Падшая звезда
Шрифт:
Ниррит осталась жива после той трапезы исключительно благодаря кое-каким полезным изменениям, некогда внесённым в собственную пищеварительную систему. В довершение букета неприятностей сырая печёнка оказалась до содрогания невкусной…
— Кайель… кайель! — снова забормотали женщины.
— Могу поклясться чем угодно, — провозгласила Ниррит, — эта похлёбка для людей — не яд!
— Быть может, это так, — ответил Когур с прежней мрачностью. — Но я не рискну её попробовать. И своим родичам не позволю это сделать.
"Проклятье! Из-за такой ерунды все мои далеко идущие планы вот-вот…"
— Тогда позвольте рискнуть мне.
Ниррит обернулась — и обнаружила на лице незаметно
— Я попробую, что у тебя получилось. Если в котле яд, невелика будет потеря, ибо я пожил хорошо, и многие женщины носили плоды от моего семени, и видел я больше Потемнений, чем любой другой среди старых знающих. Я попробую!
С такими словами Ныммух забрал у Ниррит ложку и неуклюже зачерпнул ею из котла. Люди племени Хурл (а к тому времени вокруг костра и медленно остывающего котла собрались почти все не занятые срочными делами) дружно затаили дыхание.
— На вкус вполне ничего, — заключил Ныммух. — Разве что соли маловато…
— Вполне ничего? — спросил кто-то из задних рядов.
Зачерпнув ещё ложку, старик покатал во рту её содержимое.
— Отдаёт перьелистом и дурманником, — заключил он. — Но вот вкус тех самых плодов бесцветника… я просто не знаю, как его описать.
"И не удивительно. В отличие от наименований металлов, изделия из которых изредка попадают к людям Куттаха благодаря обмену, слово "мука" из их обихода давно исчезло…
Ну да теперь оно в язык племён вернётся, и вернётся быстро. Клянусь душой!"
— Надеюсь, — обернулся меж тем к ней Ныммух, — твоё удивительное варево не прокиснет за тысячу вздохов?
— Оно не испортится даже за пару трапез. Хотя перед едой его лучше снова подогреть.
— Кайель! — пробормотал кто-то.
— Тогда, — сказал старый знающий, — подождём ещё одну трапезу. И если я к исходу этого срока не умру, твоё варево попробуют другие люди.
"Если даже ты вздумаешь скончаться от старости, я тебя реанимирую!"
— Но, — и тут Ныммух улыбнулся уже вполне нормальной озорной улыбкой, — боюсь, что даже тогда зваться тебе Отравой средь людей мира Куттах, пока не иссякнут новые времена и не вернутся риллу на Дорогу Сна. Потому что имя, раз наречённое, не меняют: дурная примета!
Знакомый уже шатёр, прежняя "кошма" из выделанных шкур. И собеседники те же: с одной стороны Ныммух Шаман, с другой — Кайель Отрава.
— Итак, ты намерена продолжить свой путь…
— Да. С самого начала не собиралась я задерживаться в твоём племени на такой долгий срок. Но теперь моя душа хотя бы отчасти успокоилась, и я могу двигаться дальше.
— Если это не составляет тайны, ответь: куда лежит твой путь?
— Никаких тайн, Шаман. Я намерена задать несколько вопросов куттам из Леса Шпилей. Если ты хоть немного ценишь то, что я сделала для людей Куттаха, скажи мне, как лучше всего вести дела с куттами, чтобы выведать у них правду и не быть обманутой?
Некоторое время Ныммух молчит, опустив глаза. Потом снова встречается взглядом со своей гостьей: странной, бледной, так и оставшейся для племени Хурл чужой.
