Палаццо Форли

— Она не спит, — подумал Ашиль, — что же она делает почти в полночь?.. Конечно, читает, или рисует, или вышивает? Но уж верно думает и мечтает… Сердце ее не чувствует близкого горя; у ней нет и не может быть предчувствия нового бедствия, постигшего ее семейство… Бедная, бедная девушка!.. Какая безрадостная и тяжкая участь выпала тебе на долю и как мужественно ты ее переносишь!.. Но кто знает — какие испытания угрожают тебе еще в будущности и достанет ли у тебя силы и терпения, чтоб с ними бороться?.. Этот брат, которого ты так любишь и который должен бы служить тебе опорой, он тебя тащит за собою в бездну, куда влекут его глупые страсти праздной молодости; опоры у тебя только что — старый аббат, да простая кормилица: кроме них, в этом большом городе нет живой души, к тебе расположенной, нет сердца, тебе преданного! Правда, есть одно, но ты о нем еще не знаешь, ты в нем не читала чистой и благородной причины его участия, его любви!.. А когда узнаешь и прочтешь — что ты скажешь тогда, черноокая синьора?.. Как примешь ты руку, которая дружественно и смело протянется к твоей?.. Иногда мне кажется — ты меня понимаешь, — я перестаю быть тебе чужим и посторонним; ты умильно и нежно мне улыбаешься, вкрадчиво смотришь мне в глаза, рада мне, когда я прихожу и провожаешь меня с сожалением; но только разговор коснется твоего брата, твоего дома, ты снова равнодушна и холодна ко мне: в тебе дышит только одна безотчетная преданность имени Форли и его представителю… странная и чудная девушка! Кто тебя разгадает?..

И простояв более получаса под окном маркезины, тщетно и безосновательно ожидая, чтоб оно либо погасло совсем, либо отворилось и показало ему задумчивое и бледное чело Пиэррины, Монроа наконец опомнился и пошел назад. Обогнувши угол дворца и поравнявшись с главным фасадом, на который выходили зеленая и малиновая гостиные, он не мог удержаться от невольной дрожи: ему на мгновение показалось, что таинственные комнаты освещены; но он скоро догадался, что лучи месяца, играя на стеклах оконниц, производят это неожиданное сияние. Ашиль засмеялся своему испугу. «Какой там может быть свет ночью, когда и днем солнце не всегда заходит в это необыкновенное жилище? Разве духи да тени станут там прохаживаться, а их нет в наше положительное время! А впрочем, как ручаться! — от этих Форли всего можно ожидать!»… И Ашиль скорыми шагами направился к своей гостинице. Когда он пришел в свою комнату, было почти два часа ночи. Он лег усталый, но долго еще не мог заснуть и думал…

О чем?..

Вы, конечно, угадали!

VII. Лоренцо

На третий день после появления синьоры Бальбини в театре Пергола только и разговора было во Флоренции, что о ее прибытии и о роскошном образе ее жизни. Бывшая неудачная примадонна поселилась в одном из лучших частных домов, отдававшихся внаймы; завела дорогой экипаж и даже успела прокатиться в нем по многолюдным аллеям Кашин; посетила турецкий магазин и купила в нем два кашемировые бурнуса, вышитые золотом и кораллами, каждый в 1.000 франков. Все это возбуждало благородное негодование хорошего общества, еще не привыкшего в Италии к роскоши того разряда женщин, к которым в новейшее время, — по поводу одного модного романа и переделанной из него плаксивой драмы, — по крайней мере лет на десять приспособлено имя камелий… В Италии эти камелии существуют не в виду и не в почете. Благовоспитанное общество не занимается ими и не позволяет, чтоб ему о них напоминали.

По этим причинам, похождения Терезы Бальбини и ее проделки с маркизом Лоренцо производили неприятное впечатление во всех кружках флорентийского общества.

Не ведали лишь о том в четырех стенах палаццо Форли, где Чекка стряпала на кухне, а Пиэррина, возвращаясь от обедни, готовилась идти с пяльцами своими на террасу. Вдруг кто-то постучался у маленького подъезда, выходящего с боковой улицы в парадные сени и к особенной лестнице маркезины.

Кто же мог быть этот посетитель в такую пору, когда не только гость, но даже сам аббат не приходил? Не чужой и не турист, потому что он знал обычаи дома и не стучался у парадных дверей. Кому быть, как не молодому французу, которому, вероятно, нужно было что-нибудь достать из библиотеки, предоставленной в его распоряжение?

Сердце девушки забилось сильнее обыкновенного… Она стала прислушиваться: стук продолжался, и невнимательная Чекка, видно, не спешила отворить, потому что удары становились громче и нетерпеливее.

— Пойду сама, — подумала маркезина, — а то к Чекке не достучаться, пожалуй; она занята своей стряпней!

И маркезина сбежала восемьдесят ступеней с двойною легкостью молодости и нетерпения.

Но каково же было ее изумление, когда, вместо Ашиля, она очутилась перед своим братом, перед самим Лоренцо…

Удивление Пиэррины сначала похоже было на испуг. Так как маркиз ни разу не писал сестре со времени своего отъезда и полагал возвратиться не прежде поста, до которого оставалось еще две недели и притом самые шумные, самые веселые; внезапный приезд его мог означать какое-нибудь несчастие.

