Паладин. Свет и Скверна II

Командир Егерей метался молнией, а его клинок собирал кровавую жатву. Кровь лилась без остановки, я шёл среди трупов, держа на плече лабрис убийцы. Тяжёлый, громоздкий, но с печатями я мог им пользоваться, и пока не выкую себе иное оружие, так это и останется. Моих людей также ранили, кто-то выбыл из боя, но на этот счёт у меня всё продуманно.

— Тот, кто наставляет… Тот, кто оберегает… Услышь меня, освети сиянием своим тела смертных, благослови их дух в бой праведный, дабы несли они своё бремя и впредь… Очисти их души, даруй благословление своё и укажи путь истинный… Они служили и послужат ещё, на благо Вселенной, на благо человечества, на благо Света…

Печать Света внутри меня вспыхнула, глаза засияли белоснежным, ярким светом, а аура охватила весь внутренний двор поместья. Молитва была услышана, взвешена и принята. Свет не отказал, хотя мог. В сражении с тварями он всегда был на стороне людей, но не тогда, когда те вырезали друг друга. И не будь я капелланом Ордена Паладинов, то, скорее всего, ничего бы не вышло. Заслуг перед Светом у меня хватало и сейчас этот кредит доверия немного просел. Но не страшно, частью былой репутации можно и пожертвовать, чтобы спасти своих людей. Тем более, что молитва была не массовая, как в случае битвы у крепости, а урезанный, более слабый вариант.

Исцеляясь от ран, гвардейцы вновь взялись за оружие, а те, кто продолжал сражаться, с ещё большим остервенением набросились на обороняющихся. Я видел мёртвые тела женщин и мужчин. В броне, при оружие, со страхом на лице они умирали и их души уходили к Свету, но… Это лишние смерти, их вполне можно было избежать, если бы лишь один человек умерил свою жадность, гордыню и властолюбие. Каждый из них мог сражаться с тварями, врагами рода людского, а не погибнуть этой бесславной, бесполезной смертью. Но иначе никак, таковы правила ведения войны, для которой всё едино.

Пара гвардейцев в броне с гербом Нарышкиных, вооружённых мечами, выбрали целью меня. Я не скрывался, шёл по полю боя, но в битву не вступал. Как я уже и сказал, мои люди желали мести, и отнимать её мне не хотелось. Вот только с этой двойкой мне всё же пришлось бы замараться в крови, если бы не неожиданный случай. Раздался пронзительный свист и, не добежав до меня считанных метров, каждый из них попадал со стрелой в груди, с лёгкостью пробившей броню.

Я резко обернулся и заметил на стене человека в каких-то шароварах и тюрбаном на голове. Его смуглая кожа отчётливо виднелась в свете прожекторов и фонарей, в руке находился лук, а за поясом висел расписной колчан. Кивнув мне, этот мужчина наложил на тетиву сразу три стрелы, выпустил их, и засвистел. И каждая из них нашла свою цель. Словно заговорённые они облетали моих людей и убивали гвардейцев Нарышкиных. Этот незнакомец оказался не единственным. Фёдор сражался с тремя закованными в латы воинами, сдерживая их натиск и продавливая, но вот один из них упал, захлёбываясь кровью. Второй лишился руки, а третий ноги. Всё произошло слишком быстро, но мелькнувшую маленькую фигуру в чёрных одеяниях, державшуюся во тьме, я отследил. Как и то, что передвигался этот человек в верхних слоях Тени. Из казарм выбежала ещё группа бойцов в латах, но только они собирались вступить в бой, а Емельян приготовил своё заклинание, как им на головы, прямо с неба, с мощным грохотом, свалился самый настоящий гигант. Он был на три головы выше этих мужей, закован в тяжеленые бордовые доспехи и вооружён двуручным мечом в каждой руке. Резню, которую тот устроил, превратив с лёгкой руки в фарш всех своих противников, выдавало в нём берсерка Хладных Гор. Но нет, мир другой, а на плечах этого воина нет шкуры Билианского Медведя или Ахаранского Волколака, которые берсерки носили на плечах постоянно.

Интересно, однако, кто это решил нам помочь, но подумаю об этом позже… Главное, что эти воины сражались на нашей стороне и вносили ощутимую лепту, проливая реки крови и держась подальше от моих людей.

До дверей особняка было рукой подать, их защищал ощетинившийся огнестрелом и холодянком отряд бойцов, державших оборону. Я скинул с плеча лабрис и медленно наступал на них, оставляя позади себя, на каменной дорожке и земле длинную борозду. Первые ряды, прикрытые щитами дрогнули, свою ауру я не сдерживал. Свет струился из моего тела и внушал страх в ряды защитников, как и всполохи тёмно-зелёного огня, появившиеся на оружии.

