Падение Рима

— Благодарю, Кальвисий. Я с детских лет ощущал твою заботу обо мне.

— А как же?! Ты являешься сыном самого лучшего моего друга. И твой отец также всегда относился к Рутилию; было время, когда наши дома стояли рядом, ты и мой сын жили и общались как родные братья.

— Да, хорошее было время...

— Правда, оно грустно омрачалось безвольным правлением Гонория. Но и сейчас не особенно весело. — Оглянулся, не подслушивает ли кто?..

— Свой таблиц я, как видишь, завесил толстыми коврами, и звуки голосов тонут здесь.

— Вот так и живём... Я потом всё объясню твоему отцу. Желаю удачи.

Они обнялись, и Кальвисий вышел.

«Наподобие сухопутных сражений, бывают и здесь внезапные нападения на малоопытных моряков, или устраиваются засады поблизости от удобных для этой цели узких проходов у островов... — принялся опять за Вегеция Евгений. — Если осторожность врагов дала им возможность избежать засады и заставляет вступить в бой в открытом море, тогда нужно выстроить боевые линии либурн, но не прямые, как на полях битвы, но изогнутые, наподобие рогов луны, так чтобы фланги выдавались вперёд, а центр представлял углубление, как бы залив. Если бы враги попытались прорвать строй, то в силу этого построения они были бы окружены и разбиты. На флангах поэтому должны быть помещены главным образом отборные корабли и воины, составляющие цвет и силу войска...»

Евгений поднял голову, подумал: «Где они, эти отборные корабли и воины, составляющие цвет и силу войска?!» Стал читать далее:

«Кроме того, полезно, чтобы твой флот всегда стоял со стороны свободного глубокого моря, а флот неприятельский был прижат к берегу, так как те, которые оттеснены к берегу, теряют возможность стремительного нападения».

«Возможность стремительного нападения... А если всё же миопарону перехватят с берега? Допустим, не сразу, а потом. Какой же выход? — этот мучительный вопрос снова стал волновать Октавиана: душа не успокаивалась... И вдруг Евгения осенило, и он чуть не вскрикнул от радости: — Есть выход!.. Надо отправить Гонорию к отцу, в Рим... Может быть, сделать это незамедлительно. Нанять повозку с лошадьми. Но не доедут беглецы. Когда их хватятся, все дороги, выходящие из Равенны, будут перекрыты... А если Гонорию отправить с Кальвисием? Согласится ли он?» В том, что он согласится, Евгений не сомневался... Но он не станет подвергать опасности жизнь отца Рутилия. Достаточно и того, что Октавиан, сажая на корабль молодую Августу, будет подвергать опасности жизнь самого наварха... Значит, Евгений сделает так: завтра на исходе ночи, пока все спят, он вывезет из Равенны возлюбленную со слугой и служанкой, к утреннему времени они уже приедут к стоянке кораблей. Проберутся на миопарону. В порту знают, что судну Рутилия надлежит выйти в море, и задерживать не станут.

Молодую Августу хватятся во дворце только после обеда, когда она не выйдет в столовую, — утром Гонория завтракает у себя. А тогда уже миопарона пройдёт по морю достаточное количество миль, а вечером пристанет к берегу, и под покровом темноты Гонория покинет борт корабля с тем, чтобы потом по малоизвестной дороге, затерянной также в малоизвестной кому прибрежной местности, добраться до Рима. Дело и тут рискованное (на этой дороге могут напасть разбойники), но зато есть хоть какая-то уверенность в том, что молодая Августа, Джамна и Радогаст благополучно доберутся до дома Клавдия. А Евгений подробно расскажет, как найти этот дом в Риме, где они обретут приют, тепло и защиту.

Лошадей и крытую повозку купят, возницей станет скиф, парень он не пробах, к тому же силач.

«Я дам ему акинак, пусть спрячет в одеждах. Джамна — смышлёная храбрая девушка, — улыбнулся Евгений, вспомнив, что хороша она и на любовном ложе... — Если улыбаюсь, значит, не так уж плохо», — подумал весело.

Во дворце тоже прошло всё гладко. Стражники, зная о дружбе препозита и молодой Августы, ничего не заподозрили, увидев их вместе, выходящими из дворца. Не обратили внимания и на то, когда они садились в повозку.