Люди, которым жизнь приносит более горя и неудач, чем радостей и приятностей, делаются недоверчивы и пугливы; первое слово Пиэррины было:

— Что с тобой?.. что случилось?..

— Ничего, carina [43] , - отвечал Лоренцо, принимая ее в свои объятия и крепко прижимая к сердцу, — ровно ничего, соскучился по тебе и приехал — вот и все!

43

Дорогая (ит.). (Примеч. сост.).

— Как это мило с твоей стороны! Как я люблю тебя за это, мой Лоренцо, мой добрый брат!

И Пиэррина еще раз поцеловала приезжего; глаза ее загорелись нежданным удовольствием… Но она вдруг опомнилась, и лицо ее приняло прежнее выражение боязни и недоумения.

— Лоренцо, друг мой, полно, правду ли ты говоришь?.. Карнавал еще не кончился и лучшее время его впереди: как же ты решился пожертвовать неделею гуляний и маскарадов, от которой ожидал так много удовольствия?

— И здесь будут маскарады и маски, и здесь это время будет шумно и весело… А Венеция мне успела надоесть в эти два месяца. Я подумал о тебе, пожелал тебя обнять — вот я и здесь! А все ли у вас благополучно?

— Слава Богу, слава Богу!.. Но пойдем скорее ко мне на верх: ты устал, проголодался — тебе надо поскорее шоколаду. Чекка, Чекка, беги сюда!.. брось все! смотри, какой гость у нас!.. да радуйся же, Чекка, торопись!

И маркезина с радушною живостью бегала от брата к дверям кухни, потом возвращалась, опять целовала Лоренцо и, наконец, повела его к себе.

Чекка добралась до них, запыхавшись, и, в свою очередь, принялась обнимать и расспрашивать маркиза.

— Santissima Madonna, sei tu, figlio mio? [44] Кто бы тебя мог ожидать так скоро?.. то есть не слишком скоро для нас, а скорее, чем мы надеялись… а у нас только про тебя и толку было… все думали мы с сестрой твоей: весело ли тебе там, хорошо ли?.. а ты вот и вернулся! Ну, тем лучше, тем лучше! Ma vedi un po, Pierrina, com'? hello!.. [45] Ты еще похорошел! право, честью клянусь, похорошел! Дайте на себя полюбоваться, синьор маркезе! Buon di, eccelenza! [46]

44

Святейшая Мадонна, это ты, сын мой? (ит.) (Примеч. сост.)

45

Посмотри-ка, Пиэррина, какой он красивый!.. (ит.) (Примеч. сост.)

46

Добрый день, Ваше превосходительство! (ит.) (Примеч. сост.)

— Потом, потом, Чекка! — перебила маркезина. — Успеем нацеловаться и намиловаться с нашим дорогим маркизом! Теперь вспомни, что он с дороги, напои его шоколадом, да крепким и пенистым, знаешь, как брат любит!.. Да, кстати, нет ли у тебя чего позавтракать? И надо послать сейчас за аббатом… Отправь Маттео. Как он обрадуется, добрый падрэ!

В эту минуту девушка забыла, что на свете существует кто-нибудь, кроме ее брата. Она вся предалась обычной и давней своей заботливости о нем, и если бы явился перед ней Ашиль, как ни привлекательна казалась ей беседа нового друга, она не обратила бы на него никакого внимания, покуда не исполнила бы всего, что нужно было для спокойствия и благосостояния брата.

Лоренцо принимал все эти ласки с благодарностью и любовью, но был рассеян и неловкость проявлялась в его смутных взорах. Он оглядывал каждый предмет родительского дома, как всякий, возвращающийся восвояси после отсутствия; но если бы заботливая Пиэррина успела уловить один из его взглядов, она бы легко прочитала в нем болезненное чувство, что-то похожее на замешательство и самоукор…

Хорошо, что ей было покуда не до наблюдений!

Пришел аббат; с глубоким радушием обнял своего питомца; также порадовался и подивился его поспешному возврату; стал расспрашивать про Венецию, про то, что Лоренцо там видел и делал. Маркиз отвечал уклончиво и отрывисто, беседа не клеилась… Меж присутствующими три лица сияли радостью и спокойным доверием, четвертое оставалось подернутым непроницаемою думою…

— Тебе пора отдохнуть, друг мой! — сказала заботливо Пиэррина. — Мы тебя замучили своими расспросами, эгоисты!.. Поди к себе, усни до вечера, а потом для твоего приезда сойдем обедать в сад и кончим день на террасе, — не так ли, брат?

— Да, да!.. это славно придумано, я тебе благодарен! Я точно пойду на свою половину. Но только не ручаюсь наверное, не знаю, приду ли я с вами обедать… можно ли мне будет? Меня ждут!..

Лицо маркезины омрачилось… Но она давно привыкла не стеснять брата и не мешать его удовольствиям, как бы они ни отвлекали его от нее; она поняла, что маркиз хочет быть свободен и, с утаенным вздохом, проводила его до дверей прежних комнат их отца, в которые Лоренцо переселился, по привычке итальянцев — не занимать парадного и слишком великолепного жилья их старинных дворцов.