На меня навели дула автоматов, но огонь никто не открыл. Из всех защитников эти остались последние, остальные погибли все до единого, мои бойцы встали за моей спиной. С ног и до головы покрытые кровью врага, они внушали страх и трепет, а неожиданные помощники держались чуть позади, наблюдая за тем, что будет дальше.

— Я скажу лишь раз и повторять не буду, — холодно заговорил я, а голос мой гремел среди образовавшегося побоища. — Отступите, сложите оружие и сдайтесь. Вы защищаете труса, который недостоин вашей преданности и за которого не стоит умирать. Отойдите, не мешайте, и тогда вас пощадят. Я — князь Потёмкин и таково моё слово. Решайте, у вас три секунды.

Защитники переглянулись, некоторые из них сразу же разорвали строй, бросили оружие и с поднятыми руками вышли к нам. И их никто не тронул, что послужило сигналом для остальных сомневающихся. В конечно итоге среди всех тех, кто защищал путь к крыльцу, остался лишь один человек. Невысокого роста юнец, которому не дашь больше восемнадцати зим. Он держал щит и меч, смотрел на меня широкими глазами и дрожал от страха, но не отступил.

— Я-я не могу, ваша светлость, — покачал он головой, сглотнув. — Простите, но н-не могу!

— Достойно, — кивнул я, вскинул лабрис обратно на плечо, создав порыв ветра, от которого люди шарахнулись в стороны. — Тогда подними щит повыше, сынок, и будь готов.

Парень так сделал, а я ушёл в Рывок Света, оказался сбоку от него и ударом древка по шее, вырубил его. Тот даже понять ничего не успел, упав на землю лицом вперёд. Краем глаза заметил, как воин в бордовых доспехах ткнул в бок лучника и кивнул в мою сторону. О чём они говорил я не слышал, да и не интересно мне.

— Фёдор, этого пока не отпускай, — посмотрел на бессознательного парня. — Поговорю с ним позже, как придёт в себя.

— Принято, глава! — склонил голову старый волк.

Двери я вынес с ноги, сорвав те с петель. Раздались крики прислуги, а бойцы, ворвавшийся вслед за мной, принялись выводить их. Этот приказ был строг, однозначен и двойной трактовки не нёс. Воинов гвардии я позволил убить, пусть и не желал лишних смертей обычных защитников, но слуги в их число не входили. Да, за мной много грехов, но как я и сказал Свете, я не мясник.

Мимо меня протащили орущую, плачущую женщину в бирюзовом халате, прижимавшую к груди свёрток с младенцем, а также маленькую, дрожавшую от страха девочку, чуть помладше Любавы. Дети Нарышкина, за исключением наследника, тоже останутся живы. Их дальнейшая судьба меня мало волновала, но жизнь им оставят. Таков мой приказ.

Я медленно поднялся по лестнице на второй этаж, уже зная, где моя цель. Раз в кровати его не обнаружили, а свет горел лишь в нескольких комнатах, то выбор очевиден.

Дверь выбивать не стал, а просто открыл её. И сразу скривился от вони табака, алкоголя и пота. Владелец кабинета обнаружился здесь же, как и его старший сын. Вот только если первый сидел в кресле и прожигал меня ненавистным взглядом с зачатками страха, то второй забился в угол и заскулил, стоило ему увидеть меня.

— Ну, здравствуй, князь, — стараясь держать голос ровным, заговорил Нарышкин. — Заходи, раз пришёл. Если ты так сильно хотел навестить меня, то не обязательно для этого было убивать всю мою гвардию в поместье.

Приветствовать его я не собирался, как и вступать в диалог. Не для этого я пришёл сюда и если Нарышкин думал тянуть время или заболтать меня, то ошибся.

Скинув лабрис с плеча, пробил его лезвием дорогой деревянный паркет. Положил на торец древка руки и, расправив плечи, посмотрел прямо в глаза этого человека.

— У тебя два выбора, — от моего тона он дёрнулся, но сдержал себя в руках. — Сознаться в прегрешениях и искренне покаяться, тогда ты умрёшь быстро и легко, хоть этого и не хватит, чтобы утолить мой гнев. Либо же отказаться и тогда я буду тебя жестоко судить, но в этом случае смерть твоя будет не быстрой и полна боли и страданий. Выбирай мудро, Алексей, ибо погибель твоя предрешена и живым из этого кабинета ты уже не выйдешь.