Палач, скрипачка и дракон

Возмущенные вопли Фабиано Рокко запомнил очень хорошо. Сразу три девушки, которых он попытался отправить, попросту исчезли. В шкафу их не оказалось, и, как сказал настоятель монастыря, беседу с которым через блюдо с яблочком организовал Аргенто, там они тоже не появились.

«Надо было по очереди, – спокойно пояснил тогда Аргенто. – Мы ведь обсуждали. А теперь – Диаскол знает, где они».

Что характерно – колдун не солгал. Где находятся три несостоявшиеся монахини – это знает только Диаскол. Однако раз в году они находятся здесь. В первый год девушки были тихи и напуганы. Аргенто тогда долго с ними разговаривал, что-то объяснял про какого-то дракона – Рокко так толком ничего и не понял, его постоянно отгоняли.

Уже на следующий год все ощутимо наладилось. Девушки повеселели и, как потом сообразил повзрослевший Рокко, отбросили всякие мысли о монастыре. А у Фабиано стали получаться перемещения других желающих, чем он бывал очень доволен. Пожалуй, увидеть Фабиано довольным можно лишь раз в году – первого января, когда очередная «возлюбленная Дио» отправлялась в монастырь.

– Ты чего в подушку пялишься, дуралей? – грянул над ухом Аргенто.

Рокко спохватился, что и впрямь застыл, глядя в заткнутое подушкой окно.

– Задумался, – сообщил он.

– Врет и не краснеет!

Повернувшись, Рокко исправил оплошность – покраснел. Но не от вранья. Колдун стоял, уперев руки в бока и выпрямившись во весь немалый рост, а на нем, смеясь, висели все три девицы, успевшие поскидывать лишние, на их взгляд, предметы одежды на пол.

– Праздновать! – хором потребовали они. – Давай скорее праздновать, противный колдун!

– Идем-идем, дорогие мои, – усмехнулся в ответ Аргенто. – Сейчас я вас отпраздную, как полагается. А ты…

– Да-да, отвар от бодуна, помню! – Рокко помахал бутылкой со святой водой.

– Это успеешь. Глянь, снегу-то неплохо подвалило. Сходи, что ли, каток людям заколдуй. Уж с водой-то управишься, неуч криворукий?

– Оно нам надо? – поморщился Рокко.

– А то нет? Нас, колдунов, должны бояться очень и любить немножко. Страху-то мы прилично нагоняем, но иногда надо и добро творить. Так что давай, дуй. И чтоб до полудня меня не беспокоил, а то я тебя в нужник превращу – рука не дрогнет! И ну-ка рожу кислую убрал! Опять пакость про меня подумал? Ух, негодяй!

– Аргенто! – воскликнула Аврора Донатони. – Не смей ругать мальчика! Он такой красивый.

– Такой хороший! – подхватила Камилла Миланесе. А Лукреция Агостино, тряхнув волосами, которые колыхнулись, подобно волнам, подмигнула Рокко:

– Ты приходи потом, как этот старый развратник захрапит. Поиграем во что-нибудь.

– Я те поиграю! – Аргенто тряхнул левой рукой, на которой висела Лукреция. – Ишь, игривая! Неча мне ученика с толку сбивать. Ты со мной сперва наиграйся – первая же в небытие запросишься.

Рокко проводил взглядом облепленного смеющимися девушками колдуна и покачал головой. Отчего так вдруг тяжко на сердце? Ах, да, Энрика… Н-да, неприятно получилось. Надо было вовсе молчать, не затевать разговора того дурацкого. А теперь…

– Не влюбился же, в самом-то деле? – строго спросил Рокко, глядя на подушку.

– Не, нормально, – ответил сам себе. – Только поругались зря. Надо помириться! А там и настроение подскочит.

И, вспомнив, что Энрика всегда очень любила кататься на коньках, Рокко улыбнулся. Схватил пару склянок, рассовал по карманам, повторил по книге несложные заклинания и, насвистывая, вышел из дома.

***

По традиции, как стемнеет, в канун нового года молодые люди собирались на посиделки. В этом году облюбовали заброшенный кабак. Вопреки чаяниям, запасов спиртного не обнаружили, но все равно вечер проходил весело. Несмотря на то и дело мелькавшую за окном фигуру Нильса Альтермана – неусыпный страж следил за порядком.

Большую часть времени он стоял спиной к кабаку и смотрел на звездное небо. Интересно, думал он, почему на небе ни тучки, а снег – валит и валит? Не то чудо, не то волшебство… От этой мысли Нильс содрогнулся. Ведь на родине никто не делал разницы между чудом и волшебством. Здесь же первое – проявление воли Дио, а второе – над ней надругательство. Но как разницу-то почуять простому человеку? Только и остается – сердце свое слушать. И хотя сердце сегодня все изнылось, глядя на звезды и кружащиеся снежные хлопья, Нильс улыбался. Чудо!

Так же падал снег и в тот день, когда он решился пойти против воли короля, против устава, против даже здравого смысла. Воспоминание нагнало тень на лицо Нильса. Тьма и холод, перепуганные глаза девушки, имя которой он заставил себя забыть. Бег через лес, яростный рев чудовища, не нашедшего жертвы… У Нильса было готово укрытие, но когда он из него выбрался утром и помог вылезти девушке, глазам его предстало ужасающее зрелище.

Дымящиеся руины домов, люди, потерянно бредущие по черному от копоти снегу. Плач и стон со всех сторон. А к нему уже спешит стража. И девушка – та, что всю ночь сбивчиво благодарила его, отскочила. «Зачем ты это сделал? – закричала она. – Что теперь со мной будет?»

Этого он не знал. Не знал даже, что будет теперь с ним. Ночью все казалось единственно правильным: нельзя позволить дракону сожрать ни в чем не повинную девушку! Но теперь закрались сомнения. Сомнения превратились в уверенность, когда на суде Нильсу озвучили страшные цифры – количество погибших.

«Вы раскаиваетесь в содеянном?» – спросил судья. Нильс раскаялся от всего сердца. Что он говорил – сам теперь не помнил, но, должно быть, речь прозвучала действительно жалко и прочувствованно – лик судьи смягчился. После долгих совещаний Нильсу вынесли приговор: изгнание.

Нильс вошел в шкаф, стоящий в потайном помещении замка, дверь за ним захлопнулась, сверкнула яркая вспышка, и следующим он увидел Фабиано Моттолу. «Как я понял, – холодно сказал тот, – теперь ты готов исполнять приказы и искупать вину?»

Так началась вторая жизнь Нильса Альтермана. Жизнь, которую он не собирался упускать. Диоугодная и праведная жизнь…

– Такой снегопад – предвестник больших перемен, – раздался рядом голосок.

Нильс был хорошим солдатом, он не умел вздрагивать. От неожиданности резко повернулся и скинул было с плеча карабин, но, заметив, кто с ним говорит, успел превратить это движение в нечто вроде подтягивания ремня.

– Синьорита Маззарини?

Энрика кивнула, глядя не на него, а на небо. Почудилось, нет ли – глаза ее как-то слишком уж влажно блестят. Нильс поежился. Бросил взгляд в ярко освещенное окно – там, внутри, все в полном порядке. Не пьют, не дерутся. Через пять минут можно будет заглянуть на всякий случай, но пока… Пока от него явно чего-то ждут.

– Могу быть чем-нибудь полезен? – спросил Нильс, исподлобья глядя на Энрику.

– У меня сегодня день рождения, – отозвалась девушка.