— Что мне ответить? Все кутты владеют Тихой речью, все они могут не встречаться взглядами, чтобы говорить друг с другом, и никто из них не знает устной речи. Молчат они, как твои страшные существа о восьми ногах, и не понимают говорящих вслух. А ещё кутты живут в Лесу Шпилей, который сделали своей ворожбой, и многочисленны они в мире Куттах, и считают себя потому хозяевами, а нас, людей, — наполовину животными, смышлёными, но не вполне разумными. Вести с ними дела людям трудно, потому что не видят кутты бесчестия в обмане
животных. Нет у людей силы, чтобы принудить их говорить нам правду, но горше того, что не знаем мы их путей так хорошо, чтобы всегда угадывать за их Тихой речью обман.— Что ж, — отвечает, поразмыслив, Кайель, — я видела мало Потемнений, и потому краткость моих слов не оскорбит тебя. Раз вы всё-таки ведёте дела с куттами, несмотря на их бесчестие и лживость, значит, смогу поговорить с ними и я. Тихая речь мне знакома, а ворожба моя сильна. Смогу я доказать хозяевам мира Куттах, что быть со мной честными — выгодно, а бесчестие я сумею покарать по-своему. Сведи меня с куттами для разговора, Шаман, но сперва расскажи им, как я удивляла тебя. Пусть тоже удивятся, какими смышлёными бывают люди!
У этого племени Хурл имелся вождь, и звали вождя — Хуллын Копьё. Был у этого племени также Говорящий-снизу, один из тех, которые звали себя знающими — Ныммух Огрызок. Но никакой Кайель Отравы у этого племени раньше не было.
Ты ведь чужая для них, верно?
Смысл ментального послания кутта накладывался на странноватое неистребимое жужжание. Наверно, раньше она не преминула бы ухватиться за эту странность, заинтересовалась этим жужжанием, а заинтересовавшись, смогла бы понять о Говорящем-сверху и, возможно, о других куттах что-то новое.
Раньше.
Кайель Отрава не удивлялась и не любопытствовала, как это часто случалось с Ниррит Ночной Свет. Забавляющееся дитя ушло в прошлое. Душа её умерла и возродилась, и в ней осталось место только для одной, самой главной цели.
Да. Чужая.
Зачем ты пришла к ним?
Это ненужный вопрос.
А какой вопрос — нужный?
Зачем я пришла к вам.
Тогда я задам нужный вопрос, Говорящая-снизу. Зачем?
Её собеседник действительно говорил сверху. В самом буквальном смысле из всех, какие только возможны. Тот Шпиль, в котором происходил разговор, имел наземный вход, для иных Шпилей не характерный, сделанный специально для людей. Когда они приходили в Лес Шпилей для того жалкого обмена, который могли предложить куттам, люди оставались на поверхности земли. Большинство же куттов спешило убраться повыше от них, в темноту у верхушки Шпиля. Один только Говорящий-сверху оставался почти рядом, зависнув на силовых нитях всего-то на расстоянии пятнадцати или шестнадцати ростов Кайель.
Самый сильный из сильнейших мужчин местных племён не сумел бы добросить до Говорящего-сверху дротик. А самый зоркий из наиболее зорких — рассмотреть его достаточно хорошо, чтобы понять, как выглядят таинственные хозяева мира Куттах…
Кайель Отрава не собиралась и дальше изображать Говорящую-снизу. Пустив в ход магию, стремительно и вместе с тем плавно вознеслась она над плоской землёй, а остановилась не раньше, чем оказалась так же далеко от неё, как Говорящий-сверху. В отличие от предполагаемого "самого зоркого из наиболее зорких", Кайель и раньше могла неплохо видеть кутта, но теперь ей стали доступны подробности, с большого расстояния и из невыгодного положения неразличимые.
Ассоциации с уже виденным и познанным были однозначны: гигантское насекомое. Правда, больше похожее не на взрослую особь, а на личинку или, пожалуй, гусеницу, потому что членистое тело кутта оказалось снабжено лишь рудиментарными "конечностями". Если точнее, десятью. И каждая "конечность" была таковой только по форме, а по сути напоминала, скорее, паутинные железы, производящие не паутину, а те самые силовые нити, на которых висел кутт.
И ещё.
Когда Кайель взлетела, странное жужжание ментального эфира сменило тональность, одновременно становясь немного сильнее.