В порт прибыли утром, на набережной их уже поджидал Рутилий, заранее извещённый обо всём одним из слуг Евгения. С корабля на берег были давно поданы сходни, капитан приказал морякам не выходить на палубу, чтобы кто ненароком не узнал Гонорию; по сходням она и Джамна быстро поднялись на борт, и Рутилий отвёл их в специально приготовленную каюту. Там они затаились.

Радогаст помог разгрузить повозку и занести на корабль вещи. Рутилий вернулся на набережную, где ещё стоял Евгений.

— Ну, брат, заварил ты кашу...

— Не я, дорогой Рутилий, а сама Гонория... Ты знаешь её дерзкий характер.

— Кашу-то, если что, вместе будем расхлёбывать. — Рутилий только сейчас обнял своего друга и поздоровался с ним.

— Отец твой сказал, чтобы ты помогал мне во всём.

— Как он себя чувствует?

— Выглядит отлично, едет к моему отцу на шестидесятилетие.

— И повезёт с собой кучу служанок для увеселения... Когда мама скончалась, веришь, Евгений, целый год он не притрагивался ни к одной женщине, а потом, будто с цепи сорвался...

— Пусть их!.. По крайней мере, о добродетели речи они не ведут и задницей не крутят [27] ... Мой отец, кстати, после смерти мамы тоже прилепился к молодой служанке. Я видел её, слава Бору, она хорошая женщина.

— Нам ли осуждать или хвалить отцов... Ты в пример перефразировал строку из «Сатир» Ювенала, а я вспомнил строчки из «Сатирикона» Петрония:

Кто же не знает любви и не знает восторгов Венеры? Кто воспретит согревать в тёплой постели тела?

27

«О добродетели речи ведут и задницей крутят». Децим Юний Ю в е н а л. Сатиры. Книга первая. Сатира вторая, направленная против лицемерия.

Посмеявшись, они взошли на корабль, а следом за ними моряки убрали сходни.

На мачте взвился вымпел; вначале нижние вёсла, окрашенные в красную краску, ударами по воде отвели чёрную миопарону от берега и поставили её чуть боком, при этом нарисованные краской глаза на носу как бы слегка скосились. Потом заработал другой ряд вёсел — миопарона крутнулась на месте и встала кормой к набережной.

Через какое-то время судно подняло паруса и поймало в них ветер.

Рутилий пригласил в свою каюту друга.

— Пусть женщины отдыхают... А ты, Евгений, здорово рисковал, посылая ко мне слугу с посланием... Но да лад но. Что дальше делать будем?

И снова этот вопрос, который не выходил из головы Евгения.

— Вот и давай ещё потолкуем... А что касается моего слуги, то скорее он бы умер, нежели позволил отобрать у него послание к тебе.

— Нашли бы у мёртвого.

— Я наказал при возникновении опасности изжевать и проглотить.

— Ты прав, когда писал, что на судне везти Гонорию до самой базы мизенского флота опасно, и я опять согласен с тем, чтобы высадить её где-нибудь на полпути. Лучше это сделать в Анконе... Во дворце хватятся и пошлют погоню в двух направлениях — по Фламиниевой дороге, которая ведёт из Равенны в Рим, и по морскому берегу, не без основания полагая, что ты увёз молодую Августу на моём корабле... Но всадник, какая бы резвая лошадь под ним ни была, раньше нас в порту Анконы не окажется. И Гонория до особой проверки успеет покинуть судно. К тому же у неё будет возможность затеряться среди поклонников богини Изиды. Да и потом, купив лошадей и крытую повозку, не так опасно вместе с повозками почитателей этой богини добираться до Рима, так как и из столицы приезжают сюда, ибо там храм Изиды давно разрушен... В Анкону мы прибудет поздно вечером. Повезло нам с попутным ветром. Вот таков мой план, Евгений.

— Блестящий план, брат! — воскликнул Октавиан. — Теперь мне не терпится поделиться им с Гонорией. Думаю, что она не спит...

Треволнения прошедшей ночи не позволили Гонории даже вздремнуть; она лежала с открытыми глазами, зато рядом Джамна спала как убитая.

Евгений, зашедши в каюту к ним, поцеловал возлюбленную, разбудил Джамну. Вошёл в каюту и ант Радогаст, которому препозит велел тоже поприсутствовать. Вчетвером они обсудили план, предложенный Рутилием, и нашли его годным к исполнению.