Падшие
Шрифт:
Люс затрясла головой. Она, должно быть, шутит. Наверняка это какая-то игра. Но Кэм, похоже, не видел ничего забавного. Оскалив зубы и засучив рукава, он поднял кулаки и двинулся к ней.
— Ты опять, Кэм? — укорила его Люс. — Тебе не хватило драк за неделю?
Учитывая, что на этот раз он собирался ударить девочку.
Мальчик ухмыльнулся.
— Бог любит троицу, — заявил он, и голос его сочился злобой.
Кэм повернулся, и Гэбби тут же ударила его ногой в челюсть.
Когда мальчик упал, Люс поспешно попятилась. Глаза его были плотно зажмурены, он схватился руками за лицо. Стоя над ним, Гэбби выглядела столь же невозмутимой,
— Будет жаль, если придется отколотить тебя сразу после того, как я подновила маникюр. Ну что ж, — проговорила девочка, продолжая пинать Кэма в живот.
Она наслаждалась каждым ударом, словно ребенок, побеждающий в аркадной игре.
Мальчик начал подниматься. Люс больше не видела его лица — он не поднимал головы, — но он стонал от боли, и ему никак не удавалось отдышаться.
Она стояла и переводила взгляд с Гэбби на Кэма и обратно, совершенно не понимая, что видит. Кэм был вдвое тяжелее, но Гэбби, похоже, одерживала победу. Только вчера Люс видела, как мальчик избил здоровенного мужика в баре. А предыдущей ночью перед библиотекой они с Дэниелом, казалось, дрались на равных. Люс изумляла Гэбби, чьи волосы удерживала в высоком хвосте радужная ленточка. Теперь она прижала Кэма к земле, заломив ему руку за спину.
— Пощады? — съязвила она. — Просто скажи волшебное слово, мой сладкий, и я тебя отпущу.
— Ни за что, — сплюнул Кэм.
— Я надеялась, что ты так ответишь, — сообщила Гэбби и с силой ткнула его лицом в грязь.
Дэниел положил руку на шею Люс. От его прикосновения она слегка расслабилась и оглянулась, страшась увидеть выражение его лица. Сейчас он, должно быть, ее ненавидит.
— Мне так жаль, — прошептала она. — Кэм, он…
— Зачем ты вообще пришла на встречу с ним?
Голос Дэниела звучал так, словно его одновременно терзали боль и ярость. Он взял девочку за подбородок и заставил взглянуть на себя. Его пальцы леденили кожу. Глаза были лиловыми, без толики серого.
Губы Люс задрожали.
— Я думала, что сумею разобраться. Поговорить с Кэмом начистоту, чтобы мы с тобой могли просто быть вместе и ни о чем не волноваться.
Дэниел фыркнул, и Люс поняла, насколько глупо это прозвучало.
— Этот поцелуй… — добавила она, заламывая руки.
Ей хотелось выплюнуть его из собственного рта.
— Он был огромной ошибкой.
Дэниел зажмурился и отвернулся. Дважды он открывал рот, чтобы что-то сказать, но передумывал. Затем схватился за голову обеими руками. Глядя на него, Люс боялась, что он может заплакать. Наконец он заключил ее в объятия.
— Ты на меня злишься?
Она уткнулась лицом ему в грудь, вдыхая сладкий запах его кожи.
— Я просто рад, что мы успели вовремя.
На хныкающий звук со стороны Кэма они обернулись разом. И поморщились. Дэниел взял Люс за руку и попытался увести, но она не могла оторвать глаз от Гэбби, которая поймала в захват шею Кэма и даже не запыхалась. Мальчик выглядел потрепанным и жалким. Это казалось бессмыслицей.
— Что происходит, Дэниел? — прошептала Люс. — Как Гэбби удалось разбить Кэма наголову? Почему он позволил ей это?
Дэниел не то вздохнул, не то усмехнулся.
— Он не позволял. Ты видишь лишь часть того, на что способна эта девушка.
Она покачала головой.
— Я не понимаю. Как…
Мальчик погладил ее по щеке.
— Ты не прогуляешься
со мной? — попросил он. — Я попробую тебе кое-что объяснить, но, думаю, тебе лучше будет присесть.У Люс и у самой было кое-что, в чем стоило признаться Дэниелу. Или, по крайней мере, ввернуть в разговоре, чтобы проверить, не считает ли он ее сумасшедшей. Скажем, насчет того лилового света. Или снов, от которых она не могла — и не хотела — избавиться.
Дэниел привел ее в уголок кладбища, которого Люс еще не видела, — на чистый, ровный участок, где росли два персиковых дерева. Их стволы склонялись друг к другу, создавая контур сердца.
Он провел ее под сплетением узловатых ветвей и взял за руки, бережно поглаживая пальцы.
Тишину вечера нарушал лишь стрекот сверчков. Люс представила других учеников в столовой. Накладывающих себе картофельное пюре, прихлебывающих густое, комнатной температуры молоко. Как если бы, ни с того ни с сего, они с Дэниелом оказались на разных гранях бытия с остальной школой. Все, кроме его руки, держащей ее ладони, его волос, сияющих в свете заходящего солнца, его теплых серых глаз, — все прочее казалось неизмеримо далеким.
— Я не знаю, с чего начать, — сказал он, сильнее стискивая ее пальцы, как будто надеялся выжать ответ. — Я столько всего должен рассказать тебе и не могу ошибиться.
Как бы ей ни хотелось, чтобы его слова оказались простым признанием в любви, девочка не обманывалась. Дэниел собирался рассказать ей что-то, о чем ему трудно было говорить, что-то, что могло многое объяснить, но показалось бы Люс не слишком приятным.
— Начни так: «У меня две новости: хорошая и плохая»? — предложила она.
— Отличная мысль. И какую ты хочешь услышать первой?
— Большинство людей предпочитает начинать с хорошей.
— Может, и так, — признал он. — Но у тебя мало общего с большинством людей.
— Ладно, пусть сперва будет плохая.
Дэниел закусил губу.
— Тогда пообещай, что не уйдешь, пока я не доберусь до хорошей?
Люс не собиралась никуда уходить. Только не теперь, когда он больше не прогоняет ее. Когда он, возможно, вот-вот даст ответы на некоторые из длинного списка вопросов, накопившихся за последнюю пару недель.
Мальчик прижал ее ладони к груди и задержал их над самым сердцем.
— Я намерен сказать тебе правду, — сообщил он. — Ты мне не поверишь, но ты заслуживаешь того, чтобы знать. Даже если это убьет тебя.
— Ладно.
Внутренности Люс скрутило в тугой узел, а колени задрожали. Она обрадовалась, когда Дэниел предложил ей сесть.
Он прошелся и набрал в грудь воздуха.
— В Библии…
Девочка застонала. Удержаться она не смогла — это была рефлекторная реакция на разговоры в стиле воскресной школы. Кроме того, она хотела обсуждать их двоих, а не какую-то высокоморальную притчу. Вряд ли в Библии найдется ответ хоть на один из ее вопросов о Дэниеле.
— Просто дослушай, — попросил он, покосившись на Люс. — Ты знаешь, сколько шума в Библии поднимает Бог насчет того, что каждый обязан любить Его всей душой? Любить безоговорочно и больше всего на свете?
Она пожала плечами.
— Думаю, да.
— Что ж… — Дэниел, казалось, подыскивал верные слова. — Это требование относится не только к людям.
— Что ты имеешь в виду? К кому еще? К животным?
— Иногда — безусловно, — согласился он. — Как, например, со змеем. Он был проклят после того, как искусил Еву. Обречен вечно ползать по земле.