Палач

Отделение колхоза, к которому мы подошли, было животноводческим. Я увидел огромную заасфальтированную площадку с большими бетонными коробками коровников. Чуть в стороне, в зданиях поменьше, располагались службы для персонала, склады комбикорма, который подвозили с главного отделения в пяти километрах отсюда, и помещения, где держали молодняк после отела. Еще дальше, теперь уже в лесу, виднелись разрушенные камнями и выросшими елями деревянные ограждения выпасов, куда летом загоняли коров на время дойки. Все это рассказал Дима, который, как оказалось, до Первой Кары работал трактористом в колхозе.

Чем ближе мы подходили, тем яснее слышали звуки из второго от города коровника. Вой, стук, рычание, что-то еще. Рыжая, все это время кружившая под ногами, заволновалась. Она коротко и зло взлаяла, предостерегая нас от того, чтобы идти дальше. Когда мы вышли на площадку перед коровниками, я почувствовал волну страха, которую распространяют перед собой посланники ада. Но по сравнению с тем воздействием, что исходит от демона, это было ничто. Я мысленно привычно напрягся, и подступающая к горлу паника, чуть было не заставившая меня развернуться и убежать, отступила. Дима побледнел, но через несколько секунд тоже задышал нормально. Мы понимающе переглянулись: это упражнение и ему, и мне приходится делать раз в неделю.

А вот с Иванычем дело было намного хуже. Он крепился, но пот катился по нему градом, и, в конце концов, он закрыл глаза, а потом вдруг сел на корточки, обхватив голову руками.

Иваныч начал раскачиваться взад-вперед, что-то бормоча и всхлипывая, пока не зарыдал в полный голос. Это случилось так быстро и выглядело так жутко, что в первые минуты мы с Димой растерялись. Выход был только один. Мы, не сговариваясь, подхватили уже почти обмякшее тело товарища подмышки и потащили его прочь. Расстояние имеет очень большое значение. Чем дальше ты от дьявола, тем лучше себя чувствуешь. Через пятьдесят метров Иваныч задышал ровнее, через сто открыл глаза и глухо сказал:

– Все, парни, все. Дальше сам…

Мы посадили его прямо на дорогу, так чтобы он оперся спиной на большой камень.

– Извините, раскис, – виновато оправдывался он, не глядя нам в глаза. – Вы уж сами, без меня…

Рыжая заметалась, разрываясь между желанием бежать за мной и держаться подальше от коровника. Здравый смысл победил, и собака осталась рядом с Иванычем, тихонько поскуливая.

После случившегося хотелось уйти от этого места подальше. Я посмотрел на Диму, но, похоже, он ждал этого предложения от меня. Мы так ничего друг другу не сказали – оставили Иваныча отдыхать, а сами пошли обратно.

Каждый шаг давался труднее предыдущего. Я чувствовал себя ребенком, который застал взрослых за тем, что ему видеть не надо. Жутко смотреть, но оторваться не можешь.

Когда мы завернули за угол, к стене с широкими воротами, распахнутыми настежь, к звукам, которые стали громче, добавился мерзкий запах и слабый черный дым, который плотными лентами вытекал из коровника. Дым был горячим и противоречил нашим представлениям о физике. Сначала он стелился по земле, заставляя воздух над ним дрожать зыбким маревом. Затем, растекаясь широким веером по асфальту площадки и дальше, по изумрудной траве, постепенно остывал и начинал медленно подниматься, растворяясь в воздухе. Я не знаю ни одного вещества, которое при охлаждении уменьшает плотность. На ум приходит только лед, но и не верить собственным глазам невозможно.

Как только мы с Дмитрием дошли до ворот коровника, вой, грохот и рев внутри него усилился. Так же как ментальное воздействие на мозг. Честно говоря, больше всего мне хотелось развернуться и с криками ужаса бежать из этого места сломя голову. Причем голова работала, я все понимал. От этого становилось еще страшнее: как будто сходишь с ума, а у тебя в голове живут одновременно два человека. Судя по виду Дмитрия, он чувствует то же самое.

