Палач в белом
Шрифт:
– Все, пацаны! Исчезаю! Произошла ошибка! Приношу свои извинения!
Компания застыла на месте. Мой вежливый тон ошеломил их и сбил с толку. Видимо, в своей повседневной жизни они привыкли к иным оборотам, и моя речь прозвучала для них, как китайский язык.
Пока они приходили в себя, мы спустились этажом ниже и дальше уже бросились бегом, хохоча по пути, как безумные. Мы вылетели на улицу и бросились к машине. Марина смеялась так, что никак не могла попасть ключом в замок зажигания.
– Ой, не могу! – стонала она. – Твой нюх тебя не подвел! Это называется – не зря съездили! Ты
К моему смеху примешивалась изрядная доля смущения. Я представил себе, насколько нелепо и комично выглядел, сражаясь с ополоумевшей девицей, – это была сильная картина!
– Зато меня не успели ударить по голове! – с удовольствием заметил я. – Поэтому нашу поездку нельзя считать совсем уж неудачной.
Как оказалось, я несколько поспешил с выводами – неожиданно в полумраке мелькнули два зеленых фосфоресцирующих пятна, и симпатизирующая мне девица, пошатываясь, выбежала на тротуар. Заметив нашу машину, она, не раздумывая, рванула на себя заднюю дверцу и плюхнулась на сиденье. Салон наполнился сложным, но определенно пьянящим ароматом.
– Поехали отсюда! – решительно объявила девушка, вызвав своим заявлением новый приступ смеха у Марины.
Она хохотала, опустив лицо на руки, скрещенные на рулевом колесе. Наша непрошеная пассажирка посмотрела на нее с неприкрытой обидой и неуверенно сказала:
– Чего она ржет? Красавчик, скажи ей, чтоб перестала! Мне здесь уже надоело... Нужно ехать!
Мне тоже показалось, что нужно ехать. Вдогонку за девицей из темного двора выбежала вся свора – впереди на кривых ногах переваливался разъяренный Толян. Мы стояли на самом виду, на освещенном месте, и искать нас долго не надо было.
– Заводи машину! – взмолился я. – Иначе мы пропали!
Марина, все еще посмеиваясь, оглянулась назад и вдруг неожиданно и быстро взялась за дело. Движения ее сделались ловкими и точными. Мотор взревел, и «Жигули», как мне показалось, одним прыжком оторвались от тротуара и помчались вперед. В тылу раздались негодующие крики, и пустая банка, пущенная вдогонку, прогремела, ударившись о багажник.
– Ну, милая, – холодно осведомилась Марина, когда мы отъехали на безопасное расстояние. – И куда же вас везти?
Девица легкомысленно махнула на меня.
– Ты какой предпочитаешь, а, красавчик? – спросила она.
Я резко обернулся и, перегнувшись через спинку сиденья, пристально посмотрел на пассажирку. У нее было бледное, расслабленное лицо, перемазанное тушью и помадой, глаза пьяно косили.
– А зачем ты сбежала от своих друзей? – спросил я.
Девушка попыталась изобразить на расползающемся лице снисходительную гримасу.
– Они мне на-до-е-ли! – раздельно произнесла она.
– А по какому случаю гуляли? – не отставал я.
– По случаю... новоселья... – икнув, ответила девушка. – Квартиру видели? Вот Толян ее... ик!.. купил... а теперь отмывает...
– А у кого он ее купил?
– У Сашки Смирнова, – объяснила пьяная девушка. – Он там был прописан. Вообще-то он там не жил... Там у него мать жила... Ик! Он ее, значит, угробил... а хату продал...
Я схватил ее за плечо.
– Постой-постой! А откуда ты знаешь, что он ее угробил?
Пьяная фыркнула:
– Подумаешь.
Это все знают! Этот Сашка такая сволочь – родную мать не пожалеет. Вот он и не пожалел...– Так он ее сам, что ли? – недоверчиво спросил я.
– Зачем сам? – возразила девушка. – Человека нанял, и все. Сейчас за деньги кого хочешь можно угробить. Вот, например, тебя, красавчик.
– Послушай! – ласково и почти умоляюще проговорил я. – А, может быть, ты знаешь того человека – ну, которого Сашка нанял?
Девушка капризно столкнула со своего плеча мою ладонь и очень усталым голосом пробормотала:
– Да не знаю я никого! И Толян не знает. И никто. С этим Сашкой Смирновым никто дружить не хочет, потому что он – сволочь!
Я охотно поверил в это, хотя и насчет Толяна у меня тоже были определенные сомнения. Больше из девицы вытянуть ничего не удалось, она раскисла, понесла уже полную околесицу, и мы с удовольствием избавились от нее, высадив в районе Тверской.
– Ну, что скажешь? – не в силах сдержать торжество, спросил я у Марины.
– Скажу, что по второму адресу не поеду, – ответила она. – Я элементарно боюсь.
– Заскочу завтра на «Скорой», – заявил я. – Но тебе не кажется, что мы на верном пути?
Марина пожала плечами.
– Может быть, да, а может быть, нет, – безразлично проговорила она. – Что, собственно, мы сегодня узнали? Что Сашка Смирнов – сволочь? По-моему, эта характеристика слишком субъективна, ты не находишь?
– Может быть, разыскать его? Как ты думаешь? – неуверенно предположил я. – Спросить напрямую, известна ли ему фамилия Четыкин?
– А если он прямо ответит, что незнакома? – возразила Марина. – Знаешь, я подумала – а что, если этот твой Четыкин вообще ни при чем? Если эти случаи не имеют ничего общего с преступлением?
– Я нутром чувствую, что имеют! – горячо сказал я.
– Ах да, у тебя же нюх! – пропела Марина, невольно усмехаясь.
– Смейся-смейся, – обиженно сказал я. – Вот увидишь, что я был прав!
– Это как раз тот случай, – заметила Марина, – когда мне хотелось бы, чтобы ты ошибся.
Но я придерживался иного мнения. У меня действительно было ощущение, что я брожу совсем рядом с разгадкой и просто не знаю, с какой стороны вход.
Я попробовал повторить попытку уже на следующий вечер, едва заступив на дежурство. Я был слишком нетерпелив и заехал по второму адресу на «Скорой». Мы выполнили вызов и ехали назад в больницу. Нам было практически по пути, и я просто сказал водителю:
– Степаныч, будь другом – заскочим на минутку по одному адресу!
– Нет проблем! – ответил Степаныч и покатил туда, куда я ему указывал.
Праведная Инна поджала неодобрительно губы, но я на правах старшего позволил себе проигнорировать такой неопределенный жест. В конце концов, мои помыслы направлены на достижение благородной цели, и не юным девам судить меня.
В дом номер четыре по улице Маленковской я отправился, разумеется, налегке, но не снимая белого халата. В ночном сумраке моя одинокая фигура приковывала внимание окрестных жителей, но я и не собирался прятаться. Мне просто хотелось взглянуть на обитателей квартиры, где умер больной Саврасов – если, конечно, таковые имелись.