он не пал — вместе с империей, ставшей ему саваном.
Дополнение I.
Основные источники по истории падения Константинополя
Ученый, занимающийся историей падения Константинополя, к счастью, располагает значительным количеством современных описаний этой драмы; некоторые из них сделаны профессиональными историками, другие представляют собой дневниковые записи или наскоро составленные отчеты, написанные лицами, бывшими непосредственными свидетелями осады. Примечательно, насколько сильно они противоречат друг другу в зависимости от национальной или религиозной принадлежности автора. Ниже приводится краткая характеристика наиболее важных из этих источников.
1. Греческие источники.Из греческих историков, живших во время описываемых событий, только один находился в Константинополе во время осады. Это был Георгий Франдзис, который скорее всего называл себя Сфрантзисом, хотя первоначально его фамилия и была, вероятно, Франдзис (от франк? или Франциск?) и позднее претерпела трансформацию. Он был с Пелопоннеса и родился вскоре после 1400 г. Еще очень молодым он поступил в канцелярию императора Мануила II и после его смерти попал в число приближенных сына Мануила, Константина, на службе у которого и находился в течение всей жизни последнего. Он женился на дальней родственнице Константина и стал его самым близким другом и советником. Не будучи лично сторонником церковной унии, он тем не менее проявлял лояльность и готовность поддержать политику своего господина. Имелись у него и собственные предубеждения: он не любил братьев императора Феодора и Димитрия и с особой неприязнью относился к мегадуке Луке Нотарасу, которого считал своим соперником при дворе и постоянно был несправедлив к тому. Будучи придворным сановником, он был склонен преувеличивать свое значение, хотя он действительно играл важную роль при дворе.
Сделать скидку на его личные антипатии не представляет особых трудностей; в остальном же его записи правдивы и убедительны. Работы Франдзиса существуют сейчас в двух вариантах — chronicum minus, которая охватывает период с 1413 по 1477 г., т.е. время, прожитое им самим, и chronicum majus, дающей полную историю династии Палеологов и дополняющей minus. Современные исследования свидетельствуют о том, что почти наверняка majus была в следующем столетии переработана неким Макарием Мелиссиносом. Однако описание осады сохранилось в первоначальном виде. Вероятнее всего, первоначальные записи Франдзиса пропали, когда он попал в плен к туркам, но воспоминания его были еще настолько свежи, что вскоре он написал их заново. Он порой несколько ошибается в точной датировке событий, хотя и придает очень большое значение хронологии, и всегда остается верным своим предубеждениям. Во всех других отношениях составленный им рассказ исключительно честный, живой и убедительный. Он писал на хорошем греческом языке, стилем, лишенным претенциозности [324] .
324
Я пользовался текстом Франдзиса, опубликованным в Бонском корпусе (CSHB), ибо нового критического издания важной для нас части его сочинения пока издано не было. Об авторстве Chronicon Maius см.: Lоenertz. О действительном имени автора см.: Laurent V.