На улице светло, даже дождя нет, и для того, чтобы увидеть, что творится внутри, приходится сделать несколько шагов вперед.

Вой и рев превращаются в бурю, грохот металла закладывает уши, и я с трудом сдерживаюсь, чтобы не забиться в истерике, как Иваныч несколько минут назад.

Вонь стоит страшная. Что-то чужое, таких запахов не может быть на Земле. О том, что это бывший коровник, теперь думаешь в последнюю очередь.

Все просторное здание пусто. Загоны для коров, делившие помещения на секции, уничтожены нынешним хозяином. На полу еще валяются покореженные трубы в руку толщиной и листы перфорированного железа. Но почти все конструкции загонов свалены в огромные кучи, перегораживающие коровник в дальнем от ворот торце. Для прохода оставлен только узкий, метра полтора в диаметре, круглый лаз у самого пола. Вход в логово смещен вбок, так что одну его сторону образует правая стена, а другую и верх – плотно утрамбованный металлолом. Глаза уже привыкли к темноте, и я увидел отсветы красного в этой дыре. Стена железного мусора до самого потолка спрессована, по крайней мере, через нее не проникает ни луча света.

Дмитрий тронул меня за рукав и кивком головы показал на вход в жилище демона. У него бледные до синевы губы и, кажется, от страха даже глаза выцвели. А у меня трясутся от страха ноги, но я в который раз пересиливаю себя и делаю шаг вперед. Потом еще один и еще. Дмитрий идет рядом, стараясь касаться меня рукавом куртки. Мне тоже легче идти, зная, что товарищ рядом.

Твари за железным валом почувствовали наше приближение и начали бесноваться пуще прежнего. Интересно, что будет, если они вырвутся на свободу? Боюсь, нас не спасет даже то, что отличает нас в глазах адских созданий от других людей.

Только присутствие Дмитрия толкало меня вперед и не давало немедленно убежать.

Мы дошли до стены хлама и на карачках поползли вперед. От увиденного волосы у меня встали дыбом.

Логово демона представляло собой узкую, не шире пяти метров, нору. Наверное, с его габаритами он в ней едва умещался. Изнутри пол и стены были выложены чем-то похожим на темные колючие волокна. Присмотревшись, я понял, что это стекловата или какой-то другой минеральный утеплитель. В любом случае негорючий, иначе от жара рогов демона тут уже ничего бы не осталось.

Сразу от входа, в углу, гнили человеческие головы, сваленные в кучу. Не меньше сотни черепов, некоторые уже побелевшие, другие еще совсем свежие, но все проломленные. Дальше, уже чуть в глубине от входа, ваты было навалено чуть ли не два метра высотой, с углублением посередине. Меня чуть не стошнило, когда я понял, что это место, где демон отдыхает или спит, – я не знаю, нужно ли ему это. Почему-то сама мысль о том, что он лежит или сидит здесь в тепле, казалась отвратительной.

Чтобы увидеть, что еще есть в норе, нам пришлось влезть внутрь и встать в полный рост. Уши разрывало от какофонии, издаваемой демопсами и собаками.

Пещеру освещали четыре бочки, в которых что-то горело. Неровные слабые сполохи давали немного света, но его хватило, чтобы увидеть, что творилось в дальнем конце норы.

К бетонным фермам кровли были привязаны ржавые цепи толщиной в руку. Четыре с одной стороны и четыре с другой. На этих цепях, подвешенные на ржавых крюках, висели два демопса, так что их лапы с уродливо загнутыми когтями немного не доставали до земли. Крюки, сделанные из толстой арматуры, входили в тело адских гончих под передними и задними лапами, в районе грудины и паха. Чем больше бесновались и дергались дьявольские твари, тем глубже впивались в их тела металлические